Сергей Кравченко - Кривая Империя Книга 1-4

• Название: Кривая Империя Книга 1-4
• Автор: Сергей Кравченко
• Издательство: Издательства: Яуза, Эксмо
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 2007
• ISBN: ISBN 978-5-699-22767-9

Хроника государства Российского от возникновения до наших дней. Художественное исследование русской национальной этики.

Мы часто рассуждаем о нелегкой судьбе России и русского народа. Мы пытаемся найти причины русских бед и неустройств. Мы по-прежнему не хотим заглянуть внутрь себя… Уникальное расследование Сергея Кравченко анализирует удивительные, а порой и комические картины жизни Государства Российского с 862 года до наших дней. Наберемся же духу объяснить историю нашей страны житейскими, понятными причинами. Вглядимся в лица и дела героев былых времен. Посмотрим на события нашего прошлого с позиций простого человека. Сколько на самом деле жен и наложниц было у князя Владимира? Правда ли, что Иван Грозный венчался с Марией Ивановной, не разводясь с Анной Колтовской? Умер ли Александр I в Таганроге или стал сибирским отшельником и долгие годы прожил в покаянии? Кто на самом деле расправился с Иваном Сусаниным и почему?

«Я хочу рассказать вам не о князьях и царях, а о нас с вами.

Я надеюсь, вы поймете, что скорбь наша - не от проказ последнего века, а оттого, что издавна на нашей земле, на наших жизнях, на крови наших отцов, дедов и прадедов, и - не дай, Бог! - на судьбах наших детей неподъемной каменной тушей разлеглась Кривая Империя.»

Сергей Кравченко

Сергей Кравченко родился на Дону, окончил Новочеркасский политехнический институт в 1974 году, почти 20 лет работал в КБ космического тренажеростроения. Ученый-кибернетик, к.т.н. В годы перестройки поработал в нескольких банках, на телевидении. Художник-график. Около 200 работ выставлены в сети: Историческую прозу пишет с 1998 года.

---

За 4 месяца на Ост-Индской верфи Петр поучаствовал в полном цикле постройки собственного корабля.

После Голландии — Англия. Здесь тоже 3 месяца работы на верфи и безуспешная вербовка мастеров в Россию.

Голландская и английская задачи посольства в дипломатическом смысле провалились — никто не захотел воевать ради Христа с Турцией и Францией.

16 июня 1698 года посольство торжественно въехало в Вену.

Здесь столь же безуспешно позанимались дипломатией, но зато удачно посетили Баден, осмотрели достопримечательности, и совсем уже разнежились съездить в Венецию, когда из отечества милого пришла обыкновенная русская новость: стрельцы маршем идут на Москву! Пришлось царю срываться с венского стула в антракте венской же оперы.

Казнь Стрелецкая

Что на сей раз не понравилось защитникам отечества? Малые обиды были таковы. Никак не шла из сна и памяти свинская казнь однополчан над гробом Милославского.

Детской слезой — мы все страдали ею в наших играх — душила досада на царя, который в потешных боях всегда назначал «русскими» своих кукуйских придурков, а «немцами» — исконно русских стрельцов. И потом «русские» Гордон и Лефорт нещадно лупили неповоротливых «немцев» в красных патриотических кафтанах.

К тому же стало доподлинно известно, — все так говорили, — что ненормальный государь заделался невозвращенцем — не желает покидать пуховые немецкие перины и согласен жить у немцев хоть простым бюргером.

Но эти малые обиды не шли в версту с великой обидой стрелецкой. Корни этой обиды обнаружить легко, они просторно разлеглись на московских просторах.

Стрельцы, в нашем нынешнем понимании, армией не были. Они не жили в казарме, не поддерживали режимов быстрого развертывания и часовой готовности, в поход собирались не по тревоге, а по осеннему указу государя о нескорой весенней кампании. Так что, хватало у них времени не спеша обдумать за чаркой зелена вина особенности национальной военной доктрины и обсудить вред колдовства при караульной службе в рождественскую ночь. Еще у каждого стрельца в Москве был собственный домик-дворик-огородик, малинка, капустка, огурчики, погребок, самогонный аппаратик, сарайчик и хлев с тягловой, верховой, дойной и мясной скотинкой. Баба, еще конечно, имелась, чтобы вести все это хозяйство и лелеять хозяина, когда он после тяжких маневров нечаянно попадал не в спальню, а в хлев. Сама служба стрелецкая в последние годы, если не считать бескровных, но мозольных походов царя Алексея Тишайшего да регента Васьки, тоже была не пыльной. В чем она состояла?

А вот, идешь ты красный молодец в красном кафтане весенним вечерком по Красной площади, и рожа у тебя тоже красная и довольная. А красны девки с Лобной панели на тебя не налюбуются, прямо сохнут и мокнут на месте. А ты прёшь именно в Спасские ворота, и караульные братки останавливают тебя лишь для обмена анекдотами. Вот это жизнь!

Но вот, дёрганый царь Петрушка гонит тебя брать Азов. И казачки местные этот Азов тебе берут, но мусор басурманский из поганой твердыни выгребать гордятся. И приходится тебе, кремлевскому гвардейцу, как последнему стройбатовскому узбеку, махать лопатой и метлой. Тут, к счастью, трубят сбор. Ты запихиваешь в сидор турецкие побрякушки для жены и шали для подруг, и — ша-агом марш! Но куда? Куда-то мимо Москвы, в самое болото, на западную границу — стеречь польскую избирательную интригу. Тоскливо становится!

От этой тоски полторы сотни стрельцов снимаются в самоход. Идут в Москву, бьют челом главкому Троекурову, чтоб он их вернул, куда следует. Троекуров орет, плюётся, и выборные «лучшие» ходоки оказываются в Сибири, — кто жив остался. Остальные в ужасе и губной помаде бегут пожалиться мамке — государыне Софье Алексевне. Конечно, в Новодевичий монастырь их охрана не пускает. Тогда отчаянные идальго прокапывают дли-инный подземный ход, и как-то темной ночью проламывают дощатый пол точно в центре скромной кельи затворницы Софии. Тут шум, гам, кто вы в потемках будете? — ой, спаси Пречистая дева! — да убери ты лапы! Но свечка разгорается, Соня узнает своих, жалуется, что жизнь столичная трудна и опасна, что бояре хотят удушить царевича Алексея Петровича, и может, оно бы и к лучшему вышло. Софья пишет стрельцам грамотку, что пора ополчаться и проч.

Бояре про эти новодевичьи страдания узнают и поступают с невиданной жестокостью. Приговаривают они стрельцов с женами и детьми к жуткой казни. Вот догадайтесь с трех раз на спор, к какой.

Итак, вы сразу предлагаете вавилонскую казнь. Были в XX веке, — правда не нашей эры, — в городе Вавилоне такие мастера модного платья, которые ставили голенького ответчика вертикально, делали ему по линии воротника и кокетки тоненький надрез, а потом осторожно спускали с клиента всю кожу, как штаны или скафандр. Сосуды основные, мышцы, нервы напряженные — всё это оставалось в сохранности, так что раздетый клиент мог еще какое-то время жить и прохлаждаться в анатомическом неглиже. Кожа шла на чучела Homo Sapiens для гостиных, на кошельки и сумочки. Эту казнь вы удачно вспомнили, но не угадали.

Вторая ваша версия — по петровской выдумке — с выволакиванием женщин и детей свиными упряжками к Лобному месту, на смех тамошним девкам и для окропления отеческих гробов — тоже хороша, но не та.

Тут вы начинаете метаться, вспоминать казнь новгородскую, пожар московский, и я прекращаю опрос. Не поняли вы задания. Эти ваши казни для матерого москвича — семечки. Достать его, опустить ниже нар можно только одним способом. Сейчас изобразим, каким.

Вот, например, московский ОМОН выезжает на юг. И думает, что купаться. Но там — пиф-паф, ой-ё-ёй! Плохо стреляете, товарищи менты! За это мы вас, уцелевших, выдергиваем из Садового кольца и поселяем пожизненно среди недорезанной бараньей республики. И приходится вам суетливо уворачиваться от злобных кунаков и абреков, жены ваши беленькие с риском для личной жизни ходят за водой на самое дно Аргунского ущелья, а детишки вынуждены изучать азы и буки в компании местных волчат, склонных к занятию вахабизмом. Вот это казнь! И называется она — «лишение московской прописки».

Такой приговор боярский как раз и прозвучал. Должны были стрельцы-самовольщики числом 155 человек борзым ходом отправляться на пылающую Украину и дохнуть там пожизненно и безвыездно, с семьями, но без коммунальных удобств и продвижения по службе. Как тут было не забунтовать?

Пока Петр добирался из Вены, отряды потешного «короля» Ромодановского, временно правившего страной, гоняли стрелецких беглецов по всему Подмосковью, а те норовили пробраться-таки в Москву и там залечь. Приговоренных к откомандированию ловили, вытаскивали из полковых обозов, но прочая стрелецкая масса их отбивала обратно. Постепенно назревала битва. Наконец произошла пушечная перестрелка и малая рукопашная стычка. Петровская армия потеряла одного солдата убитым и трех — ранеными. Стрельцов полегло более полусотни. Многих король Ромодановский перехватал, пытал, повесил вдоль дорог.

25 августа приехал Петр. К жене во дворец не явился, встретился с девицей Монс, погулял у Лефорта, переночевал в Преображенском. А на другое утро решил государь поднести москвичам иноземный гостинец. Это было впервые завезенное на Русь просвещенным государем и по сей день любимое нами иностранное слово «террор»!

26 августа Петр рассмотрел материалы Третьего стрелецкого бунта. Подшитая в дело стрелецкая челобитная, задевавшая немцев, «последующих брадобритию», подала царю забавную идею. Петр был только что из бритой Европы, к тому же в народе еще не забылся вопль сжигаемого протопопа Аввакума, обличавшего любителей стильного «блудоносного образа». И решил Петр всех побрить, постричь и поодеколонить. Тут же, в Преображенском, ласково разговаривая с вельможами, успевшими на царский прием, Петр бережно обрезал им бороды. Начал с Ромодановского и Шеина, обслужил всех, не тронул только самых старых доходяг, которые могли от стыда и помереть. 1 сентября, за новогодним столом тех, кто не понял службы, добривал уже царский шут — уж не пушкинский ли прадедушка, арапчонок Ганнибал? Он выныривал, как чертёнок из табакерки, из под ног и юбок, и ухватя боярина за бороду, одним махом приводил его в маскарадный вид. Для упорных бородачей позже был придуман специальный налог.

Чтоб народ не расслаблялся да не начал скулить о бороде и длинных платьях, с половины сентября к Москве стали свозить пойманных стрельцов. Всего их было 1700. 17 сентября, в 16-летнюю годовщину казни Хованских неспеша начались какие-то особо жуткие пытки. «С третьего огня» узналось, наконец, о революционном письме Софьи. Петр лично допросил сестёр. Софья уперлась, зато Марфа созналась.

И начались приготовления к рисованию с натуры картины Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни».