Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным

• Название: Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
• Автор: Василий Песков
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-87107-851-8

Во второй том собрания сочинений старейшего журналиста «Комсомольской правды» В. М. Пескова вошли его статьи не только о природе, но и о начале покорения космоса. Он стал одним из первых журналистов, кто рассказал своим читателям о Юрии Гагарине, Германе Титове, Валентине Терешковой и других космонавтах первого набора.

---

При этих словах дед Иван оживляется, рассказывает, какой «корапь» соизладил Витька для школы и на что потребил премию, выданную дедом по этому случаю:

– Топор купил, шельмец… Ничего топоришко, как раз по руке. «Твоим, – говорит, – дедушка, нельзя работать. Ценность – беречь надо». Поди ж ты – ценность! Понимает…

– Да, вострый малый растет, – соглашается Кочет, – правильный малый.

Перевозчик тоже хвалил белобрысого Витьку. Потом старики просят у Гаврилыча «с донником напоследок». Закуривают и расходятся по домам.

Все засыпает – и речка, и лес на берегу. Только движок сонно бубнит на водокачке, и сыч кричит под обрывом. У берега пахнет тиной, намокшим деревом и рыбьей слизью. Споласкиваешь лицо теплой, как парное молоко, водою и идешь на сеновал. Часа три спать придется. С первыми петухами надо подняться, стараясь не потревожить сонных гусей, нащупать удочки и – к реке, к лодкам…

Сухие зарницы над лесом сулят добрую, тихую погоду.

* * *

Висит на стене потертый, линялый рюкзак. Терпеливо ждет испытанный друг, когда кончатся городские мои дела. Ждет дня, когда сниму с гвоздя его и мы пойдем в магазины. Будем покупать зубастые синеватые крючки, тяжелые пачки с патронами, нехитрые подарки для стариков. А потом – стук колес, ожидание катера на бывшей петровской верфи, старые дубы и копны на крутых берегах.

– А, явились! – всплеснет руками седой перевозчик Федор Палыч. – Ну, ну! Сено в этом году душистое и клев подходящий…

Фото автора. 17 апреля 1960 г.

Идут люди к Ленину

В музее В. И. Ленина за воскресенье побывали 15 000 экскурсантов

Дверь не закрывается. Дверь не успевает закрываться. Идут и идут… Три белые ступени стерты людьми. За год миллион человек.

В эти дни особенно много людей. Идут и идут. Матросы идут, девушка с белым цветком на платье. Брезентовая куртка парня, рубашки школьников, фигура приезжего в ватнике. Вот группа туристов, солдаты, отец с ребенком. Седые, двадцатилетние… Целый день будут идти.

Пойдем с кем-нибудь рядом. Ну, хоть бы с этими двумя мальчишками. Им вместе лет двадцать пять. Сняли шапки у входа. Держатся за руки. Остановились… Это, конечно, не первая встреча. Они уже хорошо понимают, почему на площадях, на самом почетном месте стоит этот памятник. Но, может быть, первый раз в жизни так долго молчат и молчат… Один отыскал руку другого и чуть коснулся… Разве могут мальчишки словами сказать, почему непривычно забилось сердце. Целая жизнь впереди. Много поймут и узнают. И не раз еще так же вот сильно забьется сердце…

Родился человек на земле. Родился и умер, как все. Вот его детский портрет и табель с отметками… А вот знамена с черными каемками и скорбные лица на фотографиях. Две даты – рождение и смерть. А между ними – жизнь. Жизнь, которую нечем измерить и не с чем сравнить. Никто на земле не горел так ярко, никто на земле не сделал так много. У этой жизни люди идут учиться.

Очень просто жил человек. Вот пальто и ботинки. Просто не верится, что это ЕГО. Вот коса, котелок, вот страницы с бисером строчек. Вот комната его… У входа двое людей с нерусской речью. Стоят рядом, как те мальчишки. Спросим, откуда приехали.

– Я из Германии, Эрнст Эгер. Был в Таллине. В Москву прилетел на день, чтобы побывать здесь…

Объясняться нам помогает Антонин Серб. Он из Праги летит в Кабул. Выкроил время и прямо с аэродрома сюда… Впечатления? Чех обводит глазами зал, ищет нужное слово:

– Понимаете, очень людовий… Как это по-русски… Очень человечный был…

В девятнадцати залах – большой человеческий университет. Каждому есть тут чему поучиться, над чем-то подумать, что-то понять. А эта деревенская женщина? Ей семьдесят, не меньше. Учиться уж поздно. Что ее привело?

Знакомимся. Проценко Ольга Петровна приехала к дочери. Приехала вчера белгородским поездом.

– И сразу в музей?

– Вот, вместе с дочкой… – старуха поправляет платок, смущается окруживших людей, – боялась помереть, не повидавши. Батя мой ходоком к нему ездил…

О Ленине старушка говорит, как о живом:

– Вот повидалась, и душа спокойна…

Идут и идут люди по залам. Вот наши знакомые Гена Перепелкин и Толя Мухарьянов. Они по-прежнему держатся за руки. Еще раз подошли к машине, в которой ездил Ильич. Спрашивают: на каком точно месте любил сидеть Ленин?..

Идут к выходу мальчишки. Идут по длинному коридору, мимо новых дверей, закрытых пока брезентом. Там стук молотков – завтра откроются новые залы в музее. Люди увидят в них продолжение ленинской жизни. Увидят документы, увидят экспонаты наших дней. Увидят то, о чем думал Ильич, о чем говорил рабочим и ходокам из деревни, о чем мечтал, ради чего жил…

Выходят на шумный проспект мальчишки. Идут, взявшись за руки. Долго жить им, и не один еще раз придут они в дом, где широкая дверь и стертые ступеньки у входа…

19 апреля 1960 г.

Два портрета

Под красным парусом

Это было недавно. Но это было так далеко… Вот лежит карта. Я веду карандашом по синему полю, по крупным буквам: ТИХИЙ ОКЕАН. Потом буквы мельчают. Тут океан, процеженный сквозь мелкие острова, называется морем. Вот еще меньшая часть океана – Тонкинский залив. Вот маковые зерна островов – залив Ха Лонг. «Залив утонувшего дракона», – скажет вьетнамец.

Когда утонул дракон? Наверное, в первый день сотворения мира. Торчат из воды каменные гребни могучей спины… Они успели поседеть и почернеть от времени.

…Было раннее утро. Было так тихо, туманно и так тепло, будто только-только совершилось творение мира. Боги спрятались за скалы и обезьяньим глазом глядели: что же вышло из трудной работы?

Боги не пожалели красок и камней для залива. Синяя вода, синий туман, темные скалы, розовый восход… Ни звука. Только наш катер стучит: тук-тук-тук… От одной потонувшей скалы к другой несутся непривычные для этих мест звуки. Притихли боги за скалами, ждут: что же мы скажем? А у нас нет слов. Мы стоим на палубе и молчим. Только сердце с мотором вместе: тук-тук… Как же хороша ты, земля!..

Залив Ха Лонг так красив, что не с чем сравнить его. Часа три мы плыли по синей воде. Казалось, нет в мире ничего, кроме тишины, кроме несчетных утонувших наполовину скал и голубого тумана. И вдруг парус. Красный, похожий на крылья бабочки, совсем ненужный в безветрии парус. Вблизи он не так уж красив – грубая в заплатах ткань, крашенная кореньями, может, десять, а может, и пятьдесят лет назад.

Узнав, что мы из России, рыбак заулыбался, зашевелил веслами. Две лодки сошлись бортами, и мы очутились в гостях у радушной семьи.

Дынь Нги ловит рыбу, ловит креветок и крабов, ловит все, что годится в пищу, все, что можно продать на прибрежном базаре.

Дынь Нги воевал, жил в джунглях, но прогнали французов – рыбак вернулся в родной залив, на эту вот лодку.

На этой лодке родился Дынь Нги. На этой лодке умер его отец. На эту лодку привел он жену. На лодке и стол, и постель. Вся жизнь вьетнамского рыбака на лодке под красным, съеденным соленой водой парусом.

Мы долго говорили… О домике на воде, о трудностях рыбацкой жизни стоит рассказать особо. Но я не могу не сказать о том, что более всего взволновало в это хорошее утро на самом краю земли.

Перед прощанием я спросил рыбака: велика ли семья у него? Сколько людей на лодке?

– Четверо, – сказал Дынь Нги. – Жена, я, маленький Тын…

Нет, я и сейчас не могу без волнения вспомнить конец этой фразы… Рыбак отдернул циновку, кивнул в глубь навеса:

– …И ОН четвертый…

В углу на бамбуковой стенке, в старой коричневой рамке висел портрет.

– Ленин?!

– Ленинь! Ленинь! – радостно закивал Дынь Нги…

Долго еще стояли лодки, сцепившись бортами. Мы снова сели на циновку, пили чай и говорили. О Москве, о новой жизни Вьетнама, о рыбацком кооперативе, о старом парусе, который пора менять, о ценах на рыбу, о многом другом. Сердечный был разговор. И мы понимали, отчего так близки и понятны стали друг другу. ОН был с нами. ОН участвовал в разговоре…

Всходило солнце. Еще больше синела вода. Я попросил Дынь Нги сфотографировать лодку. Он опустил парус, сказал, что в тихую погоду надо без паруса…

И вот на память остался снимок… Вот скалы, вот лодка, на которой живут Дынь Нги, его жена, маленький Тын и Ленин…

Самый большой подарок

В редакции есть музей. По давней традиции из дальних командировок привозят корреспонденты подарки газете. В музее есть камень из Антарктиды, шахтерская лампочка, морские звезды, герб канадского университета, портреты героев… Со всей земли сувениры.

На прошлой неделе на полку под стекло мы положили тропический шлем, альбом с расписной лаковой крышкой, скульптуру льва из угля. Есть и еще из Вьетнама подарок. Он очень дорог, потому что у подарка есть маленькая история.

…В провинции Винь-Фук мы были два дня. Если бы принимать все приглашения в гости, делегация пробыла бы в провинции два года. Искренне любят вьетнамцы советских людей. За все любят. За наш Октябрь, за то, что мы выстояли против врагов, за нашу бескорыстную помощь. Искреннее чувство вьетнамцев к «ленсо» (к советским) трудно передать словами. Надо видеть детей и взрослых и стариков, когда они останавливаются, улыбаются, дружески протягивают руку, снимают с куртки значок, чтобы приколоть на вашу рубашку…