Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

• Название: Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма
• Автор: Александр Логачев
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4226-0274-2

Идет Зимняя (советско-финская) война. Волею судеб и обстоятельств капитан госбезопасности Шепелев и его опергруппа оказываются в прифронтовой полосе. В тиши лесов и снегов, среди заброшенных и обитаемых финских хуторов, поблизости от расположения частей Красной Армии и на подступах к линии Маннергейма действуют вражеские шпионы и диверсанты: финские, шведские, немецкие.

Капитан госбезопасности Шепелев и его опергруппа вступают в борьбу со шпионами и диверсантами..

Книга рекомендована для чтения лицам старше 16 лет.

---

— Лева, вы понимаете, что если вы не выдержите, то никто вас на себе не потащит? Вы останетесь в лесу, на морозе, один.

— Да, понимаю.

— А я не понимаю, — вступил в разговор капитан Хромов. — У нас есть приказ. Мы должны прибыть в указанное место, а не гоняться по лесу за диверсантами.

— Приказ мы выполним, лишь сделаем небольшой крюк. Мы на войне для того, чтобы уничтожать врага, который уничтожает нас, не согласны, Хромов? Кроме нас этого врага сейчас уничтожить некому. Впрочем, вы вправе решать сами, с кем вам идти или ехать. Можете перебраться на ту сторону реки и попроситься в танк.

— Чтоб прослыть трусом? Хромов трусом не был. Ладно…

— Только без одолжений, — поморщился Шепелев.

— Хм, — усмехнулся и нагнул голову Хромов. — Ты удачливый, капитан. Понадеюсь на это.

— Привел, товарищ капитан, — раздалось за спиной Шепелева. Он оглянулся. Рядом с Жохом стоял пожилой мужчина с «пилой» в петлицах[13].

— Старшина Зотов, — четко отрапортовал пришедший, приложив руку к буденовке. — Даю добровольное согласие.

— Отлично, — кивнул Шепелев. Внимательно всмотрелся в старшину. — Вы только сегодня оказались на финской?

— Нет. На финской войне с первых дней. Определен доставлять с призывного пункта и обучать добровольцев.

— Разведчиком доводилось?

— Доводилось, но не на финской.

— Сможете взять на себя подготовку снаряжения?

— Да. Но тут по всем пунктам поработать придется. Скажем, вы-то толково одеты, хотя еще поглядеть треба, что у вас в сапогах намотано, а вот он, скажем, — старшина мотнул головой в сторону Жоха, — бестолково. Да и я негодно, от шинели лучше бы избавиться. В таком деле одежка крайне важна. Потом еще важно лишнего не брать. Но если чего забудешь, взять потом будет неоткуда. С оружием, опять же, продумать надо. А если в лесу заночевать придется, то и это следует учесть.

Капитан посмотрел на солнце.

— У нас от силы час, товарищ старшина. Готовьте снаряжение, вы — старший. Снаряжение на десять человек. Капитан Хромов и сержант Коган — со старшиной, поможете ему. Вы, красноармеец… как вас забыл…

— Запрудовский, — подсказал Жох паспортное погоняло.

— Вы займетесь лыжами. Видели младшего комвзвода? Вот у него узнаете, где их взять. Я найду еще пятерых добровольцев…

Глава шестая «Пошел в разведки, посмотри на ветки»[14]

Мы привыкли брататься с победами,
И опять мы проносим в бою
По дорогам, исхоженным дедами
Краснозвездную славу свою.

«Суоми-красавица»

1

Ярви еще помнил те времена, когда он ездил в Петербург на русские святки катать на санях горожан, весело проводящих эти праздничные зимние дни. Почему-то русские считали, что непременно нужно прокатиться в святки на чухонском извозчике: в деревянном возке с резной спинкой, с расстеленными в нем тулупами, который тащила маленькая, крепкая чухонская лошадка с лентами в гриве. Поверье у них такое было или игра — Ярви не пытался выяснить ни тогда, ни после. В Петербурге собиралось в те дни много извозчиков-чухонцев. Они хорошо зарабатывали на праздниках. Очень хорошо. Ярви не смог бы сказать, что больше привлекало его в святочных катаниях — деньги или дети. Ему не меньше, чем подсчитывать ежедневную выручку, нравилось катать детей. Он любил детские восторги, их просьбы «погладить лошадку», их счастливые лица с красными «яблоками» на щеках. Для того чтобы дети выбирали именно его лошадку, он повесил на хомут колокольчики, а возок расписал цветными зверями, невообразимыми зверями, которые приходили ему в голову, когда он водил кистью по бортам им же самим сколоченных саней. Это были счастливые времена.

Потом мир сошел с ума. Ярви понял это, когда зимой восемнадцатого года увидел, что люди делают с людьми. Когда он увидел трупы русских солдат и трупы финнов, положенные на обочину дороги, чтобы наводить ужас. Когда увидел отрезанные головы, насажанные на колья, с вырезанными на лбу звездами. Когда стали вырезать целые русские семьи, проживавшие с ним по соседству.[15]

Ярви знал, что в мире не первый год идет война, но когда увидел, что она пришла в Суоми, тогда ему стало ясно — мир неизлечимо заболел. Слишком он оказался перегружен людьми, вдобавок они не расселялись по земле равномерно, а скапливались в одних и тех же местах. Мир стал напоминать челн, в котором набралось больше пассажиров, чем он может перевезти, вдобавок они сгрудились кучей у одного борта, лаются за место и толкают друг друга. Челн раскачивается, черпает воду бортами и вот-вот должен перевернуться.

Тогда Ярви взял жену и дочь и перебрался из города в лес. Они зажили отшельниками на хуторе, от которого до ближайшего поселения людей было больше полусотни километров. Он строил, пахал, сажал, ухаживал за скотиной, огородом и садом. Он брал честную дань с леса: охотился, собирал ягоды и грибы. Он ловил рыбу в небольшом озере, формой похожем на блюдце, а чистотой на младенческую слезу. Дни текли, как облака по тихому небу. Ярви опять был счастлив.

Потом дочь выросла и ушла к людям. В городе Кякисальми она нашла себе мужа и поселилась в его доме, с его семьей. Жена Ярви была у них на свадьбе, а Ярви остался на хуторе, кто-то же должен был следить за хозяйством. Свадьба дочери — единственный раз, когда Ярви хотел покинуть хутор, но не получилось. Жена — да, она иногда ездила на их лошади в ближайшее поселение кое-что продать и кое-что купить.

Они с женой продолжали жить в лесу уже вдвоем. Иногда, обычно раз в год на рождество, дочь навещала их. Вскоре Ярви узнал, что у его дочери никогда не будет детей, а, значит, ему никогда не увидеть внуков. Не сразу, но Ярви примирился с этим.

Потом у Ярви умерла жена. Он похоронил ее над озером, там, где камни высоко подняли землю, а сосны встали плотной стеной, оберегая от ветров. Ярви навещал жену каждый день и разговаривал с ней подолгу, как никогда не разговаривал, когда она была жива. Ярви давно уже не был счастлив, он просто жил.

Потом дочь стала приезжать к нему чаще и задерживаться на хуторе на недели, а то и месяцы. Он ни о чем не спрашивал ее, она ни о чем не говорила. Но ему и так было понятно, что его дочери плохо живется с мужем. А однажды дочь, приехав из города, сказала, что остается жить на хуторе. Ярви вытащил изо рта короткую трубку и кивнул:

— Хорошо.

Ярви продолжал охотиться, ловить рыбу, ухаживать за огородом, садом и скотиной. Теперь ему в этом помогала выросшая дочь.

Однажды зимним днем он рубил перед домом дрова и сначала услышал гул, а потом увидел самолеты. Их было много. Они летели со стороны города, в который он когда-то ездил на святки катать детей в санях. Они летели со стороны государства, которое когда-то было их общим государством. С тех пор самолеты появлялись каждый день. А скоро они с дочерью стали слышать, как бьет артиллерия. И ночью, и днем. Отдельные выстрелы, залпы и целые канонады. Пушки стреляли на финской территории, а некоторые из них — так и всего в нескольких километрах от хутора. Звуки пальбы доносились с той стороны, где по рассказам дочери, финские солдаты возводили какие-то укрепления.

Война, понял Ярви. А он надеялся, что умрет раньше, чем в Финляндию придет новое кровопролитие. Может быть, ему повезет и он умрет раньше, чем война доберется до их хутора?

Но война добралась до их хутора очень скоро. Однажды ранним утром Ярви, собравшись проверить петли, которые он ставил на зайцев, услышал в лесу голоса и решил дом не покидать. Он ходил от окна к окну и вот увидел, как на поляну перед домом по проложенной им лыжне стали выкатываться один за другим люди в белых одеждах и при оружии.

Они не спросили разрешения войти, они вошли. Ярви не стал их пересчитывать, но их было около тридцати. Дом, привыкший к тишине, наполнился их голосами, финской и шведской речью. Через сени стало не пройти от наваленных там лыж, и в них сильно запахло смолой, которой были пропитаны полозья. По всем комнатам заскрипели половицы под ногами, обутыми в пьексы[16], приклады застучали о пол, звякало оружейное железо. Гости стаскивали белые куртки и штаны, вешали на печь и раскладывали возле нее на просушку. Туда же добавились, превращая печь в невиданного зверя (вроде тех, что Ярви рисовал когда-то на санях) перчатки, варежки, шарфы, лыжные шапки, подшлемники, ушанки и форменные кепи. К печным камням гости прислоняли пьексы, оставаясь в носках.

Ярви, который подумал, что к нему пришли солдаты, засомневался, увидев под снятыми белыми куртками и штанами самую разнообразную, пеструю одежду. Кто-то был в меховых куртках, кто-то в полушубках, крытых сукном и нагольных, кто-то только в свитерах, а кто-то и в военных куртках мышино-серого цвета, сидевших мешковато. То же самое и со штанами: и суконные форменные бриджи, и ватные штаны, и лыжные спортивного покроя, и не пойми какие. У многих из этих людей над левым локтем был пришит бело-синий щит с большой буквой «S», увенчанной, как короной, тремя еловыми ветвями[17].