Сергей Устинов - Всё колёса

• Название: Всё колёса
• Автор: Сергей Устинов
• Жанр: Детектив

---

До самого вечера мы с ним мотались по городу, осмотрели десятки машин, к которым приценивались, принюхивались, приглядывались и даже, если так можно выразиться, прищупывались, так что к ночи, когда пришла пора возвращаться домой, я, по выражению Опарыша, определился: мне действительно хочется "ауди-80", как ее здесь называют, "бочку", не старше пяти лет, желательно с люком и сервоусилением руля. На большее моя фантазия, удерживаемая в жесткой узде моими финансами, была не способна. Это при том, что практически все увиденное за день оказывалось для меня не по карману, и оставалось лишь уповать на обещанную мне фирмой деревенскую дешевизну.

Уставший и слегка обалдевший от всех этих перелетов, поездок и впечатлений, я уже было собрался на свой чердак, чтобы завалиться спать, но был приглашен к ужину и пренебречь не посмел. За столом в гостиной, тоже с окном во всю стену, выходящим в сад, нас оказалось четверо: кроме хозяйки, меня и Опарыша, на дальнем краю примостилось ссутулившись субтильное юное существо в огромном не по росту черном бесформенном свитере, надо полагать, фройлен Циммер. Во время еды инфанта ни разу не подняла лица от тарелки, предоставляя сотрапезникам лицезреть лишь не слишком аккуратно причесанную макушку. Вяло поковыряв вилкой жаркое, она вскоре нас покинула, дробно протопав в свою комнату по лестнице сначала вверх, потом вниз, и уже перед выходом из дома что-то буркнув на прощанье матери. Та в ответ разразилась короткой, но энергической тирадой, на которую, впрочем, реакции не последовало, если не считать донесшегося с улицы звука стремительно удаляющегося мотоциклетного мотора. Я вопросительно глянул на Опарыша, он пожал плечами и нехотя перевел:

- Линда сказала, что идет на дискотеку, мамаша обозвала ее дрянью. Нормальный ход, семейные разборки, как у всех.

Ужин уже близился к завершению, когда во дворе снова заурчал двигатель, на этот раз автомобильный, и в доме появился, наконец, хозяин. Герр Циммер был крупноблочный и громогласный мужчина. Все у него было большое, даже слегка преувеличенное: мясистый пористый нос, широкие хрящеватые уши, голова с хорошее ведро и выпирающий из-под жилетки мощный живот, который был бы, вероятно, высоко оценен любителями японской борьбой сумо. Приехал он не один, а с сопровождающим, и этот сопровождающий сразу мне не приглянулся. Сбитый грубо, но крепко и надежно, как строительные козлы, стриженный наголо, с холодными рыбьими глазами, своим экстерьером он до боли напоминал лучшие экземпляры нашей отечественной люберецкой или, к примеру, солнцевской породы, именуемые не только в их среде, но и в широких народных массах по отдельности "пацанами", а собирательно "братвой".

Впрочем, мне недолго пришлось рефлексировать по этому поводу, потому что фрау Циммер принялась с новой энергией метать на стол тарелки с едой, среди которых поя вилась также и бутылочка местной водки, которую весьма лестно охарактеризовал мой гид. Водочка действительно оказалась недурна, хозяйка любезно предложила еще жаркого, я не отказался. Мы повторили, потом еще раз и еще, откупорили следующую, после чего даже подозрительная люберецкая рожа показалась гораздо более домашней и милой. Герр Циммер поднимал рюмку и фельдфебельским голосом командовал: "Прост!" - а мы с удовольствием ему подчинялись. Потом я научил их чокаться, с помощью переводчика попытавшись объяснить происхождение этого старинного обычая.

В древности, рассказывал я уже слегка заплетающимся языком, удельные русские князья, собираясь на пиры, очень боялись быть отравленными коварным соседом, поэтому перед тем, как пригубить чаши, сдвигали их друг с другом, плеская одновременно часть своего вина соседу. Таким образом, чоканье стало выражением отсутствия дурных намерений.

- Вы, - тыкал я нетвердым пальцем в грудь немецкой стороны, - не желаете мне зла. Я, - тут мой палец описывал полукруг и упирался в мою грудь, - не желаю зла вам. За это надо чокнуться и выпить. Ферштейн?

Не знаю уж, чего им там напереводил мой Опарыш - как всякое беспозвоночное, он оказался плохо восприимчив к алкоголю и поплыл раньше всех. Но, выслушав мою историческую справку в его переложении, герр Циммер с серьезным видом аккуратнейшим образом перелил половину своей рюмки в мою и произнес новый тост, который мне удалось перевести самостоятельно: "Фройндшафт!"

"Фройндшафт!" - охотно поддержал его бритый любер, и даже Опарыш из последних сил пискнул: "За дружбу!" - после чего окончательно вырубился. Оставшись без толмача, мы, однако, не растерялись и откупорили третью бутылочку, которая была опорожнена под весьма оживленную и полную взаимопонимания беседу, содержание которой, правда, из памяти почему-то ускользнуло. Запомнилось лишь, что несколько раз за вечер я пытался растолкать Опарыша, тряся его за плечи и крича в самое ухо: "Какой, к черту, цирлих-манирлих, нормальные русские мужики!" - но он не реагировал.

Разошлись мы в третьем часу. Подъем по крутой лестнице наверх показался мне более сложным, чем давеча днем, но я справился. Потом некоторой концентрации умственных усилий потребовало обнаружение спрятавшихся на самое дно сумки туалетных принадлежностей, однако в целом я был молодец. Надеюсь, таковым я и оставался, когда, почистив на ночь зубы, вышел из ванной и в конце коридора увидел Линду.

Собственно, сначала я и не понял, что это она. Навстречу мне легкой танцующей поступью шла молодая богиня. Тонкая шелковая блузка была наполовину расстегнута, открывая глазу некие налившиеся восковой спелостью ничем не скованные округлые плоды, короткая черная кожаная юбка подчеркивала белизну длинных ног, но главное было - лицо. Сперва мне показалось, что, глядя на меня в упор, Линда улыбается, но тут же я осознал, что здесь нужны другие слова: она лучилась. Растрепанные волосы обрамляли ослепительно красивое, точнее, одухотворенное какой-то неземной красотой лицо, словно подсвеченное изнутри, как волшебный фонарь. Не сводя с меня широко распахнутых глаз, девушка приближалась ко мне, застывшему, как истукан - голый по пояс истукан, с дурацким вафельным полотенцем отечественного производства на шее. Прошли мгновения, а может, вечность, и она оказалась совсем рядом со мной, нет, вплотную ко мне настолько, что теперь я видел перед собой только бездонные колодцы ее зрачков. Линда подняла руку, и я ощутил на щеке прикосновение ее пальцев. Потом ладонь скользнула вниз по моей груди, задержалась, вызвав короткий сбой дыхания, в районе левого соска и наконец остановилась наживете. Я почувствовал, как там, под нею, все во мне сладко переворачивается, и дощатый пол слегка поплыл из-под ног куда-то в бок, и тусклый плафончик на шнуре под потолком утратил вдруг вертикальность, - а на меня окончательно наехали, навалились огромные черные зрачки, и мягкие солоноватые губы так требовательно соединились с моими губами, что я, наверное, на какое-то время утратил контроль за происходящим и о дальнейшем либо помню урывками, либо только догадываюсь. Как мы оказались в моей комнате, как сорвали с себя остатки одежды, в памяти не сохранилось. Зато осталось в ней, как извиваясь, закидывая голову, билась, будто хотела вырваться из моих рук, Линда. А еще ее лицо с закрытыми глазами и закушенной от сладкой муки губой. Но больше всего почему-то - немилосердный скрип давно, видимо, отвыкшей от такого обращения кровати.

Потом был перерыв. Так и не сказав друг другу ни единого слова, мы, остывая, тихо лежали рядышком. Линда вдруг неслышно соскочила на пол, в призрачном свете заоконного фонаря я видел ее силуэт, склонившийся над разбросанной по полу одеждой. Через полминуты она снова скользнула ко мне под руку, прижалась щекой к плечу, вытянула вперед кулачок, приложила к моему рту ладошку, и я неожиданно почувствовал на языке маленький кружок таблетки с легким кислящим привкусом. Надо все-таки еще раз напомнить, что я был к этому моменту, с одной стороны, сильно нетрезв, с другой, по понятным причинам довольно расслаблен. К тому же таблетка почти мгновенно истаяла во рту, и все, что мне осталось, это собрать воедино все свои лингвистические познания и впервые за ночь произнести:

- Вас из дас?

Она в ответ засмеялась, зашлась бархатистым колокольчиком, и прошептала мне на ухо несколько фраз по-немецки, из которых я уловил только одно известное мне слово: экстази.

Экстази, экстази. Легендарный молодежный наркотик. Говорят, что после него можно целую ночь без устали дрыгаться на дискотеке, что секс с ним - что-то невероятное, и еще много всякого про него говорят. Например, что при передозировке наступают депрессия, вялость, апатия, отвращение к жизни. Что иногда это приводит к самоубийству. Впрочем, одна таблетка явно не угрожала моей жизни, и даже, раз так случилось, интересно было попробовать, но возраст и профессия склоняли к морализму, и я осуждающе спросил:

- И давно ты сидишь "на колёсах"?