Игорь Ефимов - Сумерки Америки

• Название: Сумерки Америки
• Автор: Игорь Ефимов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-8392-0580-2

Книга Игоря Ефимова, известного писателя и философа, эмигрировавшего в США почти сорок лет назад, рассказывает о тех сторонах жизни американского общества, которые постороннему взгляду не видны. Часто оказывается, что за фасадом успешного государства, претендующего на роль единственного полюса политической жизни планеты, кроются тяжелейшие проблемы и неразрешимые противоречия. Взгляд автора на внутренние процессы в американском обществе по-своему уникален: с одной стороны, это взгляд изнутри, а с другой – взгляд отстраненный, способный на взвешенные и даже нелицеприятные суждения. Автор последовательно рассматривает самые разные стороны социальной жизни – школу, семью, армию, суды, адвокатуру, дипломатию и т. д. – и делает неутешительные выводы. Корень проблем – в отходе американской демократии от своих родовых принципов, захвате и манипулировании общественным мнением со стороны влиятельных групп юристов, политиков и представителей корпораций.

Книга будет крайне полезна русскому читателю не только потому, что познакомит его с текущей американской повесткой дня и позволит сравнить ее с отечественной, но и потому, что она способна предостеречь от тех ошибок, которые были допущены в Соединенных Штатах и которых русское общество еще может избежать.

---

Сергей Довлатов писал мне в письме 1986 года: «Воннегут с женой однажды минут двадцать убеждали меня, что Сталин и Рейган – одно»[19].

В середине 1980-х Иосиф Бродский преподавал в одном из университетов штата Массачусетс. Как-то мы обсуждали с ним идейные веянья в академической среде, и я спросил:

– При твоём горячем антикоммунизме, при твоей открытости всему метафизическому и религиозному как они тебя терпят?

– Как клоуна, – ответил он.

Советский пропагандистский аппарат умело воздействовал на американскую профессуру. За опубликование антисоветской статьи исследователю могли закрыть въезд в СССР, лишить его возможности приезжать во главе группы студентов, что практически означало конец карьеры. Пекинское руководство шло ещё дальше: наказывало весь университет. Одному лингвисту из Стэнфорда было разрешено прожить полгода в глухой китайской деревне. Он, вернувшись, опубликовал статью о старинных диалектах, но не удержался – вставил описание абортов на восьмом месяце, проводившихся по приказу правительства. За это в визах было отказано стэнфордским археологам, историкам, географам. Они потребовали увольнения «безответственного» коллеги, и администрация удовлетворила их просьбу.

То, что мы застали в американских университетах 1980-х годов, было в значительной мере результатом настоящей студенческой революции, произведённой в 1960-х. Об этой революции написаны тысячи книг и статей, большинство – в тоне ностальгически-восторженном. Участники вспоминают, как они устраивали демонстрации протеста против расизма и войны во Вьетнаме, требовали изменения учебных программ, терроризировали профессоров и администрацию, нарушали все писаные и неписаные правила. Но раздаются и трезвые голоса, вспоминающие эти бунты с горечью и осуждением.

Профессор Эллан Блум в эти годы преподавал в Корнелльском университете. В своей книге «Закрытие американского разума» он писал: «Сейчас модно говорить, что перемены несли много положительного – большая открытость, меньше жёсткости, свобода от авторитетов… Однако что касается университетов, то для них всё это обернулось катастрофой… Отмена существовавших учебных программ не улучшала качества образования. Невозможно заменить что-то, не предлагая ничего взамен… Наркотики стали частью жизни; все ограничения в сексуальной жизни были отброшены; требования академической успеваемости ослаблены до предела. Все эти привилегии маскировались красивыми ярлыками: индивидуальная ответственность, духовный рост, приобретение жизненного опыта, самовыражение, раскрепощение. Никогда в истории людям не удавалось достичь такого совпадения морального и приятного»[20].

В эти же годы начали набирать силу идеи «мультикультурализма». Объявить какие-то творения или какие-то стадии цивилизации выше других означало впасть в грех элитизма. Вигвамы индейцев, кибитки кочевников, чукотские яранги, иглу эскимосов должны были рассматриваться в истории культуры с таким же почтением, как Парфенон, Колизей, собор Святого Марка, Ватикан. Тот же культ равенства, который насаждался в школах, являл себя с удвоенной силой в университетах.

С другой стороны, именно между университетами шла и идёт скрытая, но яростная борьба за то, чтобы подняться на несколько ступенек выше в ежегодно публикуемых списках общенационального ранжирования высших учебных заведений. Гарвард, Йель, Корнелл, Коламбия, Принстон, Стэнфорд и несколько других прочно удерживают свои позиции на вершине этой пирамиды. Остальные же постоянно прилагают усилия к улучшению своей репутации. Ибо каждый подъём на следующую ступеньку улучшает шансы на получение государственных грантов на всевозможные исследования и даёт возможность повышать плату, взимаемую со студентов.

Репутация университетского преподавателя в огромной степени зависит не от педагогических талантов, а от умения придумывать эффектные темы для научных исследований и добывать субсидирование для них. В СССР мы любили потешать себя анекдотами о темах научных диссертаций типа «Роль металлического стержня в ящике библиотечного каталога». Но и в Америке множество так называемых «научных исследований» не поднимаются над этим уровнем. Большие средства выделялись Национальным гуманитарным центром (National Endowment for Humanities) на изучение старинных арф в Уганде, охоты на енотов в Канаде или ловли рыбы руками в водах Амазонки[21].

Охота за грантами отнимает так много времени и сил у профессоров со стажем, что они вынуждены передоверять преподавание аспирантам, а порой и старшекурсникам, которым для этой цели присваивается звание ассистентов. Те же, кто достиг заветного пожизненного теньюра, предпочитают преподавать не то, что требуется по изучаемому предмету, а продвигать свои любимые идеи. Кафедра истории может предложить студентам курс по истории кино, но не включить в программу историю европейских стран. Кафедра философии станет рекламировать курсы по феминизму, но «забудет» включить курс по «Логике» Аристотеля[22].

Высшее образование сделалось в такой мере вопросом престижа, что родители часто залезают в долги, чтобы дать возможность своему отпрыску получить заветный диплом. Многие молодые люди входят в самостоятельную жизнь уже обременённые долгом за образование. «Как я могу завести второго ребёнка, если я должна ежемесячно выплачивать 990 долларов за колледж?» – жалуется молодая мать. В 2008–2009 году средняя плата в частном колледже достигла 25 тысяч долларов в год[23].

В значительной мере стоимость обучения, так же как и в школах, растёт из-за раздувания административного аппарата. «Загляните на сайт любого американского колледжа, и вы увидите фотографии сотрудников с их краткими биографиями: помощник ректора по учебным программам, по международным отношениям, вице-президент по кадрам, по рабочим отношениям, директор общежития с тремя помощниками, вице-президент по равноправию при найме, консультант по мультикультурализму, советник по финансированию, и так далее до бесконечности»[24].

Под нажимом погони за престижем в университетские аудитории попадает множество молодых людей, абсолютно неспособных к усвоению абстрактных знаний. В группах, которым я преподавал в Хантер-Колледже (Нью-Йорк), примерно четверть студентов демонстрировали ту или иную меру одарённости. Половину составляли середняки, и ещё четверть являлась на занятия только для того, чтобы героически – и часто безуспешно – бороться со сном. Однако администрация, следуя догматам священного равенства, требовала, чтобы я вовлекал в дискуссию всех, даже тех, кто с трудом мог составить грамотную фразу. Сознаюсь, я всеми правдами и неправдами уворачивался от того, чтобы заставлять одарённых тратить время на пустой бубнёж неспособных. (Не потому ли моя преподавательская карьера продлилась недолго?)

Сказать вслух, что не все люди имеют умственные способности, необходимые для получения высшего образования, будет в высшей степени политически некорректным, почти кощунственным. Только исключительные авторы, такие как Чарльз Мюррей, позволяют иногда себе подобную смелость. «Не более 20 % молодых людей обладают способностью усваивать абстрактные знания. Для студента, собирающегося стать управляющим отеля, программистом, бухгалтером, фермером, больничным администратором, автомехаником или футбольным тренером, четыре года в колледже абсолютно не нужны. Чтобы стать хорошим профессионалом в этих профессиях, ему понадобится больше лет, но весь необходимый опыт он получит на рабочем месте»[25].

Традиционно поддержание порядка на территории университетов должно осуществляться без вмешательства полиции. Когда администрация сталкивается со случаями разгула студенческой толпы, она предпочитает прятать свою беспомощность за тезисом «охраны академических свобод». Если хулиганы доходят до того, что бьют окна в зданиях, ломают мебель, покрывают стены граффити, политическая корректность требует, чтобы их действия назывались «выражение возмущения, гнева, протеста». Но газета Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе привела слова одного из инициаторов беспорядка, более точно передающие мотивы вандалов: «Ну мы и повеселились!»[26].

Проблемы расовых отношений в американских университетах всплывают в усиленном виде и порой в весьма причудливых формах. Во время студенческих волнений 1960-х университетская администрация пускалась на всевозможные уловки, чтобы увеличить число чёрных студентов. Для них искусственно снижались требования при приёме, преподавателей поощряли завышать им оценки на экзаменах. Но эти льготы только укрепляли позиции чёрных радикалов в студенческой среде. Их агитаторы объявляли все попытки сгладить расовые противоречия очередным коварным наступлением белой культуры на самобытность чёрных. Музыка рэп, причёски растрафари, разболтанная походка, приспущенные шорты, собственный жаргон, возводимый в права самостоятельного языка black English, – всё годилось для расового самоутверждения.