Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2

• Название: Воспоминания участника В.О.В. Часть 2
• Автор: Анджей Ясинский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация:

Вторая часть. Окружение под Харьковом в 1943-м, плен и побег. Текст местами дерганный, так как отец писал долго, иногда возвращался мыслями к уже написанному и не всегда следил за плавностью повествования. Я немного привел в читаемый вид оцифровку. По хорошему надо бы плотно править текст, но возможно займусь этим в будущем, когда, сам не знаю.

---

Когда мы задавали подобные вопросы своему начальству о своих сомнениях, то получали примерно такой ответ: нами командует очень опытный генерал Гамышев. Он воевал еще в 1905 г. с японцами и в 1914 г. с немцами. Условия тогда были худшими и он показал себя отличным полководцем. Общим же наступлением руководит маршал Тимошенко. Он-то знает, что делает. Кроме всего, подобные вопросы задавать было опасно. Могли приписать клеймо провокатора или какого-либо другого чуждого элемента. Войска наши продвигались по территории, где находились немцы, а потому нас строго предупреждали, чтобы мы держали ухо востро, если попадутся какие-нибудь сомнительные элементы. И мы, на самом деле, этих сомнительных элементов из населения боялись больше, чем самих немцев.

Однажды под вечер, мне было нужно заступать на дежурство в узел связи по дивизии. Идти было близко, пароль еще не сообщали и я вышел из своей землянки не дожидаясь. По дороге пришлось задержаться. Возле самого узла связи меня остановил патруль, спросили пароль. Пароля я не знал.

- Ага! - сказали патрульные. - Пароль он не знает, а шляется возле штаба дивизии. Руки вверх! - Они быстро и ловко стащили с меня винтовку. - Шагом, марш! - скомандовали.

- Да куда шагом марш, я же здесь работаю при штабе дивизии!

- Иди, иди! Потом узнаем, где ты работаешь! - Парни были непреклонны. Наконец пришли в другой конец деревни. Ввели меня в избу. У телефона сидел старший лейтенант с красной повязкой дежурного на рукаве.

- Ну, кого привели? - Спросил он.

- Да вот, тов. старший лейтенант. Пароля не знает, а задержали его возле самого штаба дивизии.

Начался допрос. Фамилия, откуда взялся, чего там делал. В какой части служишь, кто командир, кто комиссар. На все вопросы я отвечал как будто без запинки. Что-то дежурному показалось не так и допрос повторился сначала. Кто ты сам, да кто у тебя комиссар и т.д. Мне стало надоедать все это.

- Слушайте! - Сказал я, - Ведь вы же меня знаете. Сколько раз вы бывали в штабе дивизии, неужели не запомнили меня?

- Это к делу не относится, - холодно сказал дежурный, - Ппароля-то вы не знаете.

- Ладно, - сказал я, - если вам мало моей красноармейской книжки и вы не верите тому, что я - это я, согласен остаться у вас. Только знайте. По вашей вине сегодня ночью штаб дивизии останется без связи.

Немного подумав, дежурный взял трубку и позвонил в штаб дивизии. Из трубки было слышно как кто-то из дежурных по узлу связи громко ругался и грозил мне наказанием за то, что я где-то шляюсь и не прихожу вовремя на дежурство.

- Ну ладно, - сказал дежурный, положив трубку, - я и сам тебя знаю. Другой раз не разгуливай без пароля.

Мне сообщили пароль на ночь, обругали всякими нелестными словами и выпроводили за дверь.

Наше наступление на Харьков длилось дней 7-8. Солдаты были бодры. Шутили. Хотя трудности наступления были большие, спать почти не приходилось. Всякое наступление очень воодушевляет солдат, а нас тем более. Ведь мы наступали после трудного периода отступления.

Если раньше стрельба была редкой, непродолжительной и всегда как-то откатывалась в сторону, то в это утро 20.05.42 все было наоборот. Стрельба была частой и все время приближалась в нашу сторону. Если раньше немцы уходили не принимая боя и едва отстреливались, то теперь они не только не уходили без боя, но и сами его навязывали. Если до сегодня с немецкой стороны мы встречали отдельные слабые соединения войск, то теперь по силе стрельбы и количеству немецкой авиации можно было догадываться, что нам противостоит большая армия и армия хорошо вооруженная. Наш узел связи штаба дивизии находился у края села на склоне оврага. Где находилось наше командование дивизией и ее комдив Ганышев, никто не знал. Я находился на коммутаторе узла связи 103 дивизии, держал связь с тремя пехотными полками и 1 артполком. Полки носили номера 586, 383, 683, если не ошибаюсь. Держа связь с ними, я ясно представлял, что происходит в этих полках и вокруг.

Мне все время приходилось кому-то отвечать или самому запрашивать полки. Никого из начальства нигде не было. В полках не было полковников, в дивизии не было генералов.

В узле связи нас было 5-6 связистов, которые обслуживали коммутатор, радиостанцию и телеграф. Возглавлял нас старший лейтенант, которого я раньше почему-то считал связистом не из нашего батальона связи. Поддерживали связь с полками, и соседней дивизией. Но кто распоряжался этими полками, кто командовал боем, понять было невозможно. Несмотря на то, что с нами не было наших командиров, связисты, солдаты до конца находились на своем посту. В каждом полку был наш телефонист, который давал о себе знать запросами в штаб дивизии. Беспрерывно, то из одного полка, то из другого телефонисты сообщали обстановку и сами спрашивали что им делать, так как в полках никого из начальства не было. Поскольку мы сами не знали, наши ответы были неопределенными. Бой с каждой минутой все более нарастал. Совсем рядом, за оврагом, стояла страшная стрельба. Рычали моторы, приглушенно сотрясали землю взрывы. В нашу сторону залетали пока отдельные снаряды которые с резким звуком рвались возле нас. Каждый близкий взрыв снаряда сотрясал стены землянки. Казалось, что стены оживают и движутся. Сверху летела земля, солома, песок, ветки, а мелкая микроскопическая пыль проникала в нос, в рот и противно скрипела на зубах. В воздухе пахло сладковатым пороховым дымом. В ушах звенело. Люди с бледно-серыми заостренными лицами глупо вздрагивали, делали неопределенные защитные движения, переглядывались. Население блиндажа было разношерстно как по возрасту, так и по образованию. Были здесь и юноши лет по 17-18, были также и взрослые мужчины лет по 40 и более. На каждый очередной взрыв все реагировали по-разному, согласно своего возраста и темперамента. Молодые парни вылезали из блиндажа, разглядывали места взрывов и их последствия. Старички же наоборот, смирнехонько прижимались к земле и здорово ругались на молодых, чтобы те не вылезали. Сидеть в блиндаже под обстрелом вещь не совсем приятная, хотя и не скучная. Сидишь и ждешь, попадет в тебя или пролетит мимо. Такую монотонность тоненько нарушали телефонные зуммеры. Нет-нет, да и позвонит кто-нибудь из полков. Здесь разговор вели между собой только связисты. Начальства-то нет. Спросят, живы? И опять замолчат. Вроде бы и им на том конце провода становится не так страшно.

Вот Мишка Ивановский воинственно докладывает по телефону: связь в опасности. Никого поблизости нет. Все куда-то разбежались и к нему держит путь небольшая группа немцев. Спрашивает, что ему делать? И связь сразу прекращается. Через некоторое время снова звонит Мишка. Он говорит, что из карабина застрелил двух фашистов, а остальные не стали подходить ближе и прошли стороной. Через несколько минут он еще звонит. Говорит, что фронт прошел мимо него, а он сам сидит в окопчике уже в тылу врага и не знает, что ему делать. Я посоветовал возвращаться и после этого Мишкин телефон больше никого не беспокоил. Фронт пододвинулся совсем близко. Стреляло впереди, с боков. Трудно было разобраться, что происходит. Горели дома, кричали люди. Никто ничего не знал, что делать. Мы продолжали дрожать от страха и одновременно скучать от бездействия. Ждали каких-то указаний. Связь уже совсем не работала. Проголодались. Утром где-то рядом стояла кухня. Рассудили, что если дано умереть, то уж пусть лучше сытыми. Разыскали пару котелков, дали мне их как самому младшему и я отправился на кухню за обедом. Все-таки время было уже послеобеденное.

10.07.68.

Я вылез из блиндажа. На воздухе находиться конечно опаснее. Здесь всегда могут чем-нибудь зацепить умышленно или случайно. Зато в блиндаже одолевает такой страх неизвестности, что будто тебя подталкивает кто-то вылезти из него. Если не вылезешь, а бомбежка будет продолжаться, то обязательно уснешь. Особенно это сказывается на людях со слабой нервной системой. Во время длительных бомбежек дети и старики засыпали как правило. Со мной также случался такой грех. Не выдерживали нервы. Теперь же, когда я вылез из душного и темного блиндажа на воздух, то почувствовал себя так, будто я вылез из душной бани. Кроме всего, я на некоторое время освободился от проклятой связи, которая все равно бездействовала и неизвестно для чего существовала. Неопределенность изматывала больше, чем немецкие бомбы и снаряды. Еще только сделал десятка два шагов, как сразу бросилась в глаза картина, которая резко отличалась от утреннего положения. Утром по дну оврага солдаты шли строем. Слышались команды. Чувствовалась какая-то деловитость. Теперь же, люди двигались в обратную сторону. Навстречу мне, в село, шли раненые, бежали напуганные солдаты или просто дезертиры. Масса бегущих людей с каждой минутой все нарастала. На мои вопросы никто ничего не отвечал, и только безнадежно махали рукой и бежали прочь. Ко мне подошел бегущий кавказец. Его ранило в рот, и он что-то говорил. Показывал мне красноармейскую книжку. Кровь лилась из рта на подбородок, шею. Вся грудь гимнастерки пропиталась кровью. Его речь было невозможно понять и я, только махнув рукой, побежал со своими котелками разыскивать кухню. Кавказцу, наверное, оторвало язык. Люди в военной форме бежали по оврагу уже не группами или поодиночке, а сотнями. Дно оврага спасало от пуль, сюда реже залетали снаряды. Уже было трудно идти вперед, навстречу бегущим. Солдат стало столько много, что мне вспомнились демонстрации, когда они расходятся в конце. Идти долго не пришлось. Неожиданно для самого себя я увидел свою кухню. Извозчик пытался выехать из оврага. Дорога была забита людьми, проехать было невозможно и возчик направил лошадь по склону оврага. Склон был крутой, лошадь напрягала силы и не могла вытянуть кухню. Ей помогали люди. Я тоже было решил подтолкнуть. Однако не успел. В кустах что-то громко разорвалось, наверное, снаряд, лошадь подпрыгнула задними ногами, дико заржала, остановилась и как-то неестественно стала потягиваться. Из бедра задней ноги толстой струей била кровь. Лошадь медленно опустилась на передние ноги, шумно выдохнула воздух и начала биться. Возчики бросились выпрягать лошадь. Возвратиться назад стало невозможно. Плотная, тысячная масса людей бежала по дну оврага, увлекая за собой все встречное. Я вылез из оврага, пытаясь через село добраться до своего блиндажа. Здесь сверху свистели пули. Люди прятались в укрытия, снова сбегали вниз в овраг. С противоположной стороны оврага метрах в двухстах появился немецкий танк. Когда я еще раз обернулся, то на краю оврага стояло уже несколько танков. Теперь началось избиение потерявших волю и рассудок людей. Солдаты позабыли, что они воины, а страх превратил их в скот. Все старались как можно быстрее выбраться из оврага. Все бежали, давя друг друга. Крик каких-то команд, дикие вопли и стрельба, слились в единое. Внизу овраг превратился в ад. Вверху, над всем этим стоят безжалостные стальные чудища и хладнокровно, а может быть с удовольствием посылают вниз на людей смерть.