Э Виленский - Шестнадцать дней на полюсе

• Название: Шестнадцать дней на полюсе
• Автор: Э Виленский
• Жанр: История

---

Для перелета на материк нужно было вырвать десять часов хорошей погоды. Но этих часов не было. Весна продолжала свою работу. Развив бурную деятельность на материке, она стала потихоньку продвигаться на север. Вдоль Новой Земли по Карскому морю, не встретив льда, прошел пароход "Таймыр". Между домиками рудольфовской зимовки стояли лужи. Погода портилась.

Даже не поверилось, когда 14 июня утром Дзердзеевский заявил, что завтра можно будет вылететь. Но он утвердительно кивал головой, а за время экспедиции мы научились верить его предсказаниям. Тогда же ему поверили особенно быстро и охотно.

Снова начались оживленные радиопереговоры с побережьем. В Амдерме испортились все аэродромы. И только узкая коса, еще покрытая снегом, годилась для посадки.

- Мы следим за ней, как за любимым ребенком,- сообщали из Амдермы. Но и этот аэродром доживает последние дни. Он тоже тает и уменьшается с каждым днем. На нем даже появились плешины. Спешите...

- Спешим, - отвечали мы с Рудольфа, - спешим. Но сделайте все возможное, чтобы сохранить аэродром. Подвозите снег, засыпайте плешины...

Рано утром 15 июня экспедиция была на куполе ледника. Машины были готовы, крылья очищены от снега и льда. Моторы хранили свой жар в теплых чехлах, и только один "СССР-Н-169", остававшийся нести на Рудольфе почетную папанинскую вахту, стоял прикованный пеньковыми веревками к снегу. Он оброс ледяными бородами и выглядел старым полярником среди своих щеголеватых товарищей.

Мы уселись с Отто Юльевичем в фанерном домике играть в шахматы. Но не успели еще кони сделать своих замысловатых прыжков, как Водопьянов, объехавший купол на вездеходе, быстро вошел в домик и сказал:

- Отто Юльевич, по-моему, лететь можно!

Все улыбнулись. Мы уже привыкли к тому, что Водопьянов всегда готов лететь. Но сегодня, как и с Дзердзеевским, мы легко и быстро согласились с Водопьяновым.

Первым пошел на взлет флагман. Он исчез в тумане, и через несколько минут над островом раздался шум летящего самолета.

На старт зарулил Молоков. Он тоже исчез в тумане.

Затем двинулся Головин.

Алексеевская машина последней тронулась с места и, медленно набирая скорость, пошла по глубокому рыхлому снегу. Указатель скорости показывал уже шестьдесят километров, когда Алексеев выключил газ. Слева, почти под самым носом самолета, стояла машина Головина с выключенными моторами. Внизу, почти у самого подножья ледника, была видна машина Молокова. Оказалось, что весна и здесь успела сделать свое дело: снег стал влажным, прилипал к лыжам и тормозил машины. Самолет Молокова, более нагруженный, чем самолет Водопьянова, не сумел оторваться. Та же участь постигла и самолет Головина.

Туман снова густо накрыл остров. Где-то наверху гудели моторы флагмана. Он не мог сесть из-за тумана. Улететь он тоже не мог-на борту корабля находились начальник экспедиции и командир эскадрильи.

Тракторы затрещали в гулкой туманной тишине и пошли за самолетами. Проваливаясь глубоко в снег, они тужились и громко фыркали, втаскивая на гору тяжелую свою ношу.

Снова за туманом, где-то наверху, зарокотали моторы флагмана. Он ходил над нами, ожидая хотя бы минутного прояснения.

Вдруг в тумане открылось крошечное окошко. Видимость достигала ста метров. Садиться в таких условиях было почти безрассудно. Но что оставалось делать флагману? Мы слышали, как он кружит, снижаясь к просвету в тумане. В этот момент на другом конце купола двигалась новая волна тумана. Она шла медленно, с железной неумолимостью прямо на то место, где должен был сесть флагман.

"Успеет или не успеет?" подумали мы.

Но Водопьянов успел. Своими орлиными глазами он рассмотрел в толще тумана открывшуюся дыру, нырнул вниз и оказался именно там, где только и можно было сесть.

Мы, как зачарованные, смотрели на громадную машину, проделавшую в руках талантливого пилота совершенно невероятный маневр. И как было не восторгаться его искусством, когда спустя несколько секунд купол был снова окружен плотным туманом!

Скоро все корабли опять собрались на вершине купола. В эту минуту сомнения одолевали многих. Сумеют ли машины оторваться от липкого весеннего снега? Вряд ли можно ожидать на всем пути еще одного хорошего дня. Вряд ли выдержит аэродром в Амдерме. Теплые ветры п обильные дожди разрушат снежный покров. Значит, нужно отложить полет и ждать "Садко" с колесами? Но и на колесах нельзя взлететь весной. Огромные резиновые баллоны мгновенно продавят рыхлый снег и утонут в нем.

А тут еще этот туман...

День шел медленно, тягуче, серо, как и облака, плывшие над островом. Никто не уезжал вниз, все ждали. Несколько раз туман рассеивался, но не успевали тракторы сдвинуть с места прилипшие к снегу лыжи, как он снова окутывал купол. Так продолжалось до семи часов вечера. Вдруг на западе засияла светлая полоска. Лететь, лететь во что бы то ни стало!

Оторваться от земли можно было одним только способом: надо было рискнуть и пойти на взлет под уклон, под гору; надо было бросить машины со всей силой их моторов; надо было пустить в ход всю опытность, все чутье летчиков, всю силу их воли и выдержки, чтобы суметь оторвать от вязкого снега тяжелые металлические машины и поднять их в воздух. Это граничило с безумием, но это было безумие не безрассудных, а храбрых и знающих, мужественных людей, уверенных в себе, в своих силах, в том, что они оторвутся. И Шмидт разрешил дерзнуть.

Машины пошли на старт. Одна за другой уходили они в мутное пространство, которое отделяло купол от светлой полосы на горизонте.

Наконец пошел наш "СССР-Н-172". Скорость была мала - всего 60 километров. Но вот начался уклон. Мы помчались вниз со все возраставшей быстротой. Указатель скорости показывал 80-100-120. Почему же не отрывается самолет? Ведь достаточно 100 километров, чтобы машина ушла в воздух. Стрелка циферблата указывала 140, а мы еще бежали по снегу. Неужели не оторвемся? Ведь сейчас остановиться уже нельзя. А внизу скалы...

Механик Сугробов посмотрел на циферблат, и лицо его сразу стало серым и каким-то особенно напряженным. Инженер Тимофеев смотрел на стрелку, как зачарованный.

- Я ничего не мог понять,- говорил он мне потом,-почему машина не отрывалась...

Всю силу рук и ног своих передали Алексеев и Мошковский рулям управления. И лыжи прекратили трение о снег. Машина была в воздухе. Внизу проплыли громадные камни мыса Столбового. Чистики, вспугнутые шумом моторов, метались вокруг каменной гряды.

Мы молчали, взволнованные этим необычайным взлетом, и вздохнули с облегчением только тогда, когда, пробив облака, построились в воздухе все четыре корабля. Позади сверкало солнце, впереди было ясно. Внизу расстилались облака.

Около восьми часов продолжался перелет. Это был самый длинный из всех наших этапов. Мы пролетели. 1444 километра.

Мы шли над горными вершинами Земли Франца-Иосифа, торчавшими из облаков. Мы летели над облаками, скрывавшими Баренцево море. Мы пролетали над Новой Землей, над зеленым Карским морем, над Маточкиным Шаром, Карскими воротами, над мысами Новой Земли, освободившимися от снега.

Под нами лежала Арктика с ее зимовками, станциями и становищами. Мы видели сидящий на мели ледокол "Сибиряков", мы видели кружевную радиомачту Югорской станции.

Все побережье слушало наш полет, все радиостанции, напряженно ловили каждое наше слово, готовые ответить, помочь, дать справку, выполнить поручение.

Природа подарила нам в этот день много радостей. Всю богатую палитру своих красок она рассыпала на нашем пути. Она показывала нам залитые солнцем снежные горы, голубые, зеленые, черные и синие воды двух морей. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь облака и туманы, окрашивали воды и земли во всевозможные цвета.

Напряжение старта забылось. Мы пришли в восхищение при виде щедрости, которой природа как бы вознаграждала нас за неприятности, ею же доставленные.

Но за Карскими воротами она снова показала себя вероломной. Облака прижали нас к воде. Обволакивая самолеты, проносились мутные заряды тумана. С двухтысячной высоты мы спустились на 20 метров. Машины шли бреющим полетом при почти полном отсутствии видимости.

Только над Амдермой стало яснее. Внизу проплыли блеклые желто-зеленые пятна тундры, деревянные постройки, рудники.

- Лошадь!-закричал штурман Жуков. Действительно, внизу бежали лошади, грузовики, шли люди, кипела жизнь.

- Даже не поверилось, - говорил потом Шмидт,- что на свете есть столько людей...

На косе сидел маленький красный самолет Головина. Но как он сел? Вдоль воды шла узкая снежная полоска. Сесть на нее казалось невозможным. Но сначала Водопьянов, затем Молоков и наконец Алексеев пошли на посадку и сели. Сели мастерски, великолепно на узенькую площадку, выглядевшую полотенцем, а не аэродромом. И когда мы вышли, то подивились: самолет был шире снежной дорожки, а лыжи уперлись в земляные кучи.