Линн Виола - Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

• Название: Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления
• Автор: Линн Виола
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1311-6

Книга канадского историка Л. Виолы посвящена переломному моменту истории Советского Союза — коллективизации сельского хозяйства. Рассматривая борьбу советского крестьянства против коллективизации как гражданскую войну между городом и деревней, автор на основе архивных материалов исследует активные и пассивные, повседневные формы и стратегии крестьянского сопротивления в СССР 1930-х и последующих годов.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей России и СССР.

---

Падение цен негативно сказалось и на крестьянах. В некоторых случаях разбазаривание проявлялось не в продаже скота, а в использовании различных уловок и хитростей. В отчетах отдельных регионов страны указывается, что крестьяне морили скот голодом до смерти, чтобы затем получить страховые премии. Из-за того что эти премии не были полностью адаптированы к существовавшим тогда крайне неустойчивым рыночным ценам, крестьяне оставались в выигрыше. В Чапаевском районе на Средней Волге насчитывалось около 360 случаев, когда крестьяне пытались получить страховые премии, превышающие рыночные цены в 4–5 раз{360}. Похожие отчеты о мошенничестве со страховками приходили с Северного Кавказа{361}.[42] Это были классические примеры того, как крестьяне извлекали из системы максимально возможную выгоду, противясь судьбе, ожидавшей их в колхозе.

Скот — не единственная крестьянская собственность, подвергавшаяся разбазариванию. По всей стране отмечались случаи разрушения машинной техники. В одной из деревень Краматорского района Артемовского округа на Украине крестьяне сломали машинное оборудование, которое было незадолго до того получено для использования в «лжеколхозе» (как его назвали власти) и подлежало экспроприации{362}. Сообщения о разрушении техники поступали в 1929–1930 гг. из Сибири, со Средней Волги, Кубани и Северного Кавказа{363}. В докладе Совхозцентра (ведомства, управлявшего совхозами) от февраля 1930 г. описывались случаи, когда кулаки кидали в совхозную технику камни и железки{364}. Власти расценивали подобные действия не как результат ошибки, небрежности или технической неграмотности, а скорее как сознательную порчу оборудования и саботаж. Представляется вероятным, что большая часть поломок техники была вызвана все же первым рядом причин. В конце концов, властям повсюду мерещились саботаж и вездесущие враги, на чей счет они списывали текущие затруднения. Тем не менее часть поломок техники в период первой пятилетки однозначно была результатом намеренного вандализма. Скорее всего, он имел место в тех случаях, когда крестьяне предпочитали сломать собственную технику, чем позволить государству ее экспроприировать для использования в колхозах. Хотя политическая мотивация крестьян редко проявляется отчетливо, результаты деревенского луддизма слишком очевидны, чтобы отрицать наличие определенной доли политических мотивов в истреблении техники. Более того, машинное оборудование стало воплощением нового порядка, а потому протест против техники был протестом против советской власти.

Помимо скота и сельскохозяйственного оборудования разбазариванию подверглись и другие виды собственности. В одной из деревень Урала наблюдалась характерная и для многих других деревень ситуация: перед тем как вступить в колхоз, крестьяне продавали зерно, одежду и даже кухонную утварь{365}. В конце 1929 г. в Кузнецком округе в Сибири крестьяне разорили 148 тыс. ульев, только чтобы они не достались колхозу. На Кубани уничтожали фруктовые сады{366}. Другие крестьяне после введения чрезвычайных мер в 1928 г. начали сокращать свои посевные площади. Так, на Средней Волге к осени 1929 г. «кулаки» сократили наделы в среднем на 10–20%, а в некоторых хозяйствах эти цифры достигали 30–35%{367}. В середине января 1930 г. Трактороцентр (ведомство, управляющее машинно-тракторными станциями) отправил Наркомату земледелия и другим структурам, ответственным за развитие сельского хозяйства, срочную телеграмму о том, что во многих районах сплошной коллективизации крестьяне, перед тем как вступить в колхоз, уничтожают (продают или потребляют) семена, предназначенные для весеннего сева, предположительно с целью получить новые от правительства. В телеграмме ситуация названа тревожной{368}. В некоторых районах зерно стали использовать для производства самогона. Уже в феврале 1928 г. около 16 тыс. сибирских производителей самогона выплачивали крупные штрафы государству{369}. Несмотря на то что это считалось незаконным, крестьяне продолжали гнать самогон в самый разгар коллективизации. Морис Хиндус поинтересовался причиной такой популярности самогона летом 1930 г.: «В ответ на мой вопрос о том, как они осмеливаются делать самогон при наличии государственного запрета, крестьяне посмеялись и заверили меня, что, пока поля и болота простираются бесконечно, советские власти не могут уследить за всем»{370}.

Действительно — власти не могли или не хотели видеть всего. Сам термин «разбазаривание» говорит о том, что они не намеревались официально признать факт политического противодействия. Несмотря на все их попытки обвинить в разбазаривании кулака, было ясно, что оно представляло собой общекрестьянское народное сопротивление. Разбазаривание было основной и широко распространенной формой протеста против коллективизации, но оно не закончилось в 1929–1930 гг. В 1931 г. в 7,4% колхозов наблюдались акты разбазаривания, совершенные то ли намеренно, то ли по небрежности, а в 35,1% колхозов были зафиксированы случаи поломок машинного оборудования, опять же, то ли специально, то ли по халатности{371}. В 1932 г. по деревне прокатилась вторая волна разбазаривания, вызванная голодом, новой кампанией по обобществлению скота и временной оттепелью в политике центральных властей, которая привела к открытию ограниченного числа колхозных рынков{372}. Однако процесс разбазаривания 1929–1930 гг. имел свою специфику: крестьяне вступали в колхоз, но при этом превращали его в руины. Всенародный масштаб и основательность разбазаривания свидетельствовали о его политическом подтексте и эффекте. Его влияние на дальнейшее развитие коллективного сельского хозяйства как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе оказалось сильнее, чем воздействие любых других актов крестьянского сопротивления за годы сплошной коллективизации. В краткосрочной перспективе разбазаривание привело к тому, что государство столкнулось с опасным и в итоге саморазрушительным ускорением темпов коллективизации и раскулачивания. В долгосрочной — государство справилось с задачей массовой коллективизации и раскулачивания, заплатив за это высокую цену. Массовый забой скота в 1929–1930 гг. резко ускорил развитие коллективного полевого и животноводческого хозяйства и имел тяжкие последствия и для государства, и для крестьян. Однако, несмотря на уплаченную цену, в этом столкновении культур крестьянство выступило как единый класс в защиту своих интересов. Серьезные политические последствия такой сплоченности крестьян и разрушительного характера их сопротивления позволяют сделать вывод, почему государство предпочло охарактеризовать крестьянский луддизм как разгул диких шолоховских мужиков.

«Теперь и середняку нужно быть настороже и вовремя ликвидировать свое хозяйство»

Самораскулачивание — термин, который власть применяла к крестьянам, пытавшимся изменить свой социально-экономический статус, дабы избежать репрессий государства, направленных против кулаков. Чаще всего этот процесс включал в себя разбазаривание и побег из деревни. Использование властями термина «самораскулачивание» отражало садистскую иронию в отношении отчаянного положения целых групп крестьян, чья культура умирала. Государство преподносило самораскулачивание как форму добровольного раскулачивания, в то время как в действительности оно было актом отчаянного сопротивления. Более того, этот термин подразумевал, что речь идет о типичной безрассудной реакции дикого мужика, использующего обман, уловки и разбазаривание. Однако самораскулачивание приняло такие массовые масштабы, что о нем никак нельзя говорить как о диких или спонтанных действиях. Напротив, самораскулачивание было обдуманным экономическим, социальным и политическим ответом крестьян, к которому они прибегли уже в 1927–1928 гг., когда государство впервые стало оказывать давление на кулаков и требовать от крестьян уплаты дани. Крестьянские семьи, столкнувшиеся с непосильными налогами, самораскулачивались с целью либо заплатить налоги на деньги, вырученные от продажи имущества, либо изменить свой социально-экономический и, как следствие, налоговый статус. По мере того как давление государства усиливалось, а экономические репрессии заменялись политическими, крестьянские семьи, заклейменные как кулацкие, стояли перед выбором: подвергнуться государственным репрессиям либо спастись посредством самораскулачивания. Поскольку по сути самораскулачивание зачастую было «самораскрестьяниванием», эти семьи шли на крайние меры сопротивления.

Процесс самораскулачивания развивался стремительными темпами, и его направленность была ясна. Он значительно изменил число хозяйств, обозначавшихся государством как кулацкие. По данным официальной статистики, в РСФСР доля кулацких хозяйств уменьшилась с 3,9% крестьянского населения в 1927 г. до 2,2% в 1929 г.; на Украине — с 3,8% до 1,4%{373}. По мнению Левина, кулаки в период с 1927 по 1929 г. сократили свои посевные площади по меньшей мере на 40%{374}. В РСФСР за эти годы средства производства (сельскохозяйственный инвентарь и машинное оборудование), находившиеся в собственности кулаков, сократились примерно на 30–40%{375}. К концу 1929 — началу 1930 г. в большинстве районов страны кулацкие хозяйства продали от 60 до 70% своего поголовья скота и до 50% машинного оборудования{376}. Доля валовой продукции кулацких хозяйств в зерновых районах снизилась с 10,2% в 1927 г. до 5,8% в 1929 г.{377} Эти опасные тенденции подтверждает и статистика по регионам. Так, на Средней Волге количество кулацких хозяйств уменьшилось с 5,9% в 1927 г. до 4,8% в 1929 г.{378} В Сибири в период между 1927 и 1929 гг. кулацкие хозяйства сократили свои посевные площади на 12,2%. За то же время количество тяглового и крупного рогатого скота в кулацких хозяйствах Сибири сократилось на 24,2% и 27,9% соответственно{379}. Эти статистические данные особенно показательны, если учесть, что все вышеописанные меры были предприняты до проведения кампаний по коллективизации и раскулачиванию зимой 1929–1930 гг. Получившие клеймо кулака крестьяне самораскулачивались в ответ на непосильное налоговое бремя (целью которого де-факто была коллективизация), хлебозаготовки, а также штрафы и другие наказания за неуплату налогов или невыполнение обязательств по хлебозаготовкам.