В Вересаев - Сестры

• Название: Сестры
• Автор: В Вересаев
• Жанр: Русская классическая проза

---

ОСОБО НЕРВНЫМ ЛЮДЯМ

ВХОД ЗАПРЕЩЕН!

* * *

(Почерк Лельки.) - Как все это уже становится далеко от меня! Как будто сон какой-то отлетает от мозга, в душе крепнут решения...

Мой тебе совет, Нинка: наметь себе конкретные задачи, вернее - цели, к которым ты будешь стремиться,- хотя бы в продолжение года. Не старайся быть "великим", будь такою, как все. Я уверена, что ленинский дух в тебе достаточно силен, вылечишься от "детской болезни левизны", и все пойдет "как надоть". Еще одно пожелание: никогда не ищи одиночества, будь всегда среди массы, в среде хороших пролетарских ребят. Порви, если знаешься, с нена-шей, беспартийной молодежью. Последнее - полюби хорошего рабочего-пролетария с одного из московских заводов,- и залог победы у тебя.

* * *

(Почерк Нинки.) - К-а-к-о-й т-о-н! Милая тетушка, тронута до дна души вашими поучениями.

Скромное примите поздравление,

Тетушка, с днем ангела от нас!

Обязательно постараюсь последовать вашим мудрым советам.

* * *

(Почерк Лельки.) - Не умно.

* * *

(Почерк Лельки.) - Ну,

РЕШИЛА ОКОНЧАТЕЛЬНО!

Ухожу на производство. С осени поступаю на резиновый завод "Красный витязь", где Бася. Почему я ухожу из вуза? Скажу прямо: бытие определяет сознание. А в постановке нынешнего студенческого "бытия" что-то есть очень ненормальное: даже бывшие рабочие ребята, коренные пролетарии, постепенно перерабатываются в типичнейших интеллигентов. Как-то должны перестроиться вузы, неотрывнее связаться с производством. О себе же я прямо чувствую: если не соприкоснусь с живой пролетарской стихией, если не очутюсь в кипящей гуще здоровой заводской общественности, то совершенно разложусь, погибну в интеллигентском самоковырянии и в порывах к беспринципному, анархическому индивидуализму, который гордо, как Нинка, буду именовать "свободой".

Это - основная причина. А был еще повод. Что ж, не буду скрываться. На съезде встретилась с Володькой Черноваловым, обрадовалась ему, не скрывая; после заседания затащила к себе. С болью чувствовала: еще горит в нем пламя ко мне, глаза еще смотрят с лаской и страданием,- но уже не так высоко полыхает пламя, и чувствуется, что освобождается он от меня. И вот, когда я это последнее почувствовала, я вдруг стала робкой, как девочка-подросток. Нужно было именно теперь, чтобы он стал дерзок, предприимчив. Но этого не случилось. Должно быть, слишком больно и горько он помнит о том "подаянии", которое я ему когда-то протянула, подставив лоб под прощальный поцелуй... Я опять отъехала куда-то совсем в сторону. Ну так вот: он мне много и с упоением рассказывал о своей работе на Украине,- видимо, весь горит в ней. А потом, мешая ложечкой чай, спросил с серьезной любознательностью,- но я под нею почувствовала легкое пренебрежение,- спросил:

- Ну, а ты что? Всё - учишься?

Скоро, Володя, скоро я встречусь с тобою твердой и выдержанной ленинкой, достойной стоять в рядах пролетариев,- тогда и говорить мы с тобою начнем иначе, и... и, может быть, опять полюбим друг друга, уж по-настоящему, как равноправные товарищи-партийцы.

* * *

(Красный дневничок. Почерк Нинки.) - Буду писать откровенно, как уж не могу писать в общем дневнике. Вот Лелька за несколько месяцев обкорнать себя успела; или она другая натура, или... И сейчас она много играет, в надежде, что вскоре игра воплотится в жизнь. Лелька обкорнала себя окончательно, я еще не совсем, но в значительной мере становлюсь куцой. Вот я уже не тоскую, "не стремятся к дымке все мои мечты", мало шарлатаню, все более и более уважаю "ту" идеологию. Довольна ли я? Нет. Чтоб оставаться с тем взглядом на жизнь, какой у меня есть, нужно быть почти сверхчеловеком, а я только - глупая комсомолка, напрасно ждавшая от людей ответов не таких, какие можно купить за пять копеек в любом книжном киоске. Был один, до сих пор неизменно любимый. Он поманил сладким ответом о праве ищущего человека ошибаться и возникать на собственный манер. Но оказалось, это были безответственно брошенные на ветер слова, а нужны ему были только свежие поцелуи девочки.

Хорошо бы - поплакать, и легче станет. У меня слез нет и не будет. Когда-то был сильный пожар и высушил лужицу до дна, теперь сухо. К черту!

* * *

(Общий дневник. Почерк Лельки.) - Как легко стало дышать, как весело стало кругом, как радостно смотрю в синие глаза идущего лета! Окончательно - даешь завод! В августе этого 1928 года я - работница галошного цеха завода "Красный витязь". Прощай, вуз, прощай, интеллигентщина, прощай, самоковыряние, нытье и игра в шарлатанство! Только тебе, Нинка, не говорю "прощай". Тебя я все-таки очень люблю. Некоммунистического во мне теперь осталось только - ты.

* * *

(Почерк Нинки.} - Вот уж как! "Некоммунистического"... Что ж, Лелька, исключай меня из партии, оставайся коммунисткой, как ты понимаешь это слово. А я пойду в дорогу одна, буду тосковать, буду биться головой об стену, но прошибу ее, найду "мой коммунизм". Да, Леля, и я приду к компартии, но приду позже тебя, постучусь в другую дверь, но, право же, буду богаче тебя, я не убью искусственно, как ты, живую мою "душу". Сначала мы шли вместе, я и ты, обе убивали в себе все многое, как ты знаешь это так же хорошо, как я. Во мне много еще шарлатанства, но оно отходит от меня, и я знаю,- я его изживу. Однако, во всяком случае, если я не смогу почему-нибудь идти по своему пути,знай, Лелька, я убью себя скорей, чем перейду на твой. Он мне чужд, неприятен.

* * *

(Почерк Нинки.) - Август месяц. В жизни Лельки большой перелом,- бросила вуз, поступила на завод.

Да. Вот. У нас с Лелькой появился "идеологический уклон". Они бывают оттого, что человек попал в несоответствующую обстановку, поэтому ему нужно создать другую, более "здоровую" среду. А потом - бытие определяет сознание. Ну, например, у человека появляются взгляды, не соответствующие партийцу, или просто даже настроения. Он, как Лелька, уходит на производство и там получает то, что ему нужно. Как с-м-е-ш-н-о! Неужели жизнь и среда - парикмахеры, которые сид^т в разных комнатах, и вот человек, который хочет свою "душу" подстричь известным образом, идет к определенному парикмахеру. "Бриться пожалуйте". Часто бритье бывает с болью, иногда люди наиболее "слабые" не выдерживают и уходят от жизни, ведь "несчастные случаи" так часто бывают.

В чем моя неугасающая боль? В том, что я не получила окраски своей среды, в том, что внешне я, может быть, и подхожу, но не дальше, и не могу я срастись с ними, н-е м-о-г-у. Хочу, сильно хочу, и не могу. И я хожу иногда к парикмахеру, только это меня оскорбляет, иногда просто хочется разразиться безудержным смехом: "Ах, если я по этому вопросу думаю не так, как нужно комсомолке, так ведите скорее к парикмахеру, и я начну думать по-другому".

Эх, найти бы мне великого шарлатана и скептика, разучиться так жгуче тосковать и - заплечный мешок, короткая юбка, курточка, в карманы которой так удобно засовывать руки, и идти по широким путям и нехоженым тропинкам, рассматривать жизнь и людей, а главное - научиться смеяться весело и задорно.

Но этого я никогда не сделаю, все-таки среда в меня кое-что вложила, и вот в этой среде я буду тосковать о свободной и дикой воле, а если уйду шарлатанить, то будет тяжело, что я не строитель жизни, потому что я страстно рвусь строить жизнь. Какой выход? Окончательно обкорнать себя, как Лелька, я не могу. Умереть? Жаль ведь, жизнь так интересна! Уйти в другую среду? Н-и-к-о-г-д-а! Все-таки эта среда - лучшая из лучших. Вот и тяжело мне.

* * *

(Почерк Лельки.) - Если бы я верила во всякие сверхъестественности, то я сказала бы, Нинка, что ты - дьявол. Ты два года с лишним стояла над моим сознанием и искушала его. Но теперь это кончилось. И мне только жалко тебя, что ты мотаешься по нехоженым тропинкам, что можешь смеяться над глубокою материалистичностью положения о "бытии, определяющем сознание". Да, ухожу в производство, чтобы выпрямить сознание и "душу",- чтобы не оставаться такою, как ты.

КОНЕЦ.

Больше мне писать в этом дневнике нечего.

* * *

(Почерк Нинки.) - Мне тоже нечего. Большая полоса жизни твоей и моей кончилась. Для обеих нас начинается новая. Больше трех лет мы были друзьями. Счастливого тебе пути!

* * *

(Почерк Лельки.) - Да, Нинка, и тебе - счастливого, а главное же хорошего пути!

Эх, а портретов-то наших на первой странице так и не наклеили! Содрать, что ли, с зачетных книжек? Теперь уж, пожалуй, не стоит.

Часть вторая *

(* Можно без труда узнать описываемый здесь завод - и по слегка лишь измененному названию его, и по местонахождению, и по специальности. С тем большею решительностью автор должен заявить, что роман его ни в какой мере не содержит в себе истории именно данного завода, и действующие лица списаны не с живых лиц этого завода. Взята только обстановка завода и общие условия работы на нем. Совершенно бесплодным делом займутся те, которые будут стараться докопаться, насколько верно с действительностью изложены у автора описываемые события, и кто именно "выведен" у него под тем или другим именем. (Примеч. В. Вересаева ))