Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

Написанная в 1928 году книга Барбюса о Кавказе (отчасти это путевые заметки об экзотической стране, отчасти — сборник наполовину вымышленных интервью с местными жителями, а в какой-то степени — и политический трактат) была прежде всего направлена на опровержение обвинений в «красном империализме», выдвинутых против советской власти эмигрантами в связи с прекращением в 1920 году существования независимой меньшевистской Грузии. При этом работа была построена вокруг канонической дихотомии «вчера и сегодня», постоянно фигурировавшей в пропаганде ВОКСа и Коминтерна. Сталин в книге упоминался только один раз. Здесь в зачаточном виде появлялся образ скромного лидера простого народа, впоследствии получивший полное развитие в книге Барбюса «Сталин», опубликованной, как говорилось выше, в 1935 году{692}.

Привлекательность для Сталина именно Барбюса в качестве заслуживающего доверия биографа, судя по всему, еще более повышалась теми рабочими отношениями, которые у них сложились в условиях поддержки Советским Союзом антифашистских организаций в начале 1930-х годов{693}. Поддержка Барбюса Сталиным включала даже личное редактирование вождем статей писателя для газеты «Правда», и, когда Мехлис выразил свою озабоченность неортодоксальными заявлениями Барбюса о независимости литературы от политических движений, Сталин распорядился: «Нужно опубликовать без изменений. За ошибки статьи ответственен автор статьи, ибо статья подписана»{694}. Вскоре после состоявшейся в конце 1932 года встречи со Сталиным Барбюс, который находился в тесном контакте с Вилли Мюнценбергом в связи с развернутым в Амстердаме движением в защиту мира, объявил, что хочет написать биографию Сталина. В декабре того же года идеологи из Отдела культуры и пропаганды при ЦК ВКП(б) (Культпроп) доверили это дело работникам канцелярии Сталина, а ведущие эксперты Института марксизма-ленинизма ухватились за отличную возможность и взялись за предоставление соответствующих материалов — иными словами, была запущена цепная реакция, немыслимая без санкции самого Сталина. Основным условием публикации рукописи Барбюса было ее предоставление на проверку и редактуру. При этом беспокойство советского руководства было в значительной мере развеяно уверениями писателя в том, что он собирается порвать с французскими «троцкистскими элементами», которым позволял публиковаться в своей газете «Monde»{695}.

Встречи Барбюса со Сталиным в 1933 и 1934 годах состоялись в решающий момент построения культа личности, которое началось во время празднования пятидесятилетия вождя в 1929 году. Согласно Пламперу, к середине 1933 года формирование «культа личности всерьез ускорилось» и процесс канонизации изображения Сталина достиг нового уровня — об этом говорила усиливавшаяся централизация организации соответствующих мероприятий в личном секретариате генерального секретаря. Множество акторов было вовлечено в создание культа, что во многом объясняется тем, что он не мог быть назван своим именем. Барбюс в годы активной подготовки биографии и сценария для фильма о Сталине должен был поддерживать контакт не только со своим героем, но и с ключевыми представителями советской элиты и Коминтерна — заведующим канцелярией генерального секретаря Поскрёбышевым, заведующим Культпропом А.И. Стецким и В. Мюнценбергом. Упомянутый фильм, по поводу которого Барбюс подписал договор с киностудией «Межрабпомфильм», так и не был снят — по причине смерти писателя в Москве в августе 1935 года. К тому моменту, когда он начал писать биографию Сталина, Барбюс уже полностью посвятил себя делу прославления вождя и в личных заметках именовал его «великим товарищем». Будучи в курсе споров, которые велись тогда в Советском Союзе по поводу того, при помощи какого вида искусства лучше всего изображать Сталина, писатель отмечал, что вождь слишком велик, чтобы его можно было изобразить театральными средствами. В своем сценарии Барбюс пытался решить эту дилемму, показывая колоссальный образ — некое вдохновение, стоявшее за великим историческим развитием классовой борьбы в России, начавшимся в 1898 году{696}. «Сталин» Барбюса, оконченный в 1935 году и опубликованный на русском языке в журналах и отдельной книгой в 1936-м (подходящего местного биографа так и не появилось), представляет собой пример того, как зарубежный друг Советского Союза мог успешно оказать влияние на внутреннюю политику СССР, в данном случае — посредством значительного вклада в формирование культа личности Сталина. Основная мысль книги Барбюса — «Сталин — это Ленин сегодня» — стала одним из самых знаменитых лозунгов этого культа. Как вспоминал ведущий историк партии Исаак Минц, пользовавшийся благосклонностью вождя, «хозяин» сам придумал этот лозунг и запустил его в редакционный совет газеты «Правда» через Мехлиса и Горького, после чего лозунг был сразу же передан Барбюсу функционерами, редактировавшими книгу{697}.

Поскольку книга Барбюса создавалась и редактировалась при участии Сталина и его главных идеологов, она не являлась исключительно «иностранным» произведением. Впрочем, в отдельных случаях ее несоветское происхождение тоже имело огромную важность.

Как бы ни был Барбюс предан делу прославления Сталина, с точки зрения идеологов марксизма-ленинизма его работа была полна грубых ошибок. Так, Стецкий в своем пространном критическом отзыве на рукопись обратил особое внимание на то, что Барбюс, являясь интеллектуалом среди коммунистов, был, по сути дела, так же одержим пропастью между людьми умственного труда и властью, как и фабианцы, Роллан и многие прочие попутчики. В свете этого предубеждения европейских интеллектуалов простота и скромность пролетарского вождя, продиктованные отрицанием культа личности, приводили к выводам, которых не ожидали советские идеологи. Так, французский писатель изначально сделал слишком большой упор на роль Сталина как эмпирика, «марксиста-практика», постоянно руководствующегося здравым смыслом (другими словами, «человека дела»), а не «величайшего теоретика марксизма после Ленина», по формулировке Стецкого. Даже после редакторского вмешательства Стецкого Сталин в тексте Барбюса по-прежнему в основном именовался «простым человеком» и «человеком дела». В более широком контексте культа вождей существовала давняя традиция, в соответствии с которой после установления верховной власти народа политических лидеров начинали изображать как людей, воплощающих народные массы и одновременно — стоящих над ними{698}. В межвоенные годы баланс, найденный между этими двумя направлениями, стал основной характерной чертой культа личности Сталина. Как доказывает С. Кёре, написанная Барбюсом биография стала каноническим текстом, поскольку в ней французским коммунистом был создан образ простого и скромного человека из народа, являвшийся полной противоположностью прославлению Сталина как гениального теоретика внутри СССР, фигурировавшему в работах советских идеологов. Более того, в 1935 году советская цензура изъяла из обращения один из номеров газеты «Monde», в котором содержалась написанная писателем-коммунистом Полем Низаном рецензия на французское издание биографической книги Барбюса. Причиной изъятия послужила сделанная Низаном без злого умысла, но несомненно еретическая ссылка на увлечение интеллектуалов Троцким как мыслителем у власти, противоположным Сталину — деловому человеку, практику (l'homme des événements){699}.

Второй проблемой, которая была тесно связана с первой и которую Стецкий еще более усердно пытался устранить, являлось изображение Барбюсом Троцкого как революционера с иным, чем у Сталина, «темпераментом», а не как дьявольское воплощение чуждых социальных и экономических корней оппозиции. В этом вопросе Барбюс отказался отречься от своей точки зрения: в опубликованном тексте хотя и заметно активное осуждение Троцкого в качестве нераскаявшегося меньшевика, но изгнанный оппозиционер все же рассматривается как лидер принципиально иного типа, чем Сталин. Правда, в характеристике Троцкого отсутствуют слова «теоретик» и «интеллектуал», однако Барбюсу и не нужно было их использовать: его Троцкий обладает слишком большим воображением, слишком любит говорить, чрезмерно самоуверен и многословен, тогда как Сталин — «человек ситуации» (l’homme de la situation) с утилитарным, «практическим» складом ума. Коротко говоря, это два разных «человеческих типа»{700}. Таким образом, если многих попутчиков типа Шоу и супругов Вебб Сталин привлекал как «социальный инженер» марксистско-ленинского склада и, соответственно, своего рода интеллектуал у власти, то у Барбюса советский вождь представал перед читателем как антиинтеллектуал и антипод Троцкого, понимавший истинную суть ленинизма чуть ли не инстинктивно.