Линн Виола - Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

• Название: Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления
• Автор: Линн Виола
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1311-6

Книга канадского историка Л. Виолы посвящена переломному моменту истории Советского Союза — коллективизации сельского хозяйства. Рассматривая борьбу советского крестьянства против коллективизации как гражданскую войну между городом и деревней, автор на основе архивных материалов исследует активные и пассивные, повседневные формы и стратегии крестьянского сопротивления в СССР 1930-х и последующих годов.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей России и СССР.

---

«Кулацкий агитпроп»[88], или мельница слухов, являлся способом манипулировать отсталостью крестьянок и хитроумно оборачивать себе на пользу ошибки местных партийных работников. Кулацкий агитпроп пользовался невежеством «бабы», пугая ее слухами о конце света и моральном упадке в колхозах. Он также играл на ее «мелкобуржуазных инстинктах», которые у женщин были выражены ярче, чем у мужчин (разумеется, исключая кулаков), и на материальных вопросах, которые могли склонить ее к контрреволюционным мыслям. Мелкобуржуазные инстинкты в основном касались ведения хозяйства, обеспечения продовольствием семьи. Они были однозначно подсознательными, учитывая слабо развитое культурное сознание бабы. К ним также относились «суеверия» — вопросы, связанные с церковью и религией. Хотя нельзя отрицать, что в этой официальной версии природы сопротивления крестьянских женщин есть некоторая доля смысла, женский протест, порожденный политикой коллективизации, не был иррациональным и в реальности очень редко представлял собой проявление каких-либо инстинктов.

Протест крестьянок был непосредственным ответом на проведение разрушительной по своим последствиям политики государства. ОГПУ, которое иногда несколько отходило от официальной версии бабьих бунтов в своих документах, провело анализ причин массовых женских волнений в 1930 г. Согласно наблюдениям, в первом полугодии произошли: 1 154 массовых женских выступления антиколхозного характера, 778 массовых выступлений, возникавших на религиозной почве, 442 выступления в защиту раскулачиваемых и выселяемых кулаков, 336 выступлений на почве продовольственных затруднений. Во втором полугодии 36% женских бунтов были связаны с хлебозаготовками, 20% с защитой раскулачиваемых и выселяемых кулаков, 12% произошли на религиозной почве, 10,7% в связи с продовольственными затруднениями, 10% на почве коллективизации, остальные были вызваны другими причинами{873}. Подоплека женского протеста была в целом схожа с причинами крестьянских восстаний в целом и отражала не больше и не меньше, чем главные проблемы, стоявшие перед крестьянской «политикой» в период коллективизации{874}.

Женщины неистово сопротивлялись опасности, нависшей в результате коллективизации над их семьями и общинами. Во всех деревнях они стремились не допустить экономического коллапса своих хозяйств. Заготовки хлеба и семян в период коллективизации были самой серьезной угрозой для выживания и главным источником волнений среди крестьянок. В.В. Ирмышевском районе Барнаульского округа Сибири толпы женщин беспрерывно — иногда и днем, и ночью — протестовали против весенних хлебозаготовок 1929 г.{875} В 1930 г. в деревне Тулузаковка Пензенского округа на Средней Волге группа из 70 женщин воспрепятствовала изъятию запасов семян, пригрозив расправиться с полномочным представителем ОГПУ. В Рыбинском районе Мордовии на почве обобществления семенного фонда вспыхнуло по крайней мере три бабьих бунта{876}. В деревне Соколово и по всему Каменскому району Каменского округа Сибири зимой и весной 1930 г. толпы женщин врывались в колхозные амбары и силой забирали обратно свое зерно{877}.

Крестьянки с тем же упорством боролись против обобществления домашнего скота. На Северном Кавказе в станице Старо-Щербинская Ейского района женщины сопротивлялись попыткам обобществления скота тем, что били по рукам конюхов, державших лошадей за поводья, в то время как их дети забрасывали коллективизаторов камнями{878}. Когда в украинскую деревню Михайловка Синельниковского района приехал инспектор, он не встретил на улице ни одной женщины. Позже ему сообщили, что те спали в коровниках, опасаясь, как бы не забрали их коров{879}. Обобществление домашнего скота непосредственно угрожало крестьянкам, поскольку их экономические позиции в хозяйстве большей частью зависели от выращивания скотины и ухода за ней{880}. А потеря дойной коровы могла даже означать, что дети останутся без молока{881}.

Женщины хорошо осознавали, что предвещает им коллективизация, поэтому их протест не ограничивался вопросами хлебозаготовок и обобществления скота. В январе 1930 г. в Белоцерковском и Коростенском округах Украины группы в составе от 50 до 500 женщин выходили в поле, чтобы помешать землеустройству и созданию колхозов. В деревне Шевченко и по всему Харьковскому округу женщины срывали собрания, посвященные землеустройству и организации колхозов, выкрикивая: «В СОЗ не пойдем. Рабами не были и не будем»{882}. В конце 1929 г. в селе Мордов Бугульминского округа Татарии женщины прервали собрание по коллективизации и созвали свое собственное, на котором приняли постановление о том, что категорически отказываются вступать в колхозы{883}. 300 женщин, возмущенных тем, что в их селе Ельжозерное Ульяновского округа на Средней Волге началась организация колхоза, ворвались в здание сельсовета и избили его работников. В деревне Саловка Бугурусланского округа 100 женщин провели демонстрацию против колхоза, отказываясь расходиться, пока их не начали арестовывать{884}. В период после марта месяца, когда крестьяне толпами покидали колхозы, силой забирая обратно свое имущество и выгоняя партийных работников из деревни, женщины были на передовой.

Нараставшие проблемы с продовольствием в колхозах, особенно у бедняков, порожденные зимней кампанией по коллективизации 1930 г., привели к новым бабьим бунтам. В Мавринском колхозе в Дергачевском районе Центрально-Черноземной области 40 женщин прошли по деревне с красными флагами, требуя, чтобы из запасов недавно обмолоченного зерна каждому выдали по 20 пудов{885}. (Пуд — около 36 фунтов.) В Бугурусланском округе на Средней Волге весной 1930 г. прошли шесть массовых выступлений, в которых участвовали в основном женщины. Они собирались в толпы до 400 чел., штурмовали сельсоветы и РИКи, требуя хлеба{886}. Бабьи бунты, вызванные продовольственными затруднениями, проходили весной и ранним летом 1930 г. по всему Северному Кавказу. Во многих частях региона женщины, особенно беднячки, осаждали сельсоветы, скандируя: «Дай хлеб!» В поселке Знаменка Славгородского округа 20 женщин собрались у здания райкома, требуя хлеба. Не получив ответа, они двинулись к зданию председателя РИК, откуда отказывались уходить, пока им не выдадут хлеб: «Мы мирным путем от этой сволочи не добьемся, пойдем всей партией по квартирам [советских] служащих и будем отбирать весь имеющийся хлеб»{887}. В деревне Птичье Изобильно-Тищенского района Ставропольского округа 100 женщин сошлись у кооперативного магазина, собираясь учинить самосуд над его директором, а в станице Ново-Титаровская Кубанского округа 200 женщин пригрозили магазин разгромить, а директоpa убить. В деревне А.-Тузловской Шахтинско-Донецкого округа женщины созвали тайное собрание, на котором постановили: «Предложить райцентру немедленно завезти в с/с необходимое количество хлеба для еды… В случае, если будет отказано в завозе хлеба, разобрать из неприкосновенного фонда имеющееся семзерно». Женщины одной из осетинских деревень в отчаянии дошли до того, что пригрозили сжечь зернохранилище, если им не дадут хлеб, поскольку их дети чахли от голода{888}.

Протест женщин против колхозов, обобществления скота, хлебозаготовок и продовольственных затруднений ставит вопрос о том, что советская власть насмешливо назвала мелкобуржуазными инстинктами крестьянки. Хотя инстинкт, возможно, и сыграл некоторую роль, оказанное женщинами сопротивление разрушению крестьянских хозяйств было по большей части вызвано вполне рациональными интересами, которые вращались вокруг вопросов выживания, сохранения средств к существованию, семьи и домашнего хозяйства. Крестьянки, играющие главную роль в этих вопросах, стали естественными лидерами протеста. Как и женщины, века назад возглавлявшие хлебные бунты в Англии и Франции и во многих других странах мира, крестьянки Советского Союза взяли на себя инициативу в оказании сопротивления политическому курсу и действиям властей, которые угрожали существованию их семей и непосредственно вторгались в их жизнь и трудовую деятельность{889}. Кроме того, такой протест отражал самые насущные проблемы крестьянства в целом. Лежавшая в основе сопротивления деревенских женщин логика говорила о том, что любые перемены опасны, и их самые худшие ожидания, связанные с коллективизацией, подтвердились с наступлением бедствий 1932–1933 годов.

Страхи женщин простирались за пределы материального мира. Базовые ценности и верования крестьянок оказались под ударом в результате разгрома церкви, массовых гонений на религию и революции в повседневном духовном мире крестьянства. Женщины принимали активное участие в демонстрациях против закрытия церквей, снятия колоколов, арестов священников. Так, в одной из деревень на Средней Волге женщины возглавили акцию протеста против ареста местного священника, организовав три собрания, на которых требовали освободить его{890}. В Сухиничском округе Западной области закрытие церквей и изъятие икон привели, по данным властей, к массовому движению в защиту церкви под лозунгом: «Папа Римский за нас заступился, весь мир за нас, весь мир против советской власти, весной будет война…» Это восстание возглавили женщины, которые для озвучивания своих требований ежедневно собирались у Барятинского и других РИКов в толпы, доходившие до 400 чел.{891} В католическом Каменском округе Республики немцев Поволжья в конце декабря 1929 г. переполошившие деревню слухи о закрытии церквей вскоре вылились в восстание, проходившее под лозунгом: «За веру и Бога, против колхозов». Восстание началось в деревне Келлер, где ходили слухи, что скоро церковь закроют, а священника арестуют. Верующие организовали охрану у церкви и дома священника и условились о том, что сигнал колокола означает приближение представителей власти. В начале января в ряде деревень этого округа прошли тайные собрания, на которых, по данным официальных источников, крестьяне решили «использовать женщин» для борьбы с колхозом. В деревне Келлер толпы женщин забрали обратно свое имущество и выпустили на волю арестованных крестьян. Восстание перекинулось на четыре соседних деревни. В самом его начале деятельность сельсовета была парализована, и управление деревней взяли на себя организаторы восстания{892}.