Олег Смыслов - Житейская правда войны

• Название: Житейская правда войны
• Автор: Олег Смыслов
• Жанр: О войне
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-8450-0

Новая книга О.С. Смыслова — попытка заглянуть сквозь призму истории в годы Великой Отечественной войны и посмотреть на ее житейскую правду. Она потому и житейская, что в ней присутствуют точно такие же ситуации и проявляются точно такие же человеческие качества и эмоции, как и в мирной жизни. В книге двенадцать историй, но каждая из них, по сути, документальна. В этих историях нет вымышленных персонажей, а все факты основаны на свидетельствах очевидцев и документах. Каждая история — это рассказ о нелегких военных годах, о судьбах военнослужащих. Среди героев книги — солдаты и офицеры, асы-истребители, политработники и генералы.

---

Сам я был цел, но хорошо помят. Моей первой мыслью было: я раздавил экипаж… Дело в том, что на марше экипаж, как правило, сидит не в утробе машины, а на трансмиссии — на теплом месте позади башни, укрывшись брезентом. Однако оказалось, что все живы, — их швырнуло при перевороте, как из катапульты, вперед на землю. Теперь командир, лейтенант Куц, кричал откуда-то снаружи:

— Ария! Ты живой?

— Вроде, — отвечал я. — А как ребята?

Затем я выбрался через донный (но ставший потолочным) “десантный” люк и осмотрелся. Зрелище было впечатляющее. Танк стоял на башне, задрав гусеницы. Ствол пушки торчал снизу, от земли. Ни разу за всю войну я не встречал более танка в такой противоестественной позиции. Мы молча взирали на своего поверженного боевого друга.

Комбат возник тут же, как черт из табакерки. Он объяснил мне по-русски все, что обо мне думает, и приказал:

— Оставляю для буксира одну машину. К утру чтоб мне вытащить наверх, привести в порядок и следовать за нами. Не сделаете — расстреляю!»

За дело экипаж взялся лихо: за ночь вырыли дорогу наверх, с помощью буксира танк поставили на место, разгрузили от завала внутри и, наконец, с божьей помощью завели. Через час «на перекур» Т-34 рванул за колонной, а к середине дня, преодолев брод, догнал ее.

На первом привале обнаружилась течь в маслопроводе. Кое-как, с помощью подручных средств, устранили. Еще через пятьдесят километров после краткой остановки машина больше не завелась. Вызванный специалист поставил диагноз скоро: «Нужно менять движок, для этого нужен стационар. Сидите пока здесь, я доложу, завтра пришлю буксир». Колонна ушла, а экипаж остался. Смертельно уставший механик-водитель хорошо запомнил, как в припорошенной снегом степи мела поземка. Вокруг ни деревца, ни кустика и только вдалеке два сарая.

О том, что приключилось дальше, Семен Львович рассказывает с юмором. Но это сегодня. А тогда явно было не до смеха: «Сидеть в ледяном танке невозможно. Попытались соорудить подобие шалаша, набросив брезент на пушку. Внутри для видимости тепла зажгли ведро с соляркой. Кое-как поели. Через пару часов нас было не узнать от копоти.

— Так, — подвел итог лейтенант, — не подыхать же здесь. Идем ночевать туда, — он махнул рукой на черневшие вдали сараи. — Труба там есть, значит, есть печка. Солома тоже наверняка осталась. У машины оставляем пост. Тебе нужно отоспаться (он кивнул мне). Поэтому ты первым и отстоишь полтора часа — ия пришлю смену. Зато потом всю ночь будешь кемарить.

И я остался у танка с ручным пулеметом на плече. Во тьме мучительно тянулось время. Взад — вперед. Взад — вперед. Прислоняться нельзя — смыкаются веки. Но ни через полтора, ни через два часа смена не появилась. Сморенные усталостью, они, видимо, спали каменно. Дал очередь из пулемета — никакого эффекта. Нужно было что-то делать, иначе я просто замерз бы насмерть. Да и ноги уже не держали.

Я запер танк и, спотыкаясь, побрел по заснеженной стерне в сторону сараев. С трудом разбудив спавшего на соломе лейтенанта, сказал ему, что так не делают. Был поднят со своего ложа угревшийся, плохо соображавший Рылин и выпровожен с пулеметом за дверь. Не раздеваясь, я рухнул на его место и тотчас провалился в сон.

Рылин постоял на холодном ветру — и нарушил присягу…

На рассвете мы вышли из сарая, браня проспавшего свою смену Верещагина. Глянули на дорогу — танка нет. Нет танка. Украли. Рылина тоже нет. Нашли его в соседнем сарае, где он мирно спал, обняв пулемет. Когда ему обрисовали ситуацию, он как ужаленный выскочил наружу проверить. А убедившись, сообщил, что, оказывается, придя ночью на место и обнаружив полную пропажу объекта охраны, вернулся и лег досыпать. На естественный вопрос, почему всех тут же не поднял по тревоге и почему завалился в другой сарай, объяснил, что не хотел беспокоить.

Эта версия, несмотря на полную ее абсурдность, полностью снимала с него немалую вину. Поэтому он стоял на своем твердо и врал нагло, глядя нам троим в глаза. Поскольку опровергнуть эту чушь было, кроме логики, нечем, крайним для битья оказывался я, бросивший свой пост часовой. И лейтенант Куц — как командир, отвечающий за все.

С тем и побрели мы по широкому кубанскому шляху, по мерзлым его колеям, с чувством обреченности и без вещей.

Протопав в полном молчании километров десять, мы добрались до околицы обширной станицы, где и обнаружили следы своего злосчастного танка. Оказалось, что шустрые ремонтники, приехав ночью и найдя танк без охраны, открыли его своим ключом, а затем и уволокли на буксире. Конечно, они видели полевой стан и понимали, где экипаж, но решили немного пошутить…

Эта шутка в сочетании с упорной ложью нашего боевого товарища и друга Рылина обошлась нам дорого. Комбриг за все наши дела приказал отдать лейтенанта Куца и меня под трибунал и судить по всей строгости законов военного времени, что после недолгого следствия и было сделано».

А БОЙ КОНЧИЛСЯ ТАК

Всего пятнадцать минут понадобилось трибуналу стрелковой дивизии в составе трех офицеров, чтобы осудить командира танка, лейтенанта Куца и механика-водителя, старшего сержанта Ария «именем Союза Советских Социалистических Республик» к семи годам исправительно-трудовых лагерей, что заменялось в годы войны одному — штрафным батальоном, а другому — штрафной ротой. Куцу, как старшему, выдали документы на двоих и еще на одного осужденного, мордатого старшину. Все аккуратно было уложено в конверт, запечатанный сургучом, который они должны были доставить в отдел комплектования штаба армии. Втроем они и двинулись в путь искупать вину кровью.

Путь был не близким, не простым и голодным. Но в одной станице путников пожалели две старухи, позволив сварить каши, дали по стакану молока и разрешили переночевать. Утром штрафники снова отправились в дорогу. Почти у самого последнего дома Ария решил сходить «подумать до ветру». Лейтенант и старшина остались ждать. А когда механик-водитель вернулся, то никого не нашел. Его командир и незнакомый солдат исчезли вместе с трибунальним пакетом. Он до сих пор не знает, что произошло в тот момент…

И снова дорога через Дон к Ростову… Все же он нашел то, что требовалось найти законопослушному солдату, где его принял старший лейтенант Леонов, командир взвода штрафной роты.

«В три часа ночи “взводный Леонов, еще не убитый”, велел всем поняться на бруствер и без единого звука двигаться вперед.

— Никаких разговоров. Огонь только после сближения и только по моей команде. С Богом, ребята, мы их одолеем!

И старлей Леонов повел своих бойцов вниз по полю.

Было уже начало марта, снег сел, и нога не проваливалась в него. Мы удачно, незамеченными, прошли большую часть своего пути. Но шорох множества ног все равно звучал в тишине, и за сотню метров от реки мы были обнаружены».

С немецких позиций взлетели осветительные ракеты. По полю хлынули зеленые и красные струи очередей. («Мы залегли и начали отвечать, целясь туда, где были истоки этих струй. Но наш редкий ружейный огонь был несравним в этой скорострельной лавиной, методично обрабатывавшей свою ниву. В редкие промежутки между очередями мы по команде взводного вскакивали и успевали сделать несколько прыжков вперед, чтобы снова пасть в снег, спасаясь от очередного светящегося веера».)

«Взводный Леонов, еще не убитый», все поднимал и поднимал их, своих бойцов, в бессмысленные и безнадежные атакующие броски. Ария все время был рядом с взводным. Следовал за ним по пятам, откликался на все его крики и стрелял, стрелял туда, куда велел взводный Леонов. Семен уже было совсем поверил в том бою в свою неуязвимость, прыгнул вперед без взводного Леонова, и тогда тот закричал: «Стой! Там мины!»

…Потом атака захлебнулась. Она не могла не захлебнуться. Позже Ария узнал: приказ штрафникам о рукопашной схватке и о взятии той немецкой позиции перед Вареновкой был «для балды». Подлинная цель: разведка боем. («Ценой атаки вызвать на себя и засечь огонь пулеметных гнезд и других оборонительных узлов противника. Нас обманули, нам не сказали даже о минном поле у реки. В этом обмане по долгу службы участвовал и наш грешный взводный. Грешный и святой».)

Но об этом Ария узнал… позже. А бой кончился так. Немцы почему-то не стали прошивать контрольными очередями поле, на котором неподвижно лежали штрафники. Близился гибельный рассвет. И тогда «старлей Леонов, все еще не убитый», почти шепотом передал по цепи: «Отходим ползком. Ни звука». Из того боя не вернулись девять бойцов. Около трети их взвода.

Прошло два дня. Арию вызвали к командиру роты. Командир сказал: на вас подано представление о снятии судимости, от меня благодарность. Ария должен был тотчас же направиться в распоряжение начштаба полка. Попросил разрешения проститься с бойцами и командиром взвода. Капитан Васенин потемнел лицом и вышел из блиндажа. «Нет больше старшего лейтенанта Леонова, — сказал тихо писарь в углу, — расстрелян по приказу командира дивизии». — «За что?» — «За самовольный отход с поля боя. Без приказа взвод отвел», — читаем у 3. Ерошок.