Шамиль Идиатуллин - Город Брежнев

• Название: Город Брежнев
• Автор: Шамиль Идиатуллин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-389-12775-3

В 1983 году впервые прозвучала песня «Гоп-стоп», профкомы начали запись желающих купить «москвич» в кредит и без очереди, цены на нефть упали на четвертый год афганской кампании в полтора раза, США ввели экономические санкции против СССР, переместили к его границам крылатые ракеты и временно оккупировали Гренаду, а советские войска ПВО сбили южнокорейский «боинг».

Тринадцатилетний Артур живет в лучшей в мире стране СССР и лучшем в мире городе Брежневе. Живет полной жизнью счастливого советского подростка: зевает на уроках и пионерских сборах, орет под гитару в подъезде, балдеет на дискотеках, мечтает научиться запрещенному каратэ и очень не хочет ехать в надоевший пионерлагерь. Но именно в пионерлагере Артур исполнит мечту, встретит первую любовь и первого наставника. Эта встреча навсегда изменит жизнь Артура, его родителей, друзей и всего лучшего в мире города лучшей в мире страны, которая незаметно для всех и для себя уже хрустнула и начала рассыпаться на куски и в прах.

Шамиль Идиатуллин – автор очень разных книг: мистического триллера «Убыр», грустной утопии «СССР^™» и фантастических приключений «Это просто игра», – по собственному признанию, долго ждал, когда кто-нибудь напишет книгу о советском детстве на переломном этапе: «про андроповское закручивание гаек, талоны на масло, гопничьи „моталки“, ленинский зачет, перефотканные конверты западных пластинок, первую любовь, бритые головы, нунчаки в рукаве…». А потом понял, что ждать можно бесконечно, – и написал книгу сам.

---

Устала вот, это да. Эстафета после работы да на голодные ноги слегка выматывает, даже если бегаешь пятнадцать лет подряд. Вернее, первые пятнадцать лет как раз было легко, а сейчас все потяжелело. И сумки, и жизнь, и сама Лариса, к сожалению.

Раньше продукты выкидывали с утра и можно было отпроситься на обед пораньше и ухватить кусок пожирней. Но работяги – кажется, тетки с агрегатного завода – написали в партком кляузу насчет того, что они-то сбегать с производства не могут, а к вечеру в магазинах не остается ни мяса, ни колбасы, одни кости со шкурами да дорогущая ветчина, к тому же магазины в шесть закрываются. В парткоме хмыкнули и позвонили в райисполком, оттуда дали команду в управление торговли – и магазины стали работать до восьми, дав старт вечерним гонкам.

Наверное, так справедливей, думала Лариса с досадой, давя желание отловить какую-нибудь авторшу кляузы и спросить ее доверительно: «Ну что, мать, легче тебе стало? Все равно ведь с завода к магазину успеваешь в лучшем случае в восьмом часу, когда на прилавках одни копыта да срезки. И тебе не легче, и нам тяжелее».

Зато справедливость. Она часто такая, когда всем только хуже, и почти всегда «зато». Хотя за что, не очень понятно.

Но есть и хорошее «зато». Зато стало поменьше рейдов ДНД и БКД. По весне невозможно было выйти из конторы, сразу набегала парочка с красными повязками и вопросом: «Почему не на работе?»

И зато дом теперь рядом с магазином. Спуститься по ступенькам, пройти по тропинке через диковатый газон, перейти дорогу, пересечь полупустырь – и вот он двор, уже привычный, вот она, жужжащая трансформаторная будка, и вот он голос, родной и истошный. Будто режут его – не голос, конечно, а Артурика ненаглядного. Вопит так, что горло того и гляди лопнет, олух.

– За костыли не отвечаю!

Какие еще костыли, обеспокоенно подумала Лариса и поспешно пошла к будке, из-за которой и вылетали крики – Артурика и еще десятка мальчишек, один другого громче.

За будкой была асфальтовая площадка, сейчас расчерченная мелом. На самом ее краю, спиной к жужжанию и вплотную к кирпичной стенке, незнакомый толстый мальчик растопырился в позе хоккейного вратаря над белым пластиковым флаконом из-под шампуня «Ак каен», время от времени вопя:

– На три метра, как от ветра!

В руках он держал, как клюшку, длинную бежевую палку с полустертой надписью «ЭФСИ». А впрочем, это и была клюшка с отпиленным пером.

Такими же палками вооружились топтавшиеся у противоположного края площадки, а то и на лысом газоне мальчишки, человек семь, в том числе Ларисин ненаглядный сыночек. Палки они держали не как клюшки, а как копья или городошные биты и явно собирались их метать. В толстого мальчика.

– Так, – вполголоса сказала Лариса, переложила тяжеленную авоську в другую руку и крикнула: – Артур! Иди-ка сюда.

Мальчишки разом посмотрели на нее – без особого интереса и страха. Раньше такой окрик действовал сильнее. Так они все выше меня, чего им тетку с авоськой бояться, подумала Лариса с некоторой растерянностью, рассердилась на себя, на наглых акселератов и на Артурика, который, предусмотрительно отдав палку одному из приятелей, без особой спешки шагал к матери. Ладно хоть переоделся – а то пара его дружков так в школьной форме и примчалась палками махать, пионерские галстуки только сняли – ну или выросли уже из них. Ох, и Артурик ведь тоже.

– Привет, мам, – сказал сын без особой охоты.

– Привет-привет. Что это такое?

– Где? А, ну, играем.

– Что это еще за игра такая?

– Палки.

– Что?!

– Ну, банки. Или палки, по-разному… В общем, один стоит там, банку защищает, остальные должны сшибить.

– Мальчика?

Артур хмыкнул и повел плечом.

– Руки-ноги переломаете, без глаз останетесь, – продолжила Лариса сердито. – Или стекла вон выбьете.

– Ага, это самое страшное. Мам, ну мы специально здесь играем, чтобы ничего не разбить и все такое.

Артурик развернулся и для убедительности повел рукой. Пацаны тоже закивали и принялись жестикулировать вразнобой. Так-то лучше, подумала Лариса, но суровости не убавила:

– Кто вообще вас этому научил? Это здесь так играют?

– Это везде так играют, – оскорбленно сообщил Артурик. – Мы, между прочим, и в семнадцатом, и в лагере играли, а если ты не видела…

– А нельзя в нормальное что-нибудь поиграть? – оборвала его Лариса. – Городки там…

Она запнулась, пытаясь вспомнить игру, безоговорочно соответствующую критериям нормальности в рамках воспитательной беседы. Вспоминались только «резинки» и «пристенок», но их предлагать Лариса резонно не рискнула – хоть резоны и были довольно разными.

– В лапту, ага, – с готовностью подхватил Артурик. – Или в это, в чижа. Ты сама-то в это играла?

Лариса с готовностью соскочила со скользкой темы:

– Я же не мальчишка тебе была.

– А кому ты была мальчишка?

– Артур, не начинай.

– Мам, ну че сама-то. Ну нормально играем, сто лет, мы ж не мелкие, блин. Мяча-то у нас нет, в квадрат играть.

– А просто в футбол?

– Бли-ин. Мам, ну чего ты как эта. Ну нет мяча, говорю же. Потом, стекла выбьем, сама же первая будешь… А поля тут нет, коробку еще не построили, в школу нас не пускают, на детскую площадку не пускают…

– Зачем вам детская площадка?

– В магнитик играть, – сказал Артурик, чуть помедлив, и воровато зыркнул на заржавших мальчишек – они, впрочем, тут же принялись шикать друг на друга и перепинываться.

– Ну а без… палок вообще нельзя?

– Можно. В «жопу к стенке», но это…

– Я тебе дам сейчас «жопу к стенке».

– Мам, давай потом, а? – нетерпеливо сказал Артурик, оглядываясь на мальчишек. – Я пойду, а?

– В палки играть? – устало уточнила Лариса, перехватывая авоську правой рукой.

– Ну мам, я майор уже, мне до полковника два броска осталось.

– А уроки ты сделал?

– Блин, ну вечером сделаю. Мам, ну я побегу, а? Что мы тормозим-то всех?

– Мог бы помочь матери-то, – отметила Лариса, тяжело шевельнув авоськой, которая тихонько пыталась прорезать ладонь до кости.

– Мам, ну нас уже щас всех домой загонят. Я потом помогу, ладно?

– Ну да, я еще раз выйду с сумкой на бис, и ты поможешь. Ладно, беги. В восемь чтоб дома был.

– Ага, – сказал Артурик и умчался навстречу воплям и стуку клюшками по асфальту.

Лариса побрела к подъезду. Ей стало тоскливо – как было тоскливо в тихом левом уголке души последние лет семь, с того самого дня, как она впервые продела бельевую резинку в дырку квартирного ключа, повесила эту резинку на шею сыну и выпустила его гулять – одного, вместе с такими же пацанами с ключами на резинке. Такие у наших детей крестики, сказала однажды Ларисе соседка Вера. Лариса и не поняла, пока Вера не выдернула из-под кофточки собственный нательный крестик, золотой и маленький. У самой Ларисы крестика, конечно, сроду не водилось, она с детства привыкла к тому, что их только бабушки носят – ну и цыгане, которых она видала на базаре.

А у детей, значит, вот такие теперь.

Сама на сына ключик повесила – и сама его выпустила в эти идиотские игры, к чужим пацанам, к бутылкам с карбидом, ферроцериевым бомбочкам и стройкам с залитыми водой глинистыми котлованами, с торчащей арматурой, с черными катакомбами нижних этажей и вскрытыми лестницами верхотуры, к декорациям, в которых творились ужасы, то и дело превращавшие скучные заседания комиссии по делам несовершеннолетних в какой-то заграничный кошмарный фильм, каких в кино даже после шестнадцати не показывают.

Самые дикие дворовые игры на фоне этих декораций и впрямь были совсем не страшными, прав Артурик. Главное – что тут он, под боком, из окна не увидишь, так со второго крика выдернешь, чтобы встал, как лист перед травой. И сразу на сердце спокойней.

Лариса иногда вспоминала, как в детстве моталась до соседнего поселка в магазин или в кино, и с запоздалой оторопью ставила себя на место собственной матери. Убила бы ведь. Сразу и быстро.

Времена другие были, напомнила себе Лариса, вваливаясь в душную, напеченную за день квартиру. Попроще и победней. Зато одной курицей вся семья неделю питалась, а тут трем человекам на день вряд ли хватит, придется сразу и картошку с курицей тушить, и гуляш ставить.

И вот вам здрасте, милая Лариса Юрьна, а картошки-то и нету. Несколько скукоженных клубеньков растопырились белыми ростками в шкафчике под кухонной раковиной, будто скелеты морских мин, а иных запасов дома не было.

Можно, конечно, сгонять в овощной, пока не поздно, самой или Артурика отправить – хоть какая-то польза будет от человека сегодня. Но это ж скандал и обида, да и поздновато уже – не в смысле темнеет, до этого еще далеко, – а в смысле не успеет к закрытию. Да и резона нет: за день всю сколь-нибудь приличную картошку выгребли наверняка, в бункере одна гниль осталась.

Значит, будет Артурику задание на завтра. А сегодня исходим из того, что не было бы счастья. Сделаем все по-умному и по-экономному, как невольный кум города велел. Курочку мы располовиним, одну половину спрячем в морозилку, а из второй сварганим супчик – супчиков давно не было, а Вадику они нужны. На супчик картошки хватит, лук с морковкой есть и вермишель-паутинка на заправку. Вадик, правда, бурчать будет, что не татарская лапша, но ее заводить – это ведь мороки на полтора часа, и все равно нарезать так тонко, как свекровь умеет, не получится, так что и в этом случае Вадик бурчать будет. Из двух бурчаний мужа надо выбирать то, что связано с меньшими трудозатратами.