Николай Богданов - Легенда о московском Гавроше

• Название: Легенда о московском Гавроше
• Автор: Николай Богданов
• Жанр: Советская классическая проза

Повесть рассказывает о судьбе заводского парнишки, участвовавшего в революционных событиях 1917 года в Москве. Прообразом героя явился 14-летний Павел Андреев, погибший в уличных боях в ноябре 1917 года и похороненный у Кремлевской стены.

---

— Ах так?! — офицер, сняв фуражку, вытер со лба пот, перекрестился.

Рабочая колонна вошла в теснину между каменными домами и оградой церкви Василия Блаженного.

Жандармы в засадах изготовились. Те, что запирали Варварку, приняли боевой порядок: передняя цепь легла, вторая стала на колено, третья взяла ружья наизготовку для стрельбы стоя. Пулемет, спрятанный в подъезде торговых рядов, повернул хищную морду на приближающихся людей. Засада полицейских у Василия Блаженного прильнула к решеткам ограды.

Андрейка набрал побольше воздуха, чтобы криком остеречь своих. И ему даже показалось, что он крикнул во всю мочь и его голос, усиленный эхом, отраженный церквами, куполами, зубцами Кремля, раскатился по всей Красной площади.

Но это Андрейке только показалось, потому что жандармскую засаду вдруг словно метлой вымело с улицы в подъезды. Это в тыл жандармов зашли с огненно-красными знаменами рабочие Лефортова, Симоновской слободы, Рогожской заставы, прорвавшиеся через Устьинский мост.

Рабочие Замоскворечья дружно слились с ними в одну бурлящую людскую реку, и она потекла через площадь к Историческому музею, прямо под морды жандармских коней, под сабли и плетки их дюжих всадников.

Рабочие шли, тесно сплотившись, переплетя скрещенные руки, ряд за рядом, твердо печатая шаг. Они двигались неотвратимо, как реки в половодье, не обращая внимания на серую громаду жандармской конницы, на полицейские пулеметы, на железных орлов, раскрывших над ними хищные клювы. Ничто не могло остановить народного шествия.

Пройдя мимо вооруженных до зубов жандармов, рабочая колонна разделилась на две: одна пошла к городской Думе, другая по Тверской к градоначальству.

Ветер раздувал флаги, плакаты, знамена. Казалось, проплывают грозные боевые корабли, подняв над собой паруса, освещенные пламенем начавшейся великой битвы.

Жандармы, так и не дождавшись команды к бою, понукая лошадей, стали заворачивать одни вправо, другие влево. Со скрипом и скрежетом раскрылись железные ворота Спасской и Никольской башен. И, нагибая головы, словно склоняясь перед могуществом народа и прося прощения у двуглавых царских орлов за малодушие, жандармы въехали в Кремль.

«Ага, наша берет!» — возликовал Андрейка.

— Эгей! — раздался снизу звонкий голос Фильки. — Скорей! — Он размахивал бельевой веревкой и кивал на ворота, в которых теснилась жандармская конница. — Давай, пока не затворили.

Андрейка скользнул ужом мимо жандармов, которым было не до проныр-мальчишек, и вот они вдвоем с Филькой мчатся к воротам. Здесь, теснимые конным дивизионом, въезжающим в Кремль, толпились желающие выйти вон. Среди людей застряли грузовики с солдатами-арсенальцами, чистильщиками царских ковров.

— Давай! Они за продовольствием едут, — подтолкнул Андрейку Филька.

Андрейка вцепился в борт грузовика и таким образом выехал из Кремля. У него хватило сил провисеть на руках до самой Иверской часовни. Здесь грузовик тряхнуло на повороте, и он, сорвавшись, отлетел в кучу снега. Барахтаясь в снегу, Андрейка увидел, что военный грузовик обступили михельсоновцы, а среди них были Саша Киреев, брат Андрейки Саша, Уралов, Гриша Чайник и даже дед Кучка. Михельсоновцы лезли в кузов грузовика, протягивая руки солдатам, а дед Кучка скомандовал растерявшемуся шоферу:

— Давай к Бутырской! Освободим узников царизма!

— Да кто ты такой… командовать?

— А ты слушай, сынок, раз командую. С тобой говорит только что избранный депутат Московского Совета Иван Васильевич Кучков! Давай поехали.

Шофер заколебался, оглянувшись на сопровождающих солдат.

— Не подчиняешься народу? А ну вылазь! — Дедушка Кучков потянул упрямца за рукав, погрозив ему револьвером.

Шофер дал газ, и машина тронулась.

Андрейка недолго думая прилепился к подножке грузовика.

К Бутырской тюрьме подкатили вовремя. У ворот ее бушевала толпа. В тюрьме до сих пор томились участники революции 1905 года — герои пресненских баррикад.

— Долой царские тюрьмы!

— Смерть тюремщикам! — кричали люди.

Железные ворота тюрьмы были забаррикадированы. Они сотрясались от ударов камней.

Начальник тюрьмы пригрозил открыть огонь, вызвал казаков. Грузовик с солдатами и рабочими он принял за обещанное подкрепление и приоткрыл калитку.

Распахнув железные ворота, рабочие и солдаты ворвались в тюрьму.

— Именем революции сдавайтесь!

— Заключенных на волю! Тюремщиков в тюрьму!

И вот уже узники, изможденные, качаясь от слабости, но с горящими от радости глазами, обнимаются, целуются со своими освободителями.

— Товарищ Дзержинский! — воскликнул дедушка Кучков, увидев высокого худого узника.

Прямо из тюрьмы Дзержинский в сопровождении рабочих поехал в Городскую думу, где уже собирался на первое заседание Совет рабочих депутатов.

КОНЕЦ ГРОЗНОГО ГЕНЕРАЛА

В особняке Мрозовского этот день кончился весьма неожиданно. Генерал, получив обнадеживающие сведения о подходе двух казачьих дивизий, распорядился стянуть жандармерию в Кремль, чтобы любой ценой сохранить его в ожидании государя. Он мнил себя в роли нового Сусанина, спасающего русского царя.

Караул где-то задержался, а генералу не терпелось взять под арест наглых думских господ делегатов. Завидев земского начальника Грузинова, вошедшего вместе с Лукашей, Мрозовский обрадованно сказал:

— Вы вовремя, полковник!

За окном беглым шагом мелькнула караульная команда.

Мрозовский, предвкушая свое торжество, довольный, что свидетелем будет известный в военной Москве полковник Грузинов, повел его в свой кабинет.

— Вот эти господа… — сказал он громко, распахнув перед Грузиновым дверь.

— Чем вы тут занимаетесь, господа? — перебил его Грузинов и строго оглядел делегатов Думы. — Рабочие Москвы приступают к созданию своей пролетарской власти, а отцы города все еще подстегивают дохлую лошадь самодержавия? Или вы встанете над восставшей чернью, или немедленно окажетесь у ее ног! Революцию надо не раздумывая хватать за узду, как взбесившегося коня!

И вдруг генерал Мрозовский увидел на груди полковника Грузинова алый бантик.

Генерал побагровел. «Где же замешкался этот прапорщик с его чудо-богатырями!» — подумал он.

А прапорщик Ушаков тут как тут! Беглым шагом по ступеням во главе своей бравой команды.

— Что там у нас? — спросил он Лукашу.

— Думские приехали. Власть брать.

— А генерал что?

— Караул требует.

— Это мы сейчас! — подмигнул ему прапорщик Ушаков, поправляя фуражку с красным бантом. — Караул, за мной!

Топая сапогами и гремя ружьями, костромские земляки Сусанина побежали по мраморным ступеням. Адъютант посторонился, давая им дорогу, и кивнул на группу думцев.

Генерал Мрозовский только было раскрыл рот, чтобы отдать приказ об аресте, как услышал:

— Арестовать! — И полковник Грузинов указал на Мрозовского.

— Именем революции вы арестованы, господин генерал! — прокричал Ушаков и, лихо щелкнув каблуками, козырнул.

— П-позвольте! — пролепетал обескураженный Мрозовкий и, ослабев, рухнул в кресло, закрыл лицо руками и заплакал.

Солдаты, опираясь на ружья, смотрели на плачущего генерала с жестоким любопытством.

— Фенита ля комедия, — непонятно выразился прапорщик Ушаков, закуривая папироску. И хотя он усмехался, пальцы его дрожали.

КРАСНЫЙ СЛОН

Вниз по Тверской огромным кораблем плыл слон. Вел его клоун Дуров. А за слоном с самого Тверского бульвара, со сквериков и садиков малыми лодочками плыли детские колясочки с младенцами, катимые молодыми нянюшками и старыми бабушками, с визгом, свистом, кувырканием бежали мальчишки, степенно шли взрослые. Слон и клоун на улице. Шутка ли! Такое прежде только за деньги показывали, а теперь даром. Вот она, революция!

С появлением слона лица людей смягчались, глаза веселели, все улыбались.

Увидев клоуна Дурова с красным бантом во всю грудь и его знаменитого слона в неимоверно огромной алой попоне, с красным флагом в хоботе, Глаша засмеялась. А толстенный купчина вытащил из кармана красный платок и приветственно замахал. Уж если слон красным стал… Словом, «клоуну Дурову ура!».

Крик купца подхватили и студенты, и гимназистки, и охотнорядские приказчики. Дуров шел невозмутимо, гордо, в ярком блестящем костюме, словно властелин города из какой-то волшебной сказки. Он подвел слона к балкону Городской думы и тонкой тросточкой ударил по его ногам. Слон высоко поднял передние ноги.

Как завороженная глядела Глаша на это представление.

— Наденьте слону валеночки! — возопил блаженный Тимоня. — Не томите, не морозьте, какому царю молиться, ироды?!