Брэм Стокер - Логово белого червя

• Название: Логово белого червя
• Автор: Брэм Стокер
• Издательство: Риполл-классик
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7905-0809-Х

Знаменитый роман Брэма Стокера “Логово Белого Червя” полон сумрачных тайн и леденящего кровь ужаса. В самом сердце “старой доброй Англии” оживают древние легенды о страшном чудовище — кровожадном белом драконе. Люди подозревают, что за истекшие тысячелетия дракон научился мимикрировать и вполне способен прикинуться очаровательной дамой в белом…

В повести Дж. Шеридан Ле Фану Кармилла, купив роскошный замок в Штирии (Австрия), приезжая семья англичан, намеревалась вести тихую, уединенную жизнь. Но исполнению их желаний мешает встреча с загадочной графиней Карнштейн, молодой красавицей, с появлением которой дочь хозяина замка настигает неизвестная болезнь.

---

Но за время после восхода солнца на пожарище многое успело измениться, как если бы сама Природа восстала против так долго царствовавших здесь сил зла и сделала все возможное, чтобы поскорее скрыть саму память о них. Да, в лучах солнца руины дома выглядели ужасающе, но самые страшные детали были погребены под ними. Повсюду валялись разбросанные каменные глыбы — расколотые, оббитые и исцарапанные. Сохранившаяся местами кладка фасада зияла ужасающими дырами, а в земле так и остались глубокие разверстые трещины. На месте колодца чернела воронка, настолько глубокая, словно она вела к самому центру земли. Но страшная куча останков разорванного на куски монстра, все его зловонные внутренности и кровавые лужи исчезли. Несколько последних взрывов пробили водоупорный слой, и на поверхность вырвался бурный поток подземных вод. Они омыли место катастрофы, затушили пожарище и стекли назад через воронку, унеся с собой все, что могли унести. Все вокруг покрывал слой серой грязи из смешавшегося с сырым песком пепла. Но эта корка, быстро подсыхавшая на солнце, не столько дополняла картину разрушения, сколько скрывала и камуфлировала ее отвратительные детали.

Через несколько минут, проведенных в наблюдениях над воронкой, стало ясно, что процессы, вызванные под землей взрывами, все еще продолжаются: вода, заполнявшая бывший колодец, периодически словно вскипала и начинала бурлить. Она вздымалась и опадала снова и снова, и на ее поверхности плавали ветки, различный мусор и кровавые куски того, что еще день назад было Белым Червем. Ночью они были отвратительны, но сейчас, при дневном свете и омытые водой, они стали омерзительнейшим зрелищем на свете. Плоть любого существа, погибшего от удара молнии, разлагается быстрее обычного. И останки монстра тоже уже начали разлагаться и были сплошь покрыты копошащимися насекомыми и червями. Вкупе с висевшим над воронкой зловонием вид их был просто непереносим. Здесь витал истинный «запах смерти». И друзья, не сговариваясь, развернулись и зашагали в сторону Обрыва, где гулял свежий морской бриз.

Поднявшись наверх и обозрев окрестности, они заметили далеко внизу странно выделявшееся на общем фоне яркое белое пятно. Оно настолько заинтересовало Адама, что он предложил спуститься вниз и осмотреть его подробнее.

— В этом нет необходимости; я знаю, что это такое, — улыбнулся сэр Натаниэль. — Вчерашние взрывы вызвали оползень, и то, что мы видим, есть всего-навсего вышедший на поверхность слой белой глины, сквозь которую Червь некогда пробил ход в свое логово. Это все, что осталось от древних непроходимых топей. Что ж, ее светлость не заслужила ни таких похорон, ни такого монумента.

События последних часов настолько потрясли Мими, что можно было опасаться серьезных последствий для ее нервов. Ей просто необходимы были положительные эмоции и покой.

— Ну, милые мои, — с лукавой усмешкой сказал мистер Сэлтон-старший, — теперь, похоже, у вас начнется настоящий медовый месяц.

Мими потупилась и украдкой бросила на мужа нежный взгляд, в котором было полное подтверждение словам его дяди.

Дж. Шеридан Ле Фану Кармилла

Пролог

В своей статье, приложенной к сему повествованию, доктор Хесселиус весьма детально анализирует странные события, изложенные в рукописи. Сию таинственную тему он рассматривает со своей обычной ученостью и проницательностью, а также с замечательной прямотой и краткостью. Это эссе составит лишь один том в серии избранных работ этого замечательного человека.

Поскольку я публикую эту историю с единственной целью — возбудить интерес «обычного читателя», то ничем не стану предварять слова причастной к сему повествованию леди, и поэтому же, после размышлений, я решил воздержаться и не приводить доводы и выводы уважаемого доктора.

Обнаружив сии бумаги, я был охвачен желанием возобновить начатую много лет назад доктором Хесселиусом переписку со столь умной и осторожной персоной, какой мне показался его информатор. Однако вскоре я, к своему великому сожалению, узнал, что она уже скончалась.

Вероятно, эта женщина мало что смогла бы добавить к истории, изложенной на последующих страницах, причем изложенной, насколько я могу судить, с исключительной тщательностью.

Глава 1. Детские страхи

Никоим образом не будучи людьми выдающимися, в Стайрии мы, тем не менее, жили в замке, или, поместному, в «шлоссе». В этой части света даже наш небольшой доход воспринимается совсем иначе, а те восемьсот-девятьсот фунтов в год, которые богачи на родине сочли бы ничтожными деньгами, здесь воистину способны творить чудеса. Мой отец англичанин, и я тоже ношу английское имя, хотя никогда в жизни не видела Англии. Но здесь, в этих уединенных и примитивных местах, где все столь замечательно дешево, я даже не представляю, как любые дополнительные деньги способны прибавить нашей жизни комфорта или даже роскоши.

Мой отец был на австрийской службе. Уйдя в отставку и объединив пенсию с наследством, он почти за бесценок купил эту феодальную резиденцию и прилагавшееся к нему небольшое поместье. Трудно отыскать место более живописное или уединенное. Замок стоит в лесу, на невысоком холме. Очень старая и узкая дорога проходит перед его подъемным мостом, который на моей памяти ни разу не поднимали. В огороженном частоколом рву плавает множество лебедей, а водную гладь украшают белые флотилии лилий.

Над всем этим возвышаются фасад шлосса со множеством окон, его башенки и готическая часовенка. Лес перед воротами расступается весьма живописной прогалиной, а справа от ворот крутой готический мостик переносит дорогу через извилистый ручей, пересекающий густой тенистый лес. Я уже писала, что место это очень уединенное, так что о правдивости моих слов судите сами.

Если смотреть через двери главного входа в сторону дороги, то лес, в котором стоит наш замок, тянется на пятнадцать миль вправо и на двенадцать влево. До ближайшей населенной деревушки около семи ваших английских миль влево по дороге, а до ближайшего обитаемого замка, принадлежащего старому генералу Шпильсдорфу — двадцать миль направо. Я написала «ближайшей населенной деревушки», потому что всего в трех милях на запад по пути к шлоссу генерала Шпильсдорфа, находится заброшенная деревня с жалкой церквушкой, ныне лишенной даже крыши, в приделе которой можно увидеть замшелые могилы гордого семейства Карнштейнов, ныне полностью угасшего рода, некогда владевшего столь же заброшенным ныне замком, который, стоя в чаще леса, охраняет молчаливые останки деревушки.

Под стать заброшенности этого поразительного и меланхоличного уголка и местная легенда, которую я перескажу вам в следующий раз.

Теперь же я должна поведать вам, насколько немногочисленны обитатели нашего замка. Я не включаю в их число слуг или тех из работников, кто занимает комнаты в прилегающих к шлоссу строениях. Слушайте и удивляйтесь! Мой отец, добрейший человек на земле, но уже постаревший, и я, которой во времена, когда случились эти события, было всего девятнадцать. С тех пор прошло восемь лет. Вся наша семья в шлоссе состояла из меня и моего отца. Моя мать, уроженка этих мест, умерла, когда я была еще младенцем, но с той же младенческой поры при мне неразлучно находилась добродушная гувернантка. Я даже не могу припомнить времени, когда ее пухлое доброе лицо не было привычной картиной в моей памяти. То была мадам Перродон из Берна, чья забота и добросердечность отчасти возместили мне утрату матери, которую я даже не помню — настолько рано я ее потеряла. За нашим обеденным столом она была третьей. Четвертой стул занимала мадемуазель де Лафонтен, служившая в роли, как у вас говорят, «гувернантки по приличным манерам». Она говорила на французском и немецком, мадам Перродон на французском и ломаном английском, к которому мы с отцом тоже добавляли английский — отчасти для того, чтобы он не стал среди нас вымирающим языком, и отчасти по патриотическим мотивам. Мы разговаривали на нем каждый день. В результате у нас получилось вавилонское смешение языков, над которым насмехались незнакомцы и которое я не стану даже пытаться воспроизводить в этом повествовании. Кроме упомянутых дам мое общество составляли две-три юных леди примерно моего возраста, с которыми я поддерживала дружбу. Время от времени они наносили мне более или менее длительные визиты, а я столь же периодически навещала их.

Подобные визиты составляли всю нашу «светскую» жизнь, если, разумеется, не считать случайных визитов «соседей», живущих «всего» в пяти-шести лигах от нас. Тем не менее могу вас заверить, что жизнь моя была весьма уединенной.

Сами понимаете, что гувернантки имели надо мной власти не больше чем над любым довольно избалованным ребенком, чей единственный родитель позволял ему поступать по-своему почти во всем.