Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

• Название: ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
• Автор: Александр ХАРЬКОВСКИЙ
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я понял трагедию человека, который мечтает, чтобы люди любили друг друга, но не может осуществить свою мечту. И мне открылась его наивная, красивая и вместе с тем реальная мечта. Может быть, мечта эта – вуаль, скрывающая трагедию художника? Я тоже был мечтателем, но я желаю автору не расставаться со своей детской, прекрасной мечтой. И призываю читателей войти в эту мечту, увидеть настоящую радугу и понять, что мы не сомнамбулы.

---

Пройдут годы. Василий Ерошенко сохранит в своей зрительной памяти лишь небо, лицо матери, голубей на заборе и церковь, где его ослепили. В глубоком мраке, куда он погрузился, не нашлось ничего, что могло бы закрепить другие образы видимого мира. Он будет помнить, что глаза кролика красные, но не сможет представить их, эти самые глаза. Весь мир его воплотится в звуках. Он будет трепетать от радости, встречая на разных языках слово "свет": "лайт", "люмьер", "люмо", – каждый раз представляя себе солнце. И все потому, что в те самые трудные для него ночи сумел перекинуть первые мостки из мира тьмы, звуков и ощущений в царство света.

На какое-то время ночная тьма стала для него другом. Только ночью он мог ходить по деревне, не слыша приглушенного шепота за спиной ("а у Якова-то сынок темный"), бродить свободно, словно зрячий, не вызывая тревожных окликов матери. Вскоре он научился ориентироваться в деревне, в лесу, в поле не хуже, чем в отцовской избе.

И вот как-то днем Вася открыл калитку и, отбросив палку, походкой зрячего пошел по Обуховке. Крестьяне долго смотрели ему вслед. Однажды, когда он ушел за околицу, кто-то, видимо нездешний, попросил указать дорогу в город – принял его за зрячего.

За месяцы болезни и сидения дома мальчик стал серьезным и молчаливым. Товарищи не желали с ним играть, даже не подходили – побаивались его. А ему было нужно, чтобы признали, приняли к себе. И он страдал.

Шли годы. Но даже в родной семье Вася чувствовал себя одиноким: слепой в хозяйстве только обуза. А в деревне к нему привыкли и даже перестали удивляться, когда он свободно шагал без палки.

Однажды, стоя у церкви, он заслушался пением слепого кобзаря – о краях заморских, о казацких походах в Туретчину. В самое сердце запала ему песня: мир велик, если бы можно было убежать, чтобы не слышать шепота жалости за спиной.

А кобзарь, словно подслушав Васины мысли, погладил его русые кудри, ощупал невидящие глаза и сказал:

– Пидэмо зи мною, хлопчику. Що ты маешь тут робыть, слипенький? Пидэмо и маты тэбэ видпустыть.

(1) Моулмейн – город в Бирме.

(2) Об этом писала сестра В.Ерошенко М.Я.Безуглова.

(3) Об этом В.Ерошенко рассказал в новелле "Обреченный жить".

Детская казарма

Яков Ерошенко давно уже подумывал, куда пристроить сына. У слепого в России большого выбора не было – либо в богадельню (куда попасть было совсем непросто!), либо в школу слепых – их было несколько на страну и среди них – петербургская для дворян и московская для простого люда.

Как удалось отцу пристроить Василия в школу слепых в Москве, остается загадкой. Видимо, у него, человека бывалого, исколесившего на почтовых лошадях почти всю Среднюю Россию, были знакомые среди купцов, на пожертвования которых существовала эта школа.

"Девяти лет, – писал в своих воспоминаниях Ерошенко, – я был послан из деревни, чтобы научиться чему-нибудь в школе слепых. Это было учебное заведение, отгороженное от всего мира, нам не только запрещалось самим выходить за ограду, но даже в каникулы нас не отпускали домой. Днем и ночью мы были здесь под надзором".

С деревенского приволья мальчик попал в затхлый мирок "детской казармы". Массивный особняк школы на Второй Мещанской, глухой забор, а за ним небольшой двор, названный ребятами "сковородкой". Здесь разрешалось гулять лишь по часу в день, девочкам – в одно время, мальчикам – в другое. Днем и ночью над головами детей свистела плеть директора школы, от-ставного полковника А.Г.Витте – за малейшую провинность их нещадно наказывали. А по воскресеньям учеников собирали в школьной церкви, где они молились о здравии "благодетелей"- купцов.

Между детьми и их наставниками шла глухая борьба: учителей то и дело изводили "глупыми" вопросами. ("В нашем классе, – замечал Ерошенко, – разрешалось задавать только умные вопросы"). К примеру, педагог объясняет: наша планета так велика, что на ней для всех хватает места. А Ерошенко спрашивает: "Почему же у моего отца нет даже клочка земли, и он арендует ее у графа Орлова?" Наказав дерзкого ученика плетью, учитель продолжает: человечество делится на расы, причем самая цивилизованная – белая. Но его снова прерывают вопросом: "Потому ли мы лучше других, что цвет нашей кожи белый?… А как же летом, когда мы загораем, становимся ли мы от этого менее цивилизованными, чем зимой?".

Рядом со школой, где учился Ерошенко, находился дом известного купца Перлова; фирма его вывозила из Китая чай. В гости к нему однажды приехал некий господин Ли. Узнав, что по соседству с домом Перлова находится школа слепых детей, господин Ли решил посетить ее. Он пришел к детям в старинном одеянии, с косой на голове. Разумеется, слепые не могли этого увидеть, но господин Ли был так добр, что разрешил им ощупать его китайскую одежду и даже косу.

"Зная, что китайцы принадлежат к желтой расе, я взял его руку и пробежал по ней кончиками пальцев, пытаясь уловить разницу между его кожей и моей. Затем я отошел и тихо спросил учителя, правда ли, что наш гость желтокожий. Учитель подтвердил.

– Но я не нашел разницы между рукой белого и желтого человека, – сказал я вполголоса".

В школе слепых детей старались еще раз ослепить – духовно. Учителя воспитывали их в духе преданности существовавшему строю, в головы детей вдалбливались сословные предрассудки, национальная и расовая рознь. И, казалось бы, сама действительность России – "тюрьмы народов" способствовала тому, чтобы дети, тем более слепые, принимали эти слова за истину.

Каким же чутьем должен был обладать мальчик, чтобы "смотреть на мир своими, а не чужими глазами, думать своей головой и открывать мир своим сердцем?" Эти слова Ерошенко произнес в Японии в 1916 г., но зародились у него такие мысли, быть может, еще здесь, в Московской школе слепых.

Несмотря на то, что попечительство изолировало школу-тюрьму от всего мира, веяния жизни проникали и туда. То к кому-то из ребят приедут родители из де-ревни и расскажут, что помещику подпустили "красного петуха", то школьный сторож проворчит, что вот, мол, обнаглели господа студенты – захватили университет, отстреливаются от полиции. Иногда детей заставляли молиться за "подло убиенного" царского чиновника, кляли на чем свет "проклятых анархистов".

Внешне в школе все оставалось по-прежнему. Как и раньше, два раза в неделю приходил проверять успеваемость инспектор Гетлинг (он говорил с сильным немецким акцентом, и ребята часто передразнивали его). Все так же щелкал хлыстом по головам ребят директор школы отставной артиллерийский полковник А. Г. Витте, а жена его, богомольная немка, которая фактически заправляла всеми делами, водила детей на прогулки, заставляя молиться у каждой часовни. И председатель школьного совета "милейший" Вячеслав Семфарионович Кохманский – святоша и ханжа – встречал "чистую публику" у входа в школьную церковь, где на пороге, возле тарелки для пожертвований, сидела опрятная девочка, а за амвоном пел хор слепых.

И все-таки над школой сгущались тучи. Это чувствовал А. Г. Витте, который, сменив сапоги на тапочки, прятался у дверей спален, чтобы подслушивать разговоры. Понимали это и учителя – в последнее время ребята просто засыпали их "глупыми" вопросами.

В "Странице из моей школьной жизни" Ерошенко писал: "Однажды учитель сказал нам:

– В каждой стране есть свой правитель, и государство без него не может существовать, так же как наша школа без дежурного преподавателя.

Мы заулыбались: ведь школа больше всего нравилось нам, когда дежурный учитель был болен и мы могли делать то, что нам захочется. В какие игры мы тогда играли, сколько веселого рассказывали перед сном!…

– …Россией правит император в золотой короне и дорогом одеянии; он восседает на троне со скипетром в руке, – говорил тем временем учитель.

Лапин прервал рассказ:

– Ну, а если бы император оказался на улице без скипетра и короны, в обычной одежде, могли бы люди узнать, что перед ними сам император? Вопрос был признан глупым. Лапин остался стоять. Однако он запротестовал:

– Но, господин учитель, мы не можем видеть ни корону, ни царскую одежду, как же мы узнаем при встрече императора?

Этот вопрос был оценен как очень глупый: Лапин был поставлен на колени…

Учитель продолжал:

– Так же как в школе есть плохие мальчики, вроде Лапина, которые все время досаждают учителям, так и в государстве находятся негодники, мешающие правителям исполнять свой долг. Таких людей называют социалистами и анархистами. Мы должны их опасаться и презирать.

Но мы не боялись Лапина. Наоборот, никого в школе ребята не любили так сильно, как его. Что ж, поду-мал я, если эти "негодяи" такие же плохие, как наш Лапин, значит, незачем их опасаться…

Вскоре после этого урока нашу школу должен был посетить дядя самого императора Николая II, великий князь Сергей Александрович…

В объявленный день все было готово. Мы ожидали лишь звонка, чтобы собраться в классе. Но он прозвенел минут за пятнадцать-двадцать до назначенного срока. Думая, что наш коридорный проявил излишнее рвение, мы не очень спешили и вышли из спальни минут через десять после звонка.