Т. Горяева - Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.

• Название: Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.
• Автор: Т. Горяева
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8243-1179-2

Объектом данного монографического исследования является сформированная в СССР система всеобъемлющей политической цензуры, «всецензуры» советского типа. В книге показано многообразие форм и методов идеологического и политического контроля, который осуществлялся партийно-государственными органами и институтами цензуры в период с 1917 по 1991 г. Наряду с подавляющими функциями цензуры прямого воздействия — решения о запретах, цензорские вмешательства, отклоненные рукописи и пр., и с использованием всего арсенала идеологического руководства и монополизация всех средств управления, — кадровая, издательская, гонорарная политика, — продемонстрирована и ответная реакция творческой интеллигенции, поведенческие особенности которой выработались в ответ на «дамоклов меч» цензуры. Новаторство исследования заключается и в том, что параллельно с фактами противодействия и сопротивления представлена фактография, отражающая конформизм и компромисс с властью, проявившиеся в период огосударствления различных сфер культурной и общественной жизни: ликвидация литературных группировок и организация Союза советских писателей СССР, создание государственных СМИ и др.

Актуальность книги несомненна и основывается, прежде всего, на острой потребности осмысления нынешнего состояния культуры и ее роли в современном информационном и эстетическом пространстве. Проблемы, поднимаемые и решаемые автором, ставят данное исследование в ряд наиболее востребованных самыми различными категориями читательской аудитории в связи с становлением в России гражданского общества и выработкой механизмов взаимоотношения власти и общества.

---

У партийной верхушки созрело мнение, что для того, чтобы «защитить» писателей от мелких придирок цензоров, надо «дать четкую определенную линию относительно того, какими правилами должен пользоваться марксистский цензор»{528}. Еще в 1920 г. ЦК РКП(б) обратился с письмом «О пролеткультах», в котором давались оценки буржуазным взглядам пролеткультовцев, прикрываемым пролетарскими лозунгами, и высказывались требования о необходимости «сближения» деятельности Пролеткульта с работой Наркомпроса{529}. Такова краткая предыстория резолюции «О политике партии в области художественной литературы» 1925 г.{530}, которая подвела итог дискуссиям о месте литературы в идеологической работе партии и заявила ее руководящие права в отношении всех без исключения литературных вопросов, включая вопросы формы и содержания.

Широко известна реакция многих писателей на эту партийную инициативу{531}. В этой связи интересно подобострастно-льстивое письмо А.М. Горького Н.И. Бухарину от 17 июля 1925 г.

«Резолюция ЦК “О политике партии в области художественной литературы” — превосходная и мудрая вещь, дорогой Николай Иванович! Нет сомнения, что этот умный подзатыльник сильно толкнет вперед наше словесное искусство. Молодежь осмелеет в своем отрицании старого быта, получит возможность отринуть беспощадно его ядовитую пыль и грязь в “комчванстве” и с большей энергией начнет искать и создавать “героя”, — человека, в совершенстве воплощающего в себе инстинкт и дух массы, влекомой историей к жизни поистине новой… Очень хорошо, что “Прожектор” будет издавать книжки и в их числе издает рассказы Романова о деревне. Это — весьма хорошие рассказы, особенно если противопоставить их возрождающемуся сентиментальному народничеству, столь ярко выраженному в “Сахарном немце” поэта Клычкова и в гекзаметрах Родимова “Деревня”. Надо бы, дорогой товарищ, Вам или Троцкому указать писателям-рабочим на тот факт, что рядом с их работой уже возникает работа писателей-крестьян и что здесь возможен, даже, пожалуй, неизбежен конфликт двух “направлений”. Всякая “цензура” тут была бы лишь вредна и лишь заострила бы идеологию мужикопоклонников и деревнелюбов, но критика — и неудобная — этой идеологии должна быть дана теперь же.

Талантливый, трогательный плач Есенина о деревенском рае не та лирика, которой требует время и его задачи, огромность которых невообразима. Хотелось бы, чтоб Козин и Тихонов скорее поняли это…

…сам вижу кое-кого — очень хорош наш рабочий, Ник[оклай] Иванович! Большой это человек. Вот где его надо бы взять для романа, для рассказа. Люди моего поколения одолеть эту дьявольски простую, а потому дьявольски трудную тему — не могут. Нам дано добить старое, но у нас нет сил для изображения нового в том грандиозном объеме, как его выдвигает жизнь. А потому и своевременно, и мудро приласкать несколько молодых, воодушевить их, как это и сделано в резолюции Ц.К. Город и деревня должны встать и ближе лоб в лоб. Писатель рабочий обязан понять это. Крепко жму Вашу руку. Здоровья и бодрости! А. Пешков. 13–VII.25»{532}.

Несмотря на то что все идеологи новой культурной политики, включая и самого В.И. Ленина, воспитывались на классической русской реалистической литературе, их официальные политические симпатии вынуждены были сосредоточиться на пролетарской литературе и искусстве, которые особенно ярко воплотились в Пролеткульте. Процесс выработки методов руководства литературой растянулся на целое десятилетие и коснулся группировок различных направлений, которые исчислялись десятками. Их самостоятельность и самобытность, особенно в первые послереволюционные годы, заставляли партноменклатуру изобретать все новые и новые рычаги контроля и политической цензуры[67].

Руководство литературными группировками прежде всего затронуло правовые вопросы их организации. До 1922 г. эта проблема не была урегулирована: общества и союзы возникали и юридически оформляли свое существование в различных местностях по-разному. 1922 г. стал рубежным в культурной жизни страны. После организации Главлита было принято постановление ВЦИК и СНК от 3 августа 1922 г. «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и порядке надзора над ними»{533}. С этого момента работу по утверждению и регистрации обществ и союзов, а также надзору за их деятельностью осуществлял НКВД. Прежде всего, это касалось организаций всероссийского масштаба или объединений, по масштабу своей деятельности выходящих за пределы одной административно-территориальной единицы, края или губернии. Кроме того, НКВД регистрировал объединения всесоюзного масштаба и наблюдал за ними, их уставы утверждал СНК СССР. По сведениям на 13 января 1929 г., за весь период с 3 августа 1922 г. до конца 1928 г. через НКВД прошло 386 заявлений об утверждении обществ, из них было утверждено 107 обществ всероссийского значения{534}.

Порядок утверждения обществ был следующим. НКВД предварительно согласовывал вопрос о целесообразности утверждения того или иного объединения с заинтересованными ведомствами; все без исключения организационные вопросы обсуждались с ОГПУ и как правило все вопросы — с Агитпропом ЦК ВКП(б). Помимо заключений ведомств, обращалось внимание на состав учредителей, главным образом на то, имеются ли в числе учредителей члены ВКП(б). По директиве ЦК ВКП(б) 1924 г. существовал порядок испрошения учредителям — членам ВКП(б) согласия партийных органов на право участия в этом процессе, но впоследствии эта процедура перестала существовать, поскольку ее сочли излишним и формальным моментом. Кроме того, было замечено, что учредители использовали авторитет «видных партийных товарищей в момент утверждения обществ» путем «вербовки их в члены учредителей» или получения «лестных отзывов с просьбой утвердить устав или ускорить утверждение». При этом партийные патроны сразу же забывали о существовании этих обществ и членстве в них. Например, Луначарский фигурировал в 9-ти обществах, Семашко — в 6-ти, а Каменев — в 4-х.

Фактическим руководством деятельностью обществ занимался НКП и его подразделения. Знаменательным является первый крупный факт, подтверждающий слияние государственной организации с общественной формой литературной жизни. В 1921 г. группа писателей Пролеткульта выделилась из него и вошла в ЛИТО НКП как структурное подразделение, в качестве подотдела пролетарской литературы, стала получать госзарплату. Впоследствии в рамках ЛИТО было учреждено издательство «Кузница», а в 1922 г. под таким же названием — Всероссийское общество пролетарских писателей.

Однако было бы неверно оценивать отношения между властью и интеллигенцией односторонне по принципу «жертвы и злодеи». Очень многие инициативы шли «снизу», от интеллигенции, которая стремилась найти компромисс с властью, чему имеются многочисленные подтверждения именно в документах о деятельности литературных группировок[68]. Безусловно, мы не можем оценивать ситуацию, опираясь только на обращения, резолюции, протоколы литературных организаций и письма отдельных литераторов, которые по стилистике больше напоминают политические доносы, стенограммы обвинительных процессов, кухонные склоки. При изучении этих документов возникает вопрос: что было делать цензуре в условиях добровольного и массового стремления участников забега оттолкнуть соперников и первым прорваться к кормушке? Объективности ради необходимо подчеркнуть, что все усилия литературных организаций были направлены на достижение чисто материальных целей: литераторы, входящие в группировки пролетарского направления, находились на регулярном финансировании государства (на зарплате) через органы управления культурой (Наркомпрос РСФСР). Поэтому желание «вписаться» в официально признанные объединения было обусловлено не столько победой одного литературного направления над другим, сколько чисто прагматическими стремлениями выжить в сложной идеологической и экономической обстановке{535}. Первопричиной этого морального разложения был страх, разъедающий души даже самой лучшей части общества. Конечно, страх 1920-х гг. отличался от страха начала 1930-х гг. и страха 1937-го года.

В середине 1930-х гг. конформизм и беспринципность стали уже привычными для творческой интеллигенции. Газеты тех лет пестрели гневными статьями и «публицистическими произведениями» Д. Бедного, А. Суркова, М. Кольцова и других. Интеллигенция хорошо себе усвоила, что без благосклонности высшего политического руководства и членства в соответствующем творческом союзе она будет обречена на молчание и безызвестность и даже исчезновение и уничтожение. В наши дни опубликованы стенограммы и протоколы обсуждений с обличительными речами писателей против своих товарищей по цеху, сказано много горьких слов в адрес советской образовательной среды, но полного и до конца осмысленного понимания причин нравственного падения поколения «детей революции» не приходит. Слишком велики соблазны наложить современные представления на психологию людей переходного периода.