Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

• Название: ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
• Автор: Александр ХАРЬКОВСКИЙ
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я понял трагедию человека, который мечтает, чтобы люди любили друг друга, но не может осуществить свою мечту. И мне открылась его наивная, красивая и вместе с тем реальная мечта. Может быть, мечта эта – вуаль, скрывающая трагедию художника? Я тоже был мечтателем, но я желаю автору не расставаться со своей детской, прекрасной мечтой. И призываю читателей войти в эту мечту, увидеть настоящую радугу и понять, что мы не сомнамбулы.

---

– Да, конечно, ведь и я с рождения был зрячим. Вначале, когда ослеп, мне было очень тяжело. Потом научился связывать свет со словами. Мне, например, очень нравится, когда женщина носит имя Светлана или Клара – ведь "клара" значит "светлый, ясный".

– Вы различаете день и ночь?

– Конечно, всем существом своим я чувствую ясный день, яркое солнце. Поэтому я люблю вашу страну – здесь так много солнца!

– Только мне одному оно не светит, – тяжело вздохнул Акита. – Родители назвали .меня Токудзо (7). Они должны были бы дать мне другое имя – три несчастья.

И Акита поведал Ерошенко о своих бедах. Вначале умерла его маленькая дочь, потом за упущение по службе был посажен в тюрьму отец, и вот рухнуло дело, на которое он возлагал столько надежд.

– Я не знаю, как мне дальше жить, – тихо сказал Акита.

– У нас, в России, есть поговорка: "Пришла беда – отворяй ворота". Да, конечно, вам сейчас очень трудно. Но не кажется ли вам, Акита-сан, что вы тот человек, который, как говорят русские, "из-за деревьев не видит леса?" Признаюсь честно: я боюсь одиночества, и когда мысль о том, что до конца дней своих не увижу света, приближает меня к отчаянию, я иду к людям, с головой ухожу в работу я вскоре убеждаюсь – жить всегда стоит. – И Ерошенко повел Акита в пансион Хайшикуа, где жил сам, познакомил с товарищами, помог получить жилье и работу.

Ерошенко все время чем-то занимался – лепил фигуры из глины, устраивал диспуты об искусстве, выступал перед студентами с пением русских песен. Акита все это увлекло, к тому же он, как и Ерошенко, 'боялся одиночества, того состояния, которое японцы выражают словом "сабисий".

Но особенно заинтересовал Акита язык эсперанто. Он так писал об этом в "Автобиографии": "Когда я совершенно отчаялся в жизни и дошел до крайней степени нигилизма, в поле моего зрения появился Василий Еро-шенко. Я узнал, что Ерошенко, будучи слепым, с огромным энтузиазмом трудится на благо мирового движения эсперантистов. Я сразу же начал изучать язык эсперанто". Общие интересы сблизили Акита и Ерошенко. Японского писателя привлекала русская культура, история России. Еще до встречи с Ерошенко Акита написал пьесу "Первая заря", направленную против русско-японской войны: в ней он с большой симпатией изобразил русских. Позднее в память казненного правительством японского анархиста, революционера Котоку, им была создана драма "Лес и жернова" – подлинный гражданский подвиг Акита Удзяку. Эти пьесы произвели на Ерошенко сильное впечатление, он был восхищен мужеством японского друга.

Той же весной 1915 года Акита познакомил Ерошенко со своими товарищами, которые так же, как и он сам, интересовались русским языком и литературой (8). Катагами Нобуру, молодой преподаватель университета Васэда, мечтавший о создании первой в стране кафедры русской литературы, собрал в лавке "Накамурая" на Синдзюку кружок энтузиастов – Акита Удзяку, Ёсие Такамацу, Кацураи Масаюкискэ, Сома Кокко. Здесь, вспоминает Акита, собиралось "Общество красношапочников", все члены которого носили красные фески. Это был дискуссионный клуб, где спорили о политике, о жизни, о литературе. Под руководством некоего Найта, выпускника токийской православной школы св. Николая, они начали изучать русский язык. Однако Катагами Нобуру мечтал, чтобы занятия вел не англичанин Найт, а кто-либо из русских. И когда Акита порекомендовал ему Ерошенко, тот с радостью согласился.

Душой литературного общества, собиравшегося вечерами в лавке "Накамурая", была журналистка Сома Кокко, хозяйка кафе и магазина. К Ерошенко она относилась по-матерински: поселила его у себя в доме, платила деньги за то, что ой обучал её русскому языку. Русский слепец казался ей большим ребенком, которого жестоко обидела жизнь – лишила возможности видеть. В свою очередь, Ерошенко от души привязался к госпоже Сома. Благодаря ее заботам "Накамурая" стал родным домом Ерошенко.

Акита и Ерошенко объединяла также страсть к театру. Теперь мы знаем, что это увлечение нашло и конкретное проявление. Одним из наиболее значительных произведений Ерошенко стала написанная на японском языке пьеса "Персиковое облако", высоко оцененная Лу Синем. Быть может, этот успех слепого писателя был определен тем, что с японским театром знакомил его такой знаток драмы, как Акита Удзяку.

Известный актер Сасаки Такамару в 1973 году вспоминал в "Акахата", что в годы пребывания Ерошенко в Японии в доме Сома Кокко образовался кружок "Цутино кай" ("Земля"), которым руководил Акита Удзяку. Из этого кружка родился знаменитый "Передовой театр" ("Сэнкудза"), который, в свою очередь, дал жизнь таким театральным труппам и коллективам, как "Театр в чемодане" ("Торанку-гэкидзё"), "Авангард" ("Дзэнъэй гэкидзё"), "Пролетарский театр" ("Прорэтариа гэ-кидзё") и "Левый театр" ("Саёку гэкидзё") (9).

"В занятиях нашего кружка, – вспоминает Сасаку, – принимали участие… госпожа Сома Кокко и ее дочь Тикако. Неизменными слушателями были сам хозяин – господин Сома Айдзо и Ерошенко… Критические замечания Ерошенко, как правило, были острыми, порой даже резкими. При этом он не щадил даже свою благодетельницу, госпожу Сома, которая любила его, как мать. Я лично объясняю это следующим: лишенный зрения и полагавшийся только на слух, Ерошенко обладал способностью очень точно улавливать смысл реплик той или иной роли…"

Пройдут годы, театральные критики, оппоненты слепого писателя из разных стран будут говорить ему: "Как вы спорите, если вообще ничего не можете увидеть на сцене – вы же слепой?" Ерошенко с достоинством ответит: "О, вы даже не догадываетесь, как много может увидеть в театре незрячий?!"

И впервые он так ответит здесь, в Японии, в доме Сома – ответит резко, даже рискуя потерять и стол и кров, потому что не было для него на свете ничего дороже правды…

Акита открыл для своего русского друга японский театр. Сопровождая Ерошенко на спектакли и комментируя ему все происходящие на сцене действия, Акита стал его глазами. Хасиура Ясуа, живший неподалеку от друзей, вспоминал, что чаще всего они ходили в театр "Новой драмы" и "Кабуки". Причем Акита был просто поражен критическими замечаниями слепого друга. Ерошенко, отмечал Хасиура, всей душой чувствовал истинную сущность вещей, чутко воспринимая все происходящее на сцене.

Акита как-то раз вспоминал, как они с Ерошенко смотрели пьесу, в которой по ходу действия появляется буддийское божество Сакья-Муни (10).

– Разве в Японии на сцене могут появляться боги? – спросил Ерошенко.

– Да, а что? – удивился Акита.

– В России святых никогда не изображают на сцене.

– Вот как!? У нас подобный запрет распространяется только на лиц императорской фамилии, – иронически заметил Акита.

Ерошенко рассмеялся: неестественно напыщенный Сакья-Муни напоминал великого князя Сергея Александровича, и Василий представил их себе на сцене рядом. Став завсегдатаем японского театра, Ерошенко, разумеется, не пропускал ни одной пьесы русских авторов. И всегда рядом с ним был Акита. Однажды они смотрели в театре Энгидза драму писателя-декадента Сологуба. Зал так холодно принял постановку, что Ерошенко стало жаль актеров. Когда после спектакля к нему подошел артист Камияма Сёдзи, Ерошенко сказал:

– Вы не виноваты – актеры играли с вдохновением. Просто никто из вас не понял смысла пьесы. А есть ли в ней вообще смысл? Впрочем, нечто подобное произошло с этой пьесой и в Москве.

Всего через год после приезда в Японию Ерошенко вполне освоился в обществе и уже настолько овладел японским языком, что мог свободно на нем объясниться. У него появились друзья. Кажется, одного не хватало ему для полного счастья – любви. Но и она пришла к нему в этот счастливый для него 1915 год.

(5) По свидетельству Акита, в то время Ерошенко по-японски говорил, как японец, долго проживший в Европе.

(6) Савада Сёдзиро – известный театральный деятель. В 1917 г. основал театральную группу, целью которой была постановка спектаклей для широких народных масс. В результате ее деятельности сложился и до сих пор весьма популярный в народе жанр японского театра – синкокугэки. Основная тематика пьес синкокугэки – жизнь воинов и разбойников эпохи феодализма. (7) Токудзо – букв. "три добродетели". Удзяку – псевдоним писателя.

(8) До конца своей жизни Акита был пропагандистом литературы нашей страны. В 1957 г. в Токио вышли переведенные им русские народные сказки.

(9) В начале XX в. а Японии под влиянием европейского театра возникла современная драма – сиигэки. Акита Удзяку был в числе ее создателей. Созданные им театральные коллективы несли свое искусство в массы. Например, актеры "Торанку-гэкидзё" нередко появлялись в рабочих кварталах с чемоданами, набитыми костюмами, выступая под открытым небом.

В 1926 г. "Дзэнъэй гэкидзё" открыл свой сезон пьесой А. В. Луначарского "Освобожденный Дон-Кихот". "Саёку-гэкидзё", пришедший на смену этому театру, показал ряд революционных пьес. У его входа обычно дежурила полиция, которая выпытывала у зрителей, кто они, где работают. В 1940 г. два театра, которыми руководил Акита, закрыли, а сам он был арестован.