Иван Стаднюк - Исповедь сталиниста

• Название: Исповедь сталиниста
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

Основу новой книги известного писателя составляют, кроме его удивительной биографии, сенсационные факты, связанные с событиями второй мировой войны, полвека скрывавшиеся под строгой завесой секретности.

---

— А если б и жид, то что, не человек?! — Иван Исихиевич страшно удивился, но тут же, о чем-то вспомнив, перевел разговор на другое: Слушай, Иван Фотиевич! Помоги мне в одном святом деле!.. Понимаешь, во время немецкой оккупации я год прятал у себя на чердаке двух, как ты их называешь, евреев. Кормил их, поил, старался, чтоб соседи не подглядели и домашние не проболтались… Они, эти хлопцы, время от времени по ночам куда-то уходили, потом возвращались — не трудно догадаться: с партизанами держали связь… Опять исчезали. А однажды ушли и не вернулись. До сих пор ни слуху ни духу о них… А в прошлом годе чинил я крышу хаты и вдруг нашел на чердаке сумку с деньгами. Пересчитал гроши, и в глазах у меня потемнело: корову можно было купить!.. Но два года назад — денежная реформа, будь она проклята! Я тайком подался в Киев, захватил плетенку самогона-первача, торбу сала, полмешка орехов и пробился через добрых людей к самому наркому финансов Украины. Брешу ему, так, мол, и так: скопил деньги на корову, спрятал их и запамятовал, куда именно. И вот нашел! Прошу поменять на новые… Нарком пригласил своих служак, советуется с ними. Они хохочут, а я плачу — так мне было жалко, что раньше не нашел сумку… Забрали они у меня гроши, дали расписку и сказали, что будут с Москвой советоваться… Уже год прошел, а они до сих пор советуются… Помоги, ты же в Москве свой человек!.. Постучись к Сталину!.. Похлопочи!

Как я ни доказывал Ивану Исихиевичу, что мне в Москве до Сталина еще дальше, чем ему до Бога, — не поверил. Все твердил, что он смело обращается к Богу ежедневно… И вынудил меня пообещать выяснить «в верхах», возможно ли обменять ему деньги…

— Или пусть Сталин прикажет корову мне дать! — подытожил дядька наш разговор.

* * *

Вернулся я в Москву еще более обозленный. Принял решение «крепко поговорить» с полковником, выяснявшим в Кордышивке мою родословную, и рассказать об этом на партсобрании, хотя понимал, что ездил он в Кордышивку с благословения начальства. Но не застал на службе «коллеги». Он отбыл в Симферополь инспектировать окружную газету «Боевая слава», в которой я служил до переезда в Москву.

— Надеется и на тебя какой-нибудь компромат там собрать, — шепнул мне один из работников нашего отдела. — Чего он взъелся? Звонил в редакции газет, где ты печатаешься, выяснял, не злоупотребляешь ли служебным положением…

Я действительно иногда печатался в «Красной звезде», «Красном воине» (газете Московского военного округа), осоавиахимовских газете и журнале. Увлекался написанием статей о боевых действиях подразделений на разной местности и в разное время года, сам рисовал к статьям схемы, которые тоже публиковались. И делал это не только для журналистского престижа, но и ради заработка: на служебный денежный оклад трудно было прокормить семью, тем более что тогда требовалось подписываться на государственные займы в размере двух-трех месячных жалований в год. Это был открытый грабеж, противиться которому никто в армии не смел… Но при чем здесь служебное положение?

В Симферополе числился за мной «грех» уже не мнимый и не «замоленный». В начале 1947 года я брал для газеты интервью у командующего войсками нашего Таврического военного округа генерала Попова Маркияна Михайловича. Шла речь о задачах боевой подготовки войск на летний период. Маркиян Михайлович, светлейший из советских военачальников, рассказывал мне о предстоящих задачах, посматривая в какие-то документы. Я старательно записал все, а через несколько дней отвез ему на визу двухполосную статью за его подписью. Виза была получена, но при запуске номера газеты в печать воспротивился военный цензор: в статье якобы вскрывались планы секретного характера. Я по телефону доложил об этом командующему. Он потребовал передать трубку цензору и сказал ему, что берет публикацию статьи под свою ответственность, на что имел право.

Вышла газета. Все мы радовались статье генерала Попова, удостоились похвалы начальника Политуправления округа. Посланный Маркияну Михайловичу гонорар он через своего адъютанта передал в конверте мне… А вскоре поступил приказ то ли начальника Генерального штаба, то ли наркома обороны, в котором нашему командующему объявлялся выговор за вскрытие секретного плана боевой подготовки войск на очередной год…

Это был удар по всей редакции и особенно по мне, как главному соучастнику допущенной оплошности. Но никакого возмездия не последовало. Всю ответственность Маркиян Михайлович взял на себя.

Выслушав предостережение своего сослуживца, я приутих. Из дома позвонил в Симферополь Поповкину. «Как, мол, там дела?» Он ответил, что в Политуправлении округа состоялось обсуждение газеты. Представитель отдела печати дал ей, в общем, неплохую оценку и уже вернулся в Москву.

На второй день полковник появился на службе, передал мне приветы от Поповкина и сотрудников «Боевой славы». Отозвался о ней с явным пренебрежением, что меня насторожило, и, усевшись за стол, принялся, как полагалось, писать выводы о проделанной работе. Дня два корпел он над составлением документа. Как я потом узнал, писал полковник совсем не то, что докладывал на совещании в Симферополе. Надеялся, что его бумага будет прочитана начальством, подошьется к делу и забудется, поскольку она завершалась утверждением: замечания о недостатках газеты доложены руководству Политуправления округа и коллективу редакции. Но, стараясь возвыситься в глазах руководства как весьма толковый и принципиальный инспектор, проявил чрезмерное усердие. Перестарался в своих негативных оценках и выводах. «Заключение» полковника, как особо острое и серьезное, попало на стол генерал-лейтенанта Галаджева. Через несколько дней приказом по Сухопутным войскам Евгений Поповкин был освобожден от занимаемой должности и уволен из рядов армии — единственный тогда член Союза писателей СССР среди редакторов военных газет.

А тут как раз подоспело отчетно-выборное партийное собрание всего Политуправления Сухопутных войск. Я попросил слова и, когда вышел на трибуну, почти потерял рассудок. Мне тогда не было и тридцати лет, не хватало ни такта, ни деликатности. До сих пор помнят некоторые мои бывшие сослуживцы то выступление. Я со всей беспощадностью обрушился с критикой не только на полковника, выполнявшего постыдную миссию в моем селе, а потом облыжными выводами свалившего с поста редактора газеты Евгения Поповкина, но и на весь отдел печати, в котором работа инспекторов оценивалась по количеству «мусора», часто искусственно наскобленного в военных органах печати, пойманных, как мы тогда злословили между собой, на страницах окружных газет «жучков».

В президиуме нашего собрания сидел представитель Административного отдела ЦК КПСС — полковник танковых войск. Это придало прениям особую остроту. Вспыхнул конфликт между некоторыми нашими генералами, не бывшими, как оказалось, в согласии между собой по каким-то проблемам…

На второй день меня вызвал начальник отдела печати полковник Левин умный человек, опытный аппаратчик, которого я искренне уважал и побаивался.

— Что ты наделал, Стаднюк? — укоризненно спросил он. — Почему не пришел ко мне, не посоветовался?

Я почувствовал себя виноватым. Понимал, что вскрыл слишком болезненную язву, которая заживет не скоро, и мне из-за этого несдобровать.

Разговор с Левиным был не долгим, но трудным. На прощанье он изрек:

— Нас по твоей милости начинает проверять комиссия ЦК. Уезжай на месяц на восток — в Новосибирск и Иркутск. Изучи газеты тамошних военных округов… Помоги редакциям. А мы тут без тебя будем разбираться… Это, впрочем, не приказ, а совет.

Этого «совета» я не мог не выполнить и полетел в Сибирь…

Месячного срока вполне было достаточно, чтоб познакомиться с коллективами двух редакций, прочитать полугодовые комплекты их газет и там же, в Новосибирске и Иркутске, написать заключения и познакомить с ними работников редакций и руководство Политуправлений военных округов (тогда Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского).

Через месяц вернулся в Москву, написал рапорт о проделанной работе и приложил к нему два документа — обзоры двух окружных газет. И как же я был поражен, когда, опираясь якобы на мое заключение, был снят с работы редактор газеты Восточно-Сибирского военного округа подполковник Меркурьев, хотя в моих выводах не было повода для такого решения. Итак, меня «уравняли» по стилю работы с «коллегой», создавшим условия для несправедливого увольнения из армии Евгения Поповкина. Пришлось писать протест…

Размышлять мне было над чем, тем более что и моя жилищная проблема оказалась в тупике. Предложили нам посмотреть «квартиру» в поселке Кучино по Горьковской железной дороге. Посмотрели: это оказался дом казарменного типа с комнатами, имевшими отдельные входы из коридора. И никаких удобств ни кухни, ни воды, ни туалета…