Нина Грёнтведт - Первый поцелуй

• Название: Первый поцелуй
• Автор: Нина Грёнтведт
• Издательство: КомпасГид
• Жанр: Детская проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00083-248-6, 978-5-00083-282-0

Книга «Привет, это я! Первый поцелуй» Нины Элизабет Грёнтведт — это продолжение дневника двенадцатилетней девочки Оды. Его первая часть — «Привет! Это я… (не оставляй меня снова одну…)» — вышла в издательстве «КомпасГид» в 2012 году. В новой книге, придуманной и нарисованной Ниной Грёнтведт, главная героиня все так же дружит с Хелле, иногда ссорится с младшей сестрой Эрле и пытается не сердиться на родителей (это получается с трудом, хотя она очень их любит). А еще Ода влюблена в… хотя нет, она вовсе не влюблена! Разве что совсем немножко. Или ей это только кажется? Разобраться в этом сможет только она сама, ведь поговорить с кем-то о своей первой любви очень непросто.

Многие девочки ведут дневники, записывая в них все свои чувства. Дневник Оды не исключение, и Нине Грёнтведт удалось очень точно отразить переживания своей героини. Возможно, для кого-то книги серии «Привет, это я!» станут возможностью разобраться в том, что творится в душе.

Дневники Оды переведены на многие языки и уже полюбились читателям по всему миру. В России книга «Привет! Это я… (не оставляй меня снова одну…)» вошла в список 10 лучших книг зарубежных писателей Всероссийского конкурса «Книга года: выбирают дети» 2012 года и неоднократно переиздавалась. В ближайшее время в издательстве «КомпасГид» выйдут третья и четвертая книги серии «Привет, это я!».

---

Оно такое немного холодное и шершавое.

— Ты не пользуешься гигиенической помадой? — спрашиваю я и смеюсь, отслоняясь от него.

И вдруг кто-то смеется прямо у меня за спиной. А?!! Подожди. КТО-ТО СМЕЕТСЯ ПРЯМО У МЕНЯ ЗА СПИНОЙ!!! Все мое тело застывает, пока я обнимаюсь с ДЕРЕВОМ. Я сглатываю, медленно оборачиваюсь и смотрю ПРЯМО В ЛИЦО КАКОМУ-ТО ПАРНЮ!!! Не знаю, что мне думать и думаю ли я вообще, потому что, кроме свиста в ушах, я ничего не слышу, и я не знаю, откуда этот свист, это только я его слышу или парень тоже его слышит? Я быстро оглядываюсь. Вокруг нет никого. Только я и этот мальчишка. Я стою и таращусь на него. Кто это? Откуда он взялся? Как давно он тут стоит?

— А мне тоже можно? — слышу я его голос сквозь свист в голове, и он ржет. Он РЖЕТ!!!

Я совершенно каменею, не могу говорить, думать, ничего! Я даже не могу понять, краснею я или нет. И не могу думать, смутилась я или нет, я просто… В ШОКЕ!

Парень просто улыбается, стоя прямо передо мной, мы смотрим друг другу в лицо. И он улыбается еще сильнее, а потом в глазах у него появляется такой взгляд, такой хитрый, странный и улыбающийся, и он говорит:

— А я пользуюсь гигиенической помадой. Хочешь на мне потренироваться?

А потом ПОДМИГИВАЕТ мне и складывает ГУБЫ ТРУБОЧКОЙ!!! И тянется ко мне!!!

И тут я будто оживаю, как бы отхожу от шока, отталкиваю мальчишку и бегу вниз через Большой лес со всех ног. И слышу его смех и крик «Эй, подожди!» мне вслед.

Но я не жду, я все бегу и бегу, и, по счастью, я уже сто тысяч раз была в лесу и знаю его наизусть, потому что даже не спотыкаюсь, и я добегаю до дороги, смотрю по обеим сторонам, перебегаю ее и бегу к Леску. Добежав до Обезьяньего дерева, я чуть не врезаюсь в Эрленда и еще кого-то, они висят и раскачиваются на ветках.

— Привет, Ода! — кричит Эрленд. — Смотри! Это Петер Снизу! Мы — обезьяны!

Эрленд смеется, и мальчик, висящий рядом с ней на Обезьяньем дереве, тоже смеется.

Я даже не останавливаюсь, говорю только: «Привет, Петер Снизу» прямо на ходу и бегу дальше до самого дома.

После…

И когда я потом сижу в комнате и все думаю и думаю о том, что случилось, я вспоминаю ВСЁ, что мы с деревом-Стианом сказали друг другу. Или, точнее, что Я сказала ДЕРЕВУ и что дерево КАК БЫ сказало мне. Хотя это тоже я говорила. Я была там одна, в лесу, и разговаривала с ДЕРЕВОМ! И еще целовалась с ним и… ТЕПЕРЬ я чувствую, что краснею. Кажется, что все лицо ГОРИТ до самой шеи и ушей и уши РАСКАЛЯЮТСЯ. И сердце стучит так сильно, будто меня всю трясет. Откуда вообще взялся этот мальчик? И как долго он там стоял? И как много он видел и слышал? Не знаю. И тут я чувствую, как мне ужасно, УЖАСНО стыдно. Мне одновременно и жарко, и холодно, и тошнит, и сердце бьется ЗВЕРСКИ, кажется, будто у меня температура. По-моему, я совершенно больна.

Я достаю дневник и вижу, как дрожат руки, когда я его открываю. Блин, это все, что я в состоянии подумать. И я пишу:

Дорогой дневник!

Блин. Бли-и-и-и-и-ин-н-н!!!!

И я вдруг совсем не знаю, что мне написать. Что писать о том, что только что случилось? Как писать об этом?.. Я сижу за столом и тупо смотрю в пустоту. И снова и снова думаю о том, что случилось в Большом лесу.

И чем больше я об этом думаю, тем больше мне становится стыдно. Как такое возможной Я стояла — и целовалась с ДЕРЕВОМ! И сказала дереву «Kiss те»! А тут оказался незнакомый парень, который наверняка ВСЕ слышал!!! БЛИН. Теперь никогда в жизни я не смогу больше ходить в Большой лес.

— Ода! Обед! — кричит папа с первого этажа, я закрываю дневник, запираю его, прячу ключик и спускаюсь обедать.

За обедом я ничего не говорю, только думаю о лесном происшествии. Я даже есть не могу, потому что меня на самом деле тошнит, хотя папа приготовил мой любимый обед: кусочки говядины в воке и овощи в соусе сатай![15]

— Ода? — спрашивает папа и смотрит на меня через стол. — Что-то случилось?

— Нет! — говорю я быстро. — Ничего. Не случилось чего… то есть ничего.

— Уверена? — спрашивает папа. — Ты как-то нездорово выглядишь…

Эрленд сидит жует огромный кусок мяса и тоже начинает ко мне присматриваться.

Если ты еще не знаешь, сатай — это страшно вкусным соус из арахиса и еще чего-то. Папа делает соус из арахисового масла, вместо того чтобы делать его из целых орехов.

— Да… нет, наверное, не очень хорошо себя чувствую, — говорю я.

— Ты что, заболела, Ода? — спрашивает Эрленд, смотрит на меня и передразнивает папино озабоченное выражение лица.

— Не-е-ет, меня просто немного тошнит, — отвечаю я слабым голосом, и тут кажется, я вот-вот разревусь, не знаю почему.

— Эй, Щепка, — говорит папа, наполовину приподнимается из-за стола и прикладывает руку мне ко лбу. — У тебя нет температуры?

— Не знаю, — шепчу я и чувствую, что в горле у меня застрял огромный комок.

Папа все еще трогает мой лоб, а Эрленд таращится на меня огромными глазами.

— У Оды что, температура? — спрашивает она. — Она что, заболела, папа?

— Кажется, немного теплый лоб, Щепка, — говорит папа. — Может, полежишь немного на диване в гостиной?

— Да, — шепчу я.

Я встаю из-за стола с такой сгорбленной спиной и согнувшись иду в гостиную. Папа идет за мной, идет рядом, и обнимает меня, и говорит: «Ну-у-у Щепочка…», и Эрленд тоже подходит и идет рядом с другой стороны, тоже обнимает меня и говорит: «Мы будем о тебе заботиться, Ода, правда, папа?» — и папа говорит, что конечно. И все так странно, потому что теперь я действительно чувствую себя больной, по-настоящему! Я ложусь на диван, папа кладет мне под голову две подушки, а Эрленд расправляет на мне плед. Папа гладит меня по лбу и улыбается, как может улыбаться только папа. И Эрленд тоже подходит и гладит меня по лбу. А я пытаюсь улыбнуться им в ответ, но у меня не очень получается.

— Просто полежи немного, — говорит папа. — Может, поешь потом десерт? У нас будет мороженое с арахисом и цветными конфетками.

— Да-а-а-а! Мороженое с арахисом и цветными конфетками, Ода! — кричит Эрленд.

— Не знаю, — шепчу я слабо и чувствую, что действительно не знаю, смогу ли я есть мороженое с арахисом и цветными конфетками попозже… Наверное, я на самом деле, НА САМОМ деле заболела…

Папа стоит у дивана, смотрит на меня какое-то время, и взгляд у него добрый и обеспокоенный. «Бедненькая», — говорит он, а потом они с Эрлендом возвращаются к обеду. А я чувствую себя по-настоящему бедненькой. И мне очень-очень себя жалко.

Мысли после

Я лежу на диване под пледом и слышу, как болтают папа с Эрлендом, обедая на кухне. Эрленд говорит с набитым ртом о «Петере Снизу», и что он так классно играет в обезьян на дереве, и т. д., и т. п., а папа говорит «ну да», «вот как» и «как интересно».

Я вдруг вспоминаю, что Бильяна сказала «мальчики», а не «мальчик», когда разговаривала со мной перед Зеленым домом. И что детский голос кричал: «Убери Филиппа!» изнутри дома. Наверное, этот Филипп — малыш из песочницы, а Петер Снизу (как Эрленд называет мальчика с Обезьяньего дерева) и был тот, кто кричал: «Убери Филиппа!» То есть в Зеленый дом въехало ДВА мальчика. Петер и Филипп. Скоро их будет трое, считая малыша в животе Бильяны. Я лежу на диване и чувствую, что улыбаюсь. Я довольна своей прекрасной детективной работой. (Не напрасно мы с Хелле годами играли в шпионов и детективов на Платформе!)

Но тут я снова вспоминаю парня в лесу. Кто он? И откуда? И почему он так вдруг оказался в лесу? Эх, была бы Хелле дома, я бы ей все рассказала. Я достаю мобильник из кармана и пишу сообщение: «ВНИМАНИЕ! Встретила СТРАННОГО парня в лесу, он…» — но удаляю сообщение и убираю мобильник обратно. Ведь что я могу рассказать Хелле? Что была одна в лесу и представляла, что дерево — это Стиан, ее брат, и говорила с «деревом-Стианом» и ЦЕЛОВАЛАСЬ С НИМ?! Нет. Этого просто НЕЛЬЗЯ рассказывать. Никому. Даже Хелле, моей самой лучшей подруге. Потому что это слишком стыдно. (Я чувствую, как снова краснею от одной мысли.) Я никогда раньше не видела этого парня в Большом лесу. Никогда в жизни. И вдруг я думаю: что, если это было такое разовое происшествие и я его больше никогда не увижу! Так же может быть! Может, он просто заблудился в лесу, а потом снова нашел дорогу домой. А дом у него на другой стороне склона, может, даже на другой стороне фьорда, ДАЛЕКО-ДАЛЕКО отсюда.

— Как дела, Ода-Щепка, чуть получше? — говорит папа, и я поднимаю взгляд.

Передо мной стоят папа и Эрленд, вид у них добрый и вопрошающий.

— Да, — говорю я, потому что чувствую себя немного лучше.

Папа ставит поднос с мороженым, блюдца, ложки, чашки и чайник на столик в гостиной передо мной. Эрленд держит в одной руке плошку, полную цветных конфеток, и плошку с арахисом в другой.