Моисей Винокур - Голаны

• Название: Голаны
• Автор: Моисей Винокур
• Жанр: Русская классическая проза

---

Мотька полз вниз по гладкому крылу брызговика.

Я спускаюсь в тюрьму! - понял он. - В тюрьму и позор...

- Водитель? - спросил генерал и показал рукой на трейлер.

- Да.

- Из Кастины?

- Да.

- Твой командир Милу?

- Да.

- Полковник Милу?

- Полковник Милу, - подтвердил Мотька.

- Фамилие?

- Полковник Милу Гилад.

- Твое фамилие, дурак!

- Мордехай Бреслер.

- Ты арестован, Мордехай Бреслер, - сказал генерал.

И добавил:

- Ты уже хорошо арестован. Иди за мной.

- Командир! - сказал Мотька.

- Да.

- Я смогу позвонить?

- В Кастину сообщат, - заверил генерал.

- Я должен позвонить домой.

- Н-на! - сказал генерал и, не поворачиваясь, показал Мотьке поверх погона средний палец.

Мотька молча проглотил обиду. Топал, загребая ботинками серую пудру танкодрома, стараясь попасть в глубокие ямки следов генерала. Подходили к штабным баракам.

- Рахель! - крикнул генерал. - Рахе-ель!

Возникла Рахель. Тощая девчонка-солдатка с сифоном и стаканом в руках.

- Молодец, - похвалил генерал и дважды опорожнил стакан с газировкой.

Мотька шаркнул сухим языком по сухим губам.

Солдатка, похожая на Ципору, посмотрела на Мотьку. Потом не генерала.

- Н-на! - показал палец генерал и забрал у Рахели сифон. - Вызови мне офицера техслужбы, а этого, - он показал на Мотьку, - держи в кабинете и глаз не спускай. Я скоро вернусь.

- Что ты натворил? - спросила Рахель.

- А-а... - сказал Мотька и махнул рукой. - Все пропало...

Рахель достала из холодильника пластмассовый кувшин.

- Пей, - сказала солдатка и покосилась на дверь. - Пей скорее.

"Так бы поступила моя Ципи, - подумал Мотька. - Именно так. Почему чахи не любят худых девчонок? Они добрее толстух".

- М-да, - сказал бригадный генерал. - Понятно... Иди-ка ты, Рахель, погуляй. Иди, иди... У нас будет мужской разговор. И поищи офицера техслужбы.

Генерал прошел в глубь кабинета, и Мотька только сейчас заметил на хлопчатобумажке полевой формы белесые подпалины соли. Такая же форма и точно такие же подпалины были и у него, у всех водителей батальона, у танкистов и у ребят из мотопехоты на маневрах в Бир эль Тмаде.

Вцепился Мотька в подпалины эти, как в спасенье свое, и не отпускал.

Генерал болтал по телефону, и Мотьке было безразлично, о чем он там треплется. За спиной генерала висела карта Святой Земли.

"От Нила до белесых подпалин соли на рубахах полевой формы, - подумал Мотька. Так говорил полковник Милу и так научили его думать за шесть лет в батальоне. - Там, куда вы привезли танк, граница закрыта".

Мотька почувствовал, что падает глубоко вниз, в ту глубину, в которую не позволял себе спускаться много-много лет. Из самого детства увидел матушку, пожираемую саркомой, огромные карие глаза на узком бледном лице и высоко взбитые подушки. Мать читала запоем романы, курила свернутую в газету махорку и выхаркивала в поллитровую банку с водой смарагдовые островки мокроты.

Бедная мама... Как она хотела, чтобы я читал романы...

- Мотя, - говорила мама. - Покажи дневник.

- Вот, мама, - говорил я и плакал. Так было легче. Мама листала дневник, и ее трясло, как в ознобе.

- Шнур! - говорила мама тихо. - Неси, сволочь, шнур от утюга.

Я опускал шлейки матросского костюмчика и ложился поперек кровати.

Мама хотела, чтобы я стал человеком. Очень хотела...

Но боль не проходила, и силы иссякали, и шнур уже не хлестал, а елозил, и мама обнимала меня крепко, до визга, и протезы зубов иногда выпадали...

- Мотя, - плакала мама. - Ты должен учиться. Ты не должен брать пример с отца. Я не допущу, чтобы ты стал шоферюгой...

Охуительная была мама. Пророчица!

- Эй! - сказал генерал. - Ты где? Тебе кондиционер не мешает? Скажи... Я выключу.

Мотька выплыл из любви покойницы матушки.

- Не надо меня подъебывать, командир, - сказал Мотька.

- Молчать, - крикнул генерал. - Тебе лучше помолчать!

- Я устал, - сказал Мотька. - Почему я должен слушать тебя стоя?

- Садись, - сказал генерал и указал на диван. - Мне все равно.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты уже сидишь, и я позабочусь, чтоб ты сидел долго.

- Нет, - сказал Моти. - Ты не должен этого делать.

- Заткнись.

- Ты не должен так поступать.

- Ты угробил боевую машину.

- Я, - признал Мотька. - Но еврею нельзя так поступать.

- Хохмолог, - сказал генерал. - Гой пристрелил бы тебя на месте. У танка. И я думаю, что поступил бы правильно.

- Четыре месяца назад я женился.

- Это не мое дело.

- Не берут евреи на войну женатого в первый год до рождения первенца.

- Не волнуйся, - успокоил генерал. - Ты пойдешь не на войну.

Моти почувствовал запах карболки и шерсти драных одеял военной тюрьмы. В кабинет вошел подполковник в комбинезоне из термостойкой ткани.

- Вызывал, командир?

- Да, - сказал генерал. - Надеюсь, ты уже в курсе дела. Вот он. Полюбуйся.

Подполковник посмотрел на Моти и ничего не сказал.

- Я не хочу видеть памятник на танкодроме. Бери все танки-спасатели, всю технику и действуй.

- Да, командир, - сказал подполковник и вышел.

- Приказ о погрузо-разгрузочных работах тебе знаком?

- Да, командир.

- Но в тюрьму тебя не отсылать?

- Ципи не сможет без меня. Ты просто не видел мою Ципи.

- Асмодей! - заорал генерал. - Почему ты не думал о Ципи, когда уничтожал танк? Кто мне Ципи? Ципи поможет восстановить ущерб? Я очень подозреваю, что именно к Ципи тебя и несли черти, и ты ни о чем, кроме Ципи, не думал!

- Ты прав, командир. Посмотри.

Мотька достал из нагрудного кармана рубахи портмоне и протянул фотокарточку генералу. Цветной любительский снимок изображал желтые косички, плоскую грудь и мальчиковые бедра. Только очень синие глаза смотрели со снимка хорошо.

"Как она выдерживает такого верзилу?" - подумал генерал и сказал:

- Хамуда! Очень милая девушка, - солгал генерал. - Я тебя понимаю.

"Ищите женщину", - подумал генерал и тут же отбросил эту мысль. Здесь искать нечего. Тут женщину надо было выдумывать. Он этого сделать не мог, как не мог разглядеть в солдатке Рахели женщину. Ему нравились женщины Польши с высокой грудью и тяжелыми бедрами. Ленивые и развратные в постели. Зимних женщин любил бригадный генерал.

- Она похожа на нашу Рахель, - сказал генерал и вернул Мотьке снимок.

- Очень.

- Вот и прекрасно. Бумаги на тебя оформит Рахель.

- Значит, ты ничего не понял, - сказал Моти Бреслер. - Теперь поступай, как знаешь.

Вернулся подполковник из техслужбы.

- Убрали, - доложил.

- А ну-ка выйди, - сказал генерал Мотьке. - И жди, когда позовут.

- Спички хоть дайте, - сказал Мотька.

Генерал хмыкнул. Подполковник щелкнул зажигалкой. Мотька угостил сигаретой. Прикурили.

- Иди, - сказал генерал.

Мотька искренне рад был перекуру. Ну сколько можно полоскать мозги лысому черту? Виноват вкруговую, и нечего было трепать карточку Ципи.

Все это походило на нарушение знака "Стоп" - проезд без остановки запрещен.

Можно втяхаться под красный свет и отбрехаться. Вломиться под "кирпич" и что-то вякать, взывая к милосердию судейскую кочерыжку. За знак "Стоп" оправдания нет. Профессионал Мотька в этом пункте правил был полностью на стороне закона. "Яйца отрывать мерзавцам!" - считал он достойной мерой наказания. Так что же ты хочешь за уничтоженный танк? Если за "Стоп" - яйца?

- Есть у тебя счастье, шофер, - сказала Рахель. - Танк не пострадал.

- Ля?!

- Клянусь! - сказала Рахель. - Прибористы проверили.

- Как зовут генерала?

- Шуки. Но он не любит, когда его так называют чужие. Дядька он добрый, но ты называй его "командир".

- Он хочет меня посадить.

- Не знаю, - сказала Рахель. - Я так не думаю. Шуки кризионер, но не злой. Все будет в порядке.

- Рахель! - услышал Мотька голос генерала по селектору. - Пусть водитель войдет.

- Слушай, парень, - сказал генерал. - Ты себя хоть виновным чувствуешь?

- Да, - сказал Мотька.

- Ты мне так засрал мозги с мобилизацией, еврейством и Ципи, что, выходит, всему виной я. Не буду скрывать. Танк в порядке. Но ты нарушил приказ. Тебе понятно?

- Да, - сказал Мотька.

- Вот письмо твоему командиру. Пусть он разбирается. По мне, так только тюрьма. Сегодня же доставишь письмо и вот это. Скажешь: побратим прислал. Мотька смотрел на черненую медь в раме - чеканный контур Святой Земли, где от плато Голан, от истоков Дана плыл по наклонной вниз сверкающий МЕК, груженный "центурионом", через центр страны к узкому мысу залива Соломона.

- Класс! - сказал Мотька.

- Мои умельцы сделали! - сказал генерал и добавил вдруг: - Пошел бы ты на склад поменять робу. Неудобно все-таки - Рахель! А на тебе рубаха не гнется.

Мотька вылетел из танкодрома в Рафияхе. Пятнадцать часов семь минут.

Хан Юнес... В гробу бы я видел Хан Юнес!

Газа... Горела б ты синим огнем, мандавошка арабская.

Ашкелонский перехлест проутюжил, аж пасть у полицейского отвисла.