Кордвейнер Смит - Бульвар Альфа Ральфа

• Название: Бульвар Альфа Ральфа
• Автор: Кордвейнер Смит
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вирджиния же ничего не замечала. Она забросала меня вопросами о верхнем ярусе «подземки». Я был здесь раньше только один раз в весьма юном возрасте и мало что помнил, но как лестно было слышать ее изумленные возгласы!

И тут что-то произошло.

Сначала я подумал, что это человек, облик которого изменила игра светотени в «подземке», но когда он подошел ближе, понял, что это не так. Плечи у него были шириной в пять футов, лоб изуродован красными шрамами, на месте которых когда-то торчали рога. Это был гомункул, происходивший от одного из видов крупного рогатого скота. Честно говоря, я никогда не думал, что превращенное существо можно оставлять в таком виде.

Мало того, он был явно пьян.

Когда он подошел совсем близко, я поймал его мысль: «Это не люди, не гоминиды, и не мы. Что же это такое? Их язык действует мне на нервы». Он раньше никогда не воспринимал французскую речь.

Ситуация прескверная. Все гомункулы умеют говорить, но телепатируют только немногие — в основном те, кто занят на особых работах, там, где сигналы нужно передавать телепатически.

Вирджиния прижалась ко мне.

Я начал думать на общечеловеческом языке: «Мы настоящие люди. Пропусти нас».

В ответ раздалось рычание. Не знаю, где он пил и что, но моего сигнала он не принял. Я почувствовал, как на него накатывается паника, беспомощность, страх. А потом он пошел на нас, как будто хотел раздавить.

Я сфокусировался на мысли, приказывающей ему остановиться. Это не сработало.

Охваченный ужасом, я вдруг понял, что думаю на французском. Вирджиния закричала. Он уже был совсем рядом, но в последний момент свернул в сторону и, словно слепой, прошел мимо, наполняя все вокруг своим ужасным ревом.

Все еще прижимая к себе Вирджинию, я обернулся, чтобы понять, почему этот бык-гомункул оставил нас в покое. То, что я увидел, поразило меня: наши фигуры отбрасывали тени, причем моя была черно-красной, а Вирджинии золотой, обе очень четкие — точная копия нас самих. На них он и пошел.

Я в смятении огляделся. Ведь нам говорили, что теперь нас никто не будет защищать и оберегать. У стены стояла девушка. Я чуть не принял ее за статую. Она заговорила:

— Ближе не подходите. Я кошка. Обмануть его было легко. Но лучше возвращайтесь наверх.

— Спасибо, — сказал я. — Как вас зовут?

— Какое это имеет значение? Я не человек.

Задетый ее словами, я настаивал:

— Я только хотел поблагодарить вас.

Она была очень красивой и яркой, как пламя. Кожа ее была гладкая, цвета сливок, а волосы красивей, чем у самой прекрасной женщины, рыже-золотые, как у персидской кошки.

— Меня зовут К'Мелла, — сказала она. — Я работаю в Космопорту.

Это поразило и меня, и Вирджинию. Люди-кошки были ниже нас, и их следовало избегать, но Космопорт был чем-то большим в нашем понимании, и о нем уважительно говорили все. Кем же работала там К'Мелла?

Она улыбнулась, и ее улыбка предназначалась скорее мне, чем Вирджинии. В ней сосредоточилась чувственность всего мира. Но я знал, что К'Мелла не пыталась соблазнить меня: весь ее вид и все поведение говорили об этом. Может, она просто не умела иначе улыбаться.

— Однако сейчас не до этикета, — сказала она. — Лучше быстрее поднимайтесь. Я слышу, что он возвращается.

Я оглянулся: пьяного быка-гомункула не было видно.

— Быстрее, — настаивала К'Мелла. — Это ступеньки для экстренных случаев, вы очень скоро окажетесь наверху. Я задержу его. А вы говорили по-французски?

— Да. Но как вы?..

— Быстрее! Извините, что я спросила. Поторопитесь!

Я вошел в маленькую дверь, за которой спиралью извивалась вверх лестница. Конечно, было ниже нашего достоинства пользоваться ею, но К'Мелла настаивала, и ничего не оставалось делать. Я кивнул ей на прощание и потащил за собой Вирджинию.

Наверху мы остановились.

— Боже, это был кошмар, — проговорила Вирджиния.

— Но теперь мы в безопасности.

— Нет, это не безопасность. Это гадость и мерзость. То, что мы разговаривали с ней!

Она почувствовала, что я не хочу отвечать, и добавила:

— Самое печальное то, что ты увидишься с ней снова.

— Что? Откуда ты это взяла?

— Не знаю. Я чувствую. А интуиция у меня хорошая, очень хорошая. Ведь я ходила к Абба-динго.

— Я спрашивал тебя, дорогая, что там произошло с тобой.

Но она только покачала головой и пошла вперед. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней, хоть я и чувствовал себя слегка раздраженным. Я спросил еще раз, более настойчиво:

— Что же там произошло?

С чувством оскорбленного женского достоинства Вирджиния ответила:

— Ничего, ничего. Мы долго поднимались туда. Тетя настояла на том, чтобы я пошла с ней. Но оказалось, что машина в этот день не предсказывает. Нам пришлось брать разрешение, чтобы спуститься вниз, в шахту, и вернуться по «подземке». День пропал зря.

Вирджиния говорила так, как будто обращалась не ко мне, а к кому-то впереди себя, как будто воспоминания ее об этом дне были не из приятных. Потом она посмотрела на меня: карие глаза пытались заглянуть в мою душу. (Душа! Это слово есть во французском, но ничего подобного нет в современном общечеловеческом языке). Она вдруг встрепенулась и попросила меня:

— Давай не будем сегодня грустить. Давай с радостью принимать все новое, Поль. Давай вести себя по-французски, раз уж мы французы.

— Пошли в кафе. Нам нужно кафе. И я даже знаю, где есть то, что нам нужно.

— Где же?

— Двумя ярусами выше. Где разрешают находиться машинам, а гомункулам — заглядывать в окна. Мысль о том, что за нами в окна будут подглядывать гомункулы, была для меня просто забавной, хотя раньше я даже не вспомнил бы об этих существах, как будто это столы или стулья. Прежде я вообще с гомункулами не встречался, хоть и знал, что они люди, созданы из животных, но выглядят, как люди и умеют говорить. И только сейчас я задумался над тем, что они могут быть и уродливыми, и красивыми, и оригинальными. Даже более чем оригинальными: романтичными. Наверное, сейчас Вирджиния думала о том же, потому что сказала:

— А они могут быть совершенно восхитительными. Так как же называется кафе?

— «Жирная кошка».

«Жирная кошка». Откуда мне было знать тогда, что это начало нашего пути к кошмару, к дождевым потокам и завывающим ветрам? Откуда я знал, что это как-то связано с бульваром Альфа Ральфа? Никакая сила не заставила бы меня пойти туда, если бы я знал. Какие-то другие свежеиспеченные французы вошли перед нами в кафе.

Официант с длинными каштановыми усами принял у нас заказ. Я пригляделся к нему: не гомункул ли это, получивший лицензию на работу среди людей? Но нет. Это была машина, хоть в голосе ее и звучала сердечность парижанина. Те, кто создавал ее, даже сумели сделать так, что официант ежеминутно нервно проводил рукой по усам, а на лбу у него сверкали настоящие капельки пота.

— Мадемуазель? Месье? Пиво? Кофе? Красное вино только в следующем месяце. Солнце засветит в четверть первого, а потом еще раз в половине первого. Без двадцати час на пять минут пойдет дождь, чтобы вы могли насладиться своими зонтиками. Я уроженец Эльзаса. Вы можете со мной говорить и на французском, и на немецком.

— Что-нибудь, — сказала Вирджиния. — Решай сам, Поль.

— Пива, пожалуйста. Светлого. Обоим.

— Сию минуту, месье, — сказал официант и исчез, развевая фалдами своего фрака.

Вирджиния, не отрываясь, смотрела на небо:

— Как бы я хотела, чтобы сейчас пошел дождь! Я никогда не видела настоящего дождя.

— Потерпи, дорогая.

— А что такое «немецкий», Поль?

— Другой язык, другая культура. Я читал, что новых немцев будут создавать в следующем году. А тебе разве не нравится быть француженкой?

— Очень нравится. Намного больше, чем быть просто номером. Но, Поль… — внезапно она запнулась, а в глазах появилось смущение.

— Да, дорогая?

— Поль, — сказала она, и в этом звуке моего имени был крик, молящий о помощи. Он шел из глубины ее души прямо ко мне, к сердцу того, кем я стал, и кем я был, вопреки всему тому, что было заложено в меня моими создателями.

Я взял ее руку.

— Скажи мне, дорогая.

— Поль, — сказала она, чуть не плача, — ну почему все так быстро происходит? Это наш первый день, и мы оба чувствуем, что сможем прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Но что-то не то в нашем дуэте… Нам нужно найти священника. Я не понимаю, что происходит и почему так быстро. Я хочу любить тебя, и я люблю тебя. Но я не хочу любить тебя так, как будто кто-то заставляет меня это делать. Я хочу быть сама собой. Из ее глаз полились слезы, но голос оставался твердым.

А потом я сказал то, чего мне не нужно было говорить:

— Ты не должна волноваться, любимая. Я уверен, что Содействие все продумало.

Услышав мои слова, она расплакалась громко и безудержно. Я никогда раньше не видел, чтобы взрослый человек плакал. Это было очень странно и пугающе.