Роман Воликов - Казус Белли

• Название: Казус Белли
• Автор: Роман Воликов
• Жанр: Контркультура

Бог, что считает минуты и деньги,бог, отчаявшийся, похотливый и хрюкающий, что валяется брюхом кверху и всегда готов ластиться – вот он, наш повелитель. Падём же друг другу в объятия.

---

Я не виновата, повторяет она, мне лучше улететь в Барнаул. Скотина, говорит Юлька, я на него год жизни потратила, пусть заплатит. Ну, я не знаю, говорит она, это ваши дела. Так просто не заплатит, говорит Юлька, я эту мразь хорошо изучила, надо заявление об изнасиловании писать. А что я Паше скажу? Паша не узнает, уверенно говорит Юлька, ты же заявление в московскую милицию подашь. До суда дело не дойдёт, выложит кругленькую сумму, чтобы скандал замять, одевайся, тут отделение недалеко находится, надо направление на медэкспертизу получить, пока сперма из организма не выветрилась.

А спермы в организме нет, говорит она, он мне на лицо кончил. Ах, ты блядь, кричит Юлька, может, ты и ножки добровольно раздвинула? Сама ты блядь, огрызается она, связалась неизвестно с кем. Не всем же замуж за тракториста в Барнополе выходить, кричит Юлька, распаляясь. Вот сука, подумала она, это так про Пашу, сына владельца частной автобазы, хорошо, что её не было на свадьбе, Юлька тогда торчала в Москве, по телефону намекнула, что с деньгами худо, на билет не хватит, а она сделала вид, что не поняла намёка. Да пошла ты, она торопливо собирает сумку, ноги моей здесь больше не будет. Вот расскажу твоему рогатику, как жёнушка в Москве себя вела, шипит пунцовая от злобы Юля. Ах, ты тварь, она с размаху даёт Юльке пощечину, только посмей. Юлька бросается на неё с кулаками, они возятся несколько минут, Юлька резко отталкивает её и уходит на кухню.

Очумевшая, она заталкивает вещи в сумку, одевается и выскакивает из квартиры. Вдохнув на улице морозного февральского воздуха, лихорадочно проверяет сумочку, слава богу, паспорт не потеряла. Возле неё останавливается шикарный чёрный автомобиль. Девушка, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? Что, она оборачивается на голос, с водительского сиденья на неё смотрит с уверенной улыбкой Кирилл. Если в аэропорт, могу подвезти…

УТРО ТУМАННОЕ. ДВА.

Её снял Петя. Правильно подбирая выражения, любезно предложил подвезти. Она голосует на Спиридоновке, вот-вот начнётся дождь, зонтика, разумеется, с собой нет. В жизни он ещё толще, чем на экране, думает она, забираясь в огромный как вагон джип, сейчас предложит заехать к нему в гости. Куда, по-барски спрашивает Петя. Улица космонавта Волкова, говорит она. Возле Войковской, уточняет Петя, хорошо, как раз по дороге, я живу у Белорусского вокзала. Разумеется, думает она, только я сомневаюсь, что под такой толщей жира хоть что-нибудь шевелится. Модель, спрашивает Петя. Актриса, заканчиваю курс Васильева в ГИТИСе. У самого Васильева, Петя притормаживает от неожиданности. Ну, не совсем, стесняется она, у одного из его педагогов, сам Васильев в основном за границей, ставит. После окончания будешь в его театре работать? Не уверена, она уныло смотрит на дождь, заливающий улицы, в его театре свободных вакансий нет, в других – наших не любят. Приезжай вечером в гости, говорит Петя, у меня сегодня как раз небольшая тусня, актёры, режиссёры, бизнесмены, кое-кто из наших перцев-рокеров. Обзаведёшься полезными знакомствами.

Она рассматривает нижнее белье. Эти прикольные трусики ей подарили на одном из показов. Менеджер, по виду чистый гомик, вручил упаковку с таким видом, будто она просто обязана тут же отдаться на подиуме. Смешно, сзади одна ниточка, спереди свободный лоскуток, приподняла невзначай и вот она, заветная пещерка. Сегодня, что ли, надеть?

С Петей она, конечно, трахаться не будет, перебьётся, вонючий рокер, наверняка, нищета, одни понты, тем более что Макаревич выгнал его из «Машины» за наркоту. Как мне осточертели эти свободные художники. Вчера звонила хозяйка квартиры из своего сранного Брно, Юля, ты задолжала за пять месяцев, так никуда не годится, ты же утверждала, что с тобой подписали контракт на съёмки во французском фильме, извини, я спросила у девчонок в театре, те только посмеялись. Однушку в хрущобе ей сдала бывшая театральная художница, старая вобла, которая выскочила замуж за толстого и нудного словака. Подождёшь, думает она, нормальный человек в такой халупе даром жить не станет, клетушка пять на три, старый, проёбанный не одним поколением диван, унитаз протекает, лишний раз посрать не сходишь. Как же мне это надоело, ни славы, ни денег.

Среди компании Петиных приятелей она чувствует себя полной дурой. Нет, она, конечно, не ханжа, ничего не имеет против употребления кокаина, с достойным человеком могла бы и нюхнуть, но не с этими же рожами. Она догадывается, как вышедший в тираж Петя зарабатывает на жизнь и на кокс: знакомится в кабаках с озверевшими от бизнеса чуваками и зазывает участвовать в богемной жизни. Трудяги бывшие провинциалы честно верят, что богемная жизнь это когда долбишься в три часа ночи и просыпаешься в два часа дня. Лёгкие разговоры об искусстве и персонажах с малознакомыми фамилиями и красивые тёлки в качестве зазывалок, никакой меркантильности, всё только по любви. Сегодня зазывалкой выступаю я, думает она, ну, спасибо, Петруша, удружил, сука. Трудяги бросают на неё конкретные взгляды – триста баксов, фифа, больше семейный бюджет не велит.

А мы в театре репетирует Бёлля, говорит она, больше для того, что доказать самой себе, что она не такая. В образовавшейся тишине она слышит голос. «Глазами клоуна» или другую его вещь? Не предполагал, что российские театры когда-нибудь доберутся до Бёлля. Она смотрит на владельца голоса. Видимо, он пришёл недавно, она не помнит его среди прочих гостей. В восстановившем гвалте он подсаживается рядом. Кирилл, говорит он, предлагаю свалить. Куда, она не успевает сообразить. В китайский ресторан в гольф-клубе, он работает всю ночь. Или ты предпочитаешь оставаться в этом гадюшнике?

Она пьёт на кухне коньяк. Какого рожна я позвала в гости эту суку, свою сестру? Согласитесь, какой бред, малыш покуролесил и исчез вот так, в утреннем тумане, как будто не было вместе прожитого года, её истерик по поводу его жены, неоднократных мыслей, а не послать ли к чёртовой матери эту нарождающуюся семейную жизнь, она талантливая актриса, просто пока её не заметили, но это только пока.

Тогда в ресторане гольф-клуба они тоже пили коньяк, ели потрясающе вкусное китайское мясо на шипящей сковороде, он решил, что она совсем пьяная и вывел прогуляться на ночное поле. Пообнимаемся, поцелуемся, она была совсем не против, Кирилл обнял, поцеловал в губы и резко поставил на колени. Да ладно, подумала она, и приняла член в рот. Она помнит, как лежала на брошенном на землю пиджаке и видела звёзды, потом стояла раком на том же пиджаке и заманчиво улыбалась двум охранникам, торчавшим далеко-далеко на балконе ресторана и не скрывавшим, что им не впервой наблюдать такую сцену.

Она посмотрела на календарь. Двенадцатое февраля, следующий платёж за квартиру через две недели. В огромном, жёлтой кожи, довоенном чемодане, доставшемся в наследство от покойной прабабки, колесившей с ним по Сибири с мужьями, которых она сменила не одну дюжину, на самом дне, под ворохом старой одежды, в пакетике Dolce&Gabbana она хранила сбережения, которые отщипывала от сумм, выпрошенных у Кирилла. Она пересчитала, интересно, какой сейчас курс, в любом случае, не больше двух тысяч долларов. На какое-то время хватит, а что потом?

Что потом? На момент знакомства с Кириллом она стояла на таком же перепутье. Обучение в ГИТИСе заканчивалось, Васильев не собирался никого нового набирать в штат, ходили упорные слухи, что он и вовсе собирается покинуть собственный театр и уехать навсегда во Францию. Она подкатила было к главному ученику Васильева, из конфликта которого с мастером вся труппа жил в надломе, но главный ученик был слишком занят организационными распрями и слишком увлечён новой женой. Оставался ещё немец Александр, милый шваб, как называли его в театре, приехавший в Москву на шестимесячные курсы актёрского мастерства. Он влюбился в неё сразу, она покочевряжилась для приличия, и стала с ним спать. Прошлым летом они вместе съездили в Германию, родители Александра вежливо, но конкретно дали понять, что считают её обычной русской проблядью. Александр был влюблён настолько, что готов был положить с прибором на мнение родителей, но, милый мой шваб, ты такой же безработный актёр, как и я, без финансовой помощи предков нас ждёт, в лучшем случае, скромная халупа в мусульманском квартале Берлина.

Двадцать девять лет, она всё чаще считала свои годы, не пора становиться профессиональной шлюхой, пока не поздно, вот и в кино ей предлагают исключительно роли проституток, крохотные бессловесные эпизоды. В последнее время она как проклятая шастала по всевозможным кастингам, которые заканчивались обычно приглашением провести вечер в приватной обстановке.

Кирилл, конечно, покорил своей нежадностью. После траха в гольф-клубе они приехали в однушку в хрущобе на улице космонавта Волкова, утром он прогулялся к умирающему унитазу (да, впечатляет), и начал одеваться. Она успела фиксануть нехитрый брэкфаст: быстрорастворимая овсянка в пиале, кружка чаю, бутербродик с маслом. С бодуна не завтракаю, он провёл ладонью по небритой щеке, у тебя кофе есть? Наверное, закончился, сказала она и без перехода попросила, придав голосу максимальную робость, мне так неловко к тебе обращаться, но ты мог бы одолжить некоторую сумму, мне нужно рассчитаться за квартиру. Сколько, Кирилл потянулся к пиджаку. Три тысячи долларов, она честно увеличила сумму долга вдвое, я верну. Его рука зависла в воздухе, столько с собой с нет, а кредитку ты вряд ли примешь, привезу завтра, часов в одиннадцать утра, подождёшь? Подожду, сказала она, и весь оставшийся день корила себя, не могу научиться довольствоваться малым, назвала бы пятьсот, получила бы сразу, а теперь – суп с котом, приедет он завтра, жди, матрёна-парфёна.