Наталья Калинина - Ужин с соблазнителем

• Название: Ужин с соблазнителем
• Автор: Наталья Калинина
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00633-0

Русская девушка Лариса, приехавшая погостить в старый ирландский замок, никак не могла поверить, что в нее влюбился таинственный незнакомец потрясающей внешности, манерами напоминающий героев рыцарских романов. А когда наконец поверила, оказалось, что и сама не на шутку увлеклась этим странным молодым человеком. Но в краю старинных преданий, привидений и сладкого обмана судьба преподносит самые невероятные сюрпризы…

---

Так что же все-таки в этой сумке?..

Мое воображение рисовало пачки долларов, золото, бриллианты. Но в таком случае сумка должна быть тяжелой. Сумка была легкой — я сама выгружала ее из моторки.

Козлик спал, поставив сумку в изголовье. На день он убирал ее в бабушкин комод, который запирал собственноручно на ключ и вручал его бабушке Тане. Он наверняка знал, что старухи ее склада характера праздным любопытством не мучаются.

Я же просто-таки сгорала от этого любопытства.

Мне все никак не удавалось решить это уравнение хоть и с одним, но уж больно загадочным неизвестным.

Как-то Козлик заявил, что желает съездить в город на экскурсию и что, если я не возражаю, может и меня с собой взять.

— Но для этого, — с умным видом изрек он, — с подушкой придется проститься на рассвете.

— И с сумкой тоже, — парировала я, бросив многозначительный взгляд в ее сторону.

— Сумка поедет со мной, — не терпящим возражений тоном заявил Козлик.

Автобус отходил в половине пятого.

В это дурацкое время мы с Козликом уже сидели рядышком на продавленной кожаной лавке, которую мне пришлось брать с боем — не в меру интеллигентный и вежливый Козлик все пропускал и пропускал вперед здоровых и далеко не древних старух с большими плетеными корзинками. Таинственная адидасовская сумка стояла у нас на коленях, подпрыгивая вместе с нами на ухабах.

Скоро Козлика укачало. Сиганув через расставленные в проходе корзинки, он забарабанил в стекло кабины водителя и, выпрыгнув из автобуса почти на ходу, бегом пустился в придорожную лесопосадку.

Я вздохнула от жалости к Козлику, расстегнула «молнию» и запустила туда свою дрожавшую от нетерпения руку.

Шуршащий полиэтилен, грубая ткань, какие-то коробочки… Фу, ну, конечно же, это лезвия — Козлик аккуратно бреется каждый вечер. У Козлика всегда такие мягкие гладкие щеки. Чудак, возит в сумке новые джинсы, всякие фирменные маечки, а сам ходит, как хиппи, — вчера я зашивала на животе его майки здоровенную дыру. Что ж, каждому свое.

Вот тебе и тайна.

Я испытывала опустошительное разочарование.

Козлик вернулся в автобус бледный. Мальчишки хихикали и показывали на него пальцами. Среди них, к счастью, не было его козлят. Он уселся рядом со мной, схватил сумку и закрыл глаза, приготовившись стойко терпеть грядущие муки.

— Хипуешь, Козлик. — Я ехидно усмехнулась. — А ты не знаешь, кто был родоначальником движения хиппи?

Козлик приоткрыл левый глаз и лениво скосил его в мою сторону.

— Гоголевский Плюшкин, — с гордым самодовольством заявила я. — А ты лишь его жалкое современное подобие.

В чем-в чем, а в сообразительности Козлику не откажешь. Он мгновенно оценил ситуацию. Он отвернулся от меня с презрительным видом и осуждающе забарабанил пальцами по своей сумке.

— Я пошутила, — поспешила я на попятную. — Все потрепанное и потертое идет тебе больше, чем новое. Понимаешь, у тебя такой тип и вообще… Ну да, я слышала, в Америке считается дурным тоном идти в гости или в театр во всем новом, — лепетала я.

Козлик продолжал дуться.

— А еще я видела в одном фильме, как парни, прежде, чем надеть новые джинсы, топтались по ним в грязных ботинках. Послушай, если хочешь, я тоже могу потоптаться. Ну, чтобы, к примеру, ты мог надеть новые джинсы. Мы намочим их в Дону и положим на солнышко, а потом я станцую на них какой-нибудь экзотический танец. На той косе за вербняком, где нас никто не видит…

Козлик глядел куда-то мимо меня. У него было отрешенное выражение лица.

Можно было подумать, что мы приехали в город для того, чтобы посетить базар. Так это или нет, но Козлик обошел его вдоль и поперек по крайней мере два раза. Зачем-то приценился к грушам — дома свои чуть ли не в рот падают. Торгующей кроличьими тушками бабке шепнул на ухо что-то такое, отчего она закатила к небу глаза и быстро перекрестилась.

— Серая публика, — сплюнув себе под ноги, заключил Козлик. — Непросвещенные массы. Словом, спекулянты-дилетанты.

Вдруг он схватился за голову, потом согнулся пополам.

— Туалет вон там, под акацией, — подсказала я.

— Угу. — Козлик рысью бросился к туалету. — Ты погуляй, попей водички, — сказал он, задержавшись на пороге. — Похоже, я заторчу там всерьез и надолго.

Он сообщил это таким невозмутимым тоном, словно шел за хлебом в магазин.

Часы показывали всего четверть восьмого, но пекло стояло ужасное.

Я слонялась по базару, проклиная себя за то, что приехала в этот дурацкий город.

В без пятнадцати восемь я уже проклинала тот день и час, когда встретила Козлика.

В без пяти восемь я запаниковала не на шутку и стала отыскивать в толпе милиционера.

На мою беду, в тот злополучный день наряд милиции на базаре состоял из двух молодых дочерна загоревших женщин.

Не стану же я просить их зайти в мужской туалет и узнать, что стряслось с «моим внезапно заболевшим дядюшкой».

Наконец в восемь минут девятого из туалета вышел здоровый, излучающий самодовольную радость Козлик.

Моя обвинительная речь, приготовленная в течение долгих и утомительных скитаний по базарному пеклу, так и не была произнесена — Козлик вдруг шмыгнул в дыру в заборе и поманил меня пальцем, уже находясь с другой его стороны.

Мне следовало бросить его ко всем чертям на месте и тем самым поставить точку в наших и без того уже слишком далеко зашедших отношениях.

Он того вполне заслужил.

Вместо этого я как дура повиновалась призывному жесту его длинного интеллигентского пальца.

— Ну, прости меня, — шепнул он мне в самое ухо, когда я оказалась рядом с ним в душной тени пыльных кустов сирени за забором. — Это в последний раз, понимаешь? Как говорится: переболел-перемаялся. Теперь чист, как стеклышко. И снаружи, и изнутри. Только не дуйся на меня, ладно? Айда, познакомлю тебя с местной архитектурой. Эй, шеф, тормози лаптем — не видишь, что ли? Моя дама совсем раскисла.

Мы петляли по городу часа полтора, если не больше. Шофер останавливал машину возле каждого облупленного, засиженного голубями особнячка, и я, разинув рот, прилежно глазела на сию достопримечательность местной архитектуры, втайне проклиная навязанную мне Козликом дурацкую роль любознательной туристки.

— А теперь, шеф, вези нас к вашему главному храму, — потребовал Козлик, когда я уже тихо умирала от жарищи и скуки. — Я с вашим батюшкой семь лет на одной парте штаны протирал, зато он благодаря мне пятерки по математике имел. А попу, как ты знаешь, без математики убытки одни. Так что он передо мной весь в долгах. Если мне не изменяет память, сия святая контора на Пионерской улице расположена. Ну, ну, поглядим, как поживают эти толстопузые пионеры. Давай, шеф, подруливай к парадному входу.

Я еще никогда не видела Козлика таким оживленным и развязным.

Если у меня будут когда-нибудь дети, ни за что не отпущу их ни на шаг от себя. Особенно в неполных пятнадцать лет. С детства начну им долдонить: не доверяйте веселым всепонимающим дядькам, слушайтесь родителей, и только родителей. Кто-кто, а они все-таки в состоянии отличить добро от зла.

Своих детей я постараюсь уберечь от приключений, подобных свалившимся в то лето на мою голову.

Ну, а маме я все-таки благодарна за то, что она меня от них не уберегла.

Итак, мы с Козликом очутились в просторном залитым солнечным светом храме.

В дальнем от входа углу бормотал что-то неразборчивое чернокудрый молодой человек в темном балахоне. В церкви я была давным-давно — еще в глубоком детстве — и сохранила об этом посещении самые обрывочные воспоминания. Дело в том, что меня окружали неверующие, среди которых попадались даже воинствующие атеисты. В тот момент я почувствовала покой и защищенность. Я закрыла глаза и целиком расслабилась.

Не знаю, где в это время находился Козлик, и сколько прошло времени.

Я медленно шла вдоль стены, с которой на меня глядели чистые и мудрые глаза святых. Я подумала о том, что они жили какой-то особенной жизнью. Потому у них такие красивые и добрые глаза. Но ведь это всего лишь чьи-то рисунки. Я тоже могу такое нарисовать… Я поежилась, вспомнив своих инвалидов. Почему я с детства рисую всяких уродов? Может, у меня что-то с психикой?..

Я не успела закончить свою мысль. Я оказалась возле неплотно прикрытой двери. Естественно, я не могла не заглянуть в нее.

Я увидела широкоплечего мужчину в черном пиджаке с такой же, как у Козлика, адидасовской сумкой на плече.

До этого он стоял ко мне спиной, но вдруг повернулся вполоборота. Я узнала нашего с Козликом попутчика, хотя не увидела на его щеке никакого шрама.

Для меня тут же померкли все эти прелестные картинки на стенах, осененные огоньками тоненьких свечек. Перед глазами была одна-единственная: лжеинвалид склонился над сундуком с церковными сокровищами и собирается переложить их в свою большую сумку. Причем одной рукой он открывал сумку, а другой тянулся к сундуку.