Фаина Раневская - Арлекин и скорбный Экклезиаст

• Название: Арлекин и скорбный Экклезиаст
• Автор: Фаина Раневская
• Жанр: Цитаты из афоризмов
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-099835-7

Фаина Георгиевна Раневская – великая драматическая актриса со столь же драматической судьбой. Она выделяется в ряду даже самых выдающихся служителей Мельпомены – веселящий публику Арлекин и вместе с тем скорбный, как Экклезиаст, мудрец. Она была уникальной личностью и в искусстве, и в повседневной жизни, занавес над которой приоткрывают фрагменты воспоминаний, представленные в этой книге. Они тоже по-своему незаурядны, благодаря своей афористичности, а также присущей Фаине Георгиевне эмоциональности и тонкому психологизму. Ее дневники и записи позволяют увидеть некоторые тайники души, веселой и печальной одновременно, по-настоящему народной артистки.

---

«Четвёртый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актёры играли как никогда» – это язвительное замечание о жанре кино, как таковом. Завуалированное сравнение с театром – явно в пользу последнего!

«Когда мне снится кошмар – это значит, я во сне снимаюсь в кино» – это уже непосредственно о своём опыте контакта с кинематографическим цехом. Который, чего уж греха таить, – удачным и безоблачным не назовёшь! Сплошь эпизоды! За 32 года кинокарьеры – всего 25 фильмов… причём за последнюю её половину, с 1950-го по 1966-й – всего шесть (да и то: один из них – короткометражка). Главная роль, в прямом смысле этого слова, так та – вообще всего одна, в фильме 1960 года выпуска «Осторожно, бабушка!». (К тому же фильм получился довольно невзрачным, незапоминающимся: плохую работу сценариста и съёмочного состава не смог вытянуть даже профессионализм Раневской…) После начала показа фильма в кинотеатрах Раневская позвонила подруге и спросила, видела ли та новый фильм? Далее – цитата: «Ещё не видела, но сегодня же пойду и посмотрю!» – последовал ответ.

– Так-так, – сказала Раневская. – Я, собственно, звоню, чтобы предупредить: ни в коем случае не ходите, не тратьте деньги на билет, фильм – редкое говно!»

…А последние 18 лет жизни – Раневская вообще в кино не снималась…

И что ещё, в сухом остатке? Две маленьких рольки в журнале «Фитиль», два записанных на плёнку телеспектакля да два озвученных мультфильма: в 1943-й… и затем аж только в 1970 году! Хотя последняя озвучка – роль «домомучительницы» Фрекен Бок в культовом мультике «Карлсон вернулся» – как по мне, так просто шедевр! Почему её не привлекали к озвучке другой продукции «Союзмультфильма»? Даже и не знаю, что сказать! Как, впрочем, и о том, почему Раневской так до обидного мало давали ролей в советских фильмах.

Разве из тех, что уже сыграны, – хоть в одной она была неубедительна? А что же тогда?

Думаю, что и саму Раневскую мучила эта несправедливость. Поэтому и отшучивалась о своих киноработах: «Деньги съедены, а позор остался».

Думаю, в этом она выступила провидицей. Позор тех, кто «распределял роли», кто назначал-снимал-тасовал актёров на съёмки, – останется до тех пор, пока Великую Актрису Раневскую будут помнить…

* * *

И всё же данные «вольные размышления» предваряют не цифровой диск с записями фильмов Фаины Георгиевны и не альбом фотографий с её спектаклей, а книгу, где приведены отрывки из её собственных дневников, изречений и наблюдений, а также изданных воспоминаний современников.

…Читая записки Фаины Раневской, невольно отмечаешь три ипостаси философствующего бурлеска: Арлекин – Мастер Дзен – скорбный Экклезиаст. И все – как скрытый вызов (или – призыв, кому как нравится) читателю или слушателю. А не та размеренная словесная вязь, с чем «походя» соглашаешься, ускоренно пролистывая в нетерпении страницы.

Нет, тут – некие особые смысловые вибрации, что упруго вонзаются в понятийную ткань мира. А из неожиданных последствий, из их отражённого эха – впадаешь в некую оторопь, «концептуальный ступор», в момент разгадывания, «расчувствования» всего заложенного в ёмкие фразы смысла. И нутром, неким тончайшим наитием ощущаешь запрятанное «двойное дно», выжидающие своего часа схороненно-потаённые глубины.

И тогда совсем по-иному будут звучать её записи, одни из последних: «Бог мой, как прошмыгнула жизнь. Я даже никогда не слышала, как поют соловьи. (…) Жизнь кончена, а я так и не узнала, что к чему».

И по мне – это гораздо честнее и пронзительней той знаменитой фразы («Начинает открываться смысл жизни…»), что вывел незадолго до смерти великий мыслитель Лев Николаевич Толстой.

…Думаю, что справедливости ради, английской энциклопедии «кто есть ху» – в следующих своих выпусках просто настоятельно необходимо включить Ф.Г. Раневскую не только в топ-лист выдающихся актрис, но и в десятку оригинальнейших философов, а также в десятку замечательных литераторов.

Но это – для «мировой» славы, для «импортной» презентации. В России (да и в странах бывшей СССР) – Раневскую особо представлять читателю и не требуется! (Кстати, именно с этой фразы я вначале хотел начать свои вольные, слишком вольные размышления. А теперь подумал – лучше с неё будет закончить! И лишь дописать в скобках: «Завидую тем, кто будет читать Раневскую в первый раз… Не упустите!»)

Дмитрий Силкан

У меня хватило ума глупо прожить жизнь

Наверное, скоро умру. Мне видится детство все чаще и чаще. Разные события всплывают из недр памяти и волнуют до сердцебиения. Я вижу двор, узкий и длинный, мощенный булыжниками. Во дворе сидит на цепи лохматая собака с густой свалявшейся шерстью, в которой застрял мусор и даже гвозди, – по прозвищу Букет. Букет всегда плачет и гремит цепью. Я люблю его. Я обнимаю его за голову, вижу его добрые, умные глаза, прижимаюсь лицом к морде, шепчу слова любви. От Букета плохо пахнет, но мне это не мешает. В черном небе – белые звезды, от них светло. И мне видно из окна, как со двора волокут нашу лошадь. Кучер говорит, что лошадь подохла от старости и что тащат ее на живодерню. Я не знаю, что такое живодерня. Мне пять лет.

В пять лет была тщеславна, мечтала получить медаль за спасение утопающих… У дворника на пиджаке медаль, мне очень она нравится, я хочу такую же, но медаль дают за храбрость – объясняет дворник. Мечтаю совершить поступок, достойный медали. В нашем городе очень любили старика, доброго, веселого, толстого грузина-полицмейстера. Дни и ночи мечтала, чтобы полицмейстер, плавая в море, стал тонуть и чтобы я его вытащила, не дала ему утонуть и за это мне дали медаль, как у нашего дворника. Теперь медали, ордена держу в коробке, где нацарапала: «Похоронные принадлежности».

Актрисой себя почувствовала в пятилетнем возрасте. Умер маленький братик, я жалела его, день плакала. И все-таки отодвинула занавеску на зеркале – посмотреть, какая я в слезах. Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела меня в приезжий «зверинец». В маленькой комнате сидела худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь. Сейчас мне 76 лет. Все 70 лет я этим мучаюсь.

Говорят, любовь приходит с молоком матери. У меня пришла со «слезами матери». Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, – она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери – газета: «…вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов». В газете – фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу Чехова. Нахожу, начинаю читать. Мне попалась «Скучная история». Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом закончилось мое детство. Я поняла все об одиночестве человека.

Это отравило мое детство. Прошло несколько лет, и я опять услыхала страшный крик матери, она кричала: «Как же теперь жить? Его уже нет. Все кончилось, все ушло, ушла совесть…» Она убивалась, слегла, долго болела. Любовь к Толстому во мне и моя, и моей матери. Любовь и мучительная жалость и к нему, и к С. А. Только ее жаль иначе как-то. К ней нет ненависти. А вот к Н.Н. Пушкиной… ненавижу ее люто, неистово. Загадка для меня, как мог он полюбить так дуру набитую, куколку, пустяк…

Учительница подарила медальон, на нем было написано: «Лень – мать всех пороков». С гордостью носила медальон. Ненавидела гувернантку, ненавидела бонну-немку. Ночью молила Бога, чтобы бонна, катаясь на коньках, упала и расшибла голову, а потом умерла. Любила читать, читала запоем, над книгой, где кого-то обижали, плакала навзрыд, – тогда отнимали книгу и меня ставили в угол. Училась плохо, арифметика была страшной пыткой. Писать без ошибок так и не научилась. Считать тоже. Наверное, в городе, где я родилась, было множество меломанов. Знакомые мне присяжные поверенные собирались друг у друга, чтобы играть квартеты великих классиков. Однажды в специальный концертный зал пригласили Скрябина. У рояля стояла большая лира цветов. Скрябин, выйдя, улыбнулся цветам. Лицо его было обычным, заурядным, пока он не стал играть. И тогда я услыхала и увидела перед собой гения. Наверное, его концерт втянул, втолкнул мою душу в музыку. И стала она страстью моей долгой жизни.

Всегда завидовала таланту: началось это с детства. Приходил в гости к старшей сестре гимназист – читал ей стихи, флиртовал, читал наизусть. Чтение повергало меня в трепет. Гимназист вращал глазами, взвизгивал, рычал тигром, топал ногами, рвал на себе волосы, ломая руки. Стихи назывались «Белое покрывало». Кончалось чтение словами: «…так могла солгать лишь мать». Гимназист зарыдал, я была в экстазе. Подруга сестры читала стихи: «Увидев почерк мой, Вы, верно, удивитесь, я не писала Вам давно и думаю, Вам это все равно». Подруга сестры тоже и рыдала, и хохотала. И опять мой восторг, и зависть, и горе, почему у меня ничего не выходило, когда я пыталась им подражать. Значит, я не могу стать актрисой? Теперь, к концу моей жизни, я не выношу актеров-«игральщиков». Не выношу органически, до физического отвращения – меня тошнит от партнера, «играющего роль», а не живущего тем, что ему надлежит делать в силу обстоятельств. Сейчас мучаюсь от партнера, который «представляет» всегда одинаково, как запись на пластинке. Если актер импровизирует – ремесло, мерзкое ремесло!