Александр Богаделин - Кикимора и другие. Сказки-притчи

• Название: Кикимора и другие. Сказки-притчи
• Автор: Александр Богаделин
• Издательство: Ан-Пресс, ЮРАЙТ-ИЗДАТ
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-94488-008-2

Все мы можем хоть что-то поведать о жизни греческих богов и героев — Зевсе, его жене Гере, Афродите, Геракле и т. д. А что мы можем сказать о славянских богах и духах? А ведь их было не меньше греческих и скандинавских, и они также жили, воевали, влюблялись, страдали и веселились.

Но теперь обо всем этом можно прочитать.

Книга Александра Богаделина «Кикимора и другие…» — это рассказанные в увлекательной сказочной манере «биографии» богов (Велес, Баба Яга, Змий Огненный), духов (лешие, водяные, кикиморы, черти, домовые, русалки, берегини), мифических животных (Кот Баюн) и героев (Илья Муромец). Но кроме этого, в ней еще имеется пересказ для современных детей известных русских и мировых сказок («Репка», «Курочка Ряба», «Царевна-Несмеяна», «Красная Шапочка», «Золушка», «Кот в сапогах»), а также ненавязчивый комментарий, содержащий интересные факты из жизни славян. Например, мало кто знает, что Баба Яга когда-то была небесной богиней Ясуней. Что по ширине полос радуги наши предки гадали об урожае и были уверены, что небесный огонь от молнии можно было погасить только молоком от черной коровы, квасом или сырыми яйцами.

Но «Кикимора и другие…» — это не только чтение для детей и школьников. Взрослые в ней также найдут для себя много интересного, ведь не случайно в книге имеется подзаголовок «сказки-притчи». Воспитание непослушных детей, любовь и брак по расчету, преодоление жизненных неурядиц, хотя и описаны сказочным языком, легко соотносятся с реальными жизненными проблемами.

Рекомендуется любителям фэнтези от 9 до 50 лет, а также тем, кому нравятся Туве Янссон и его мир Муми-Троллей, книги М.Семеновой и Э.Успенского.

«Кикимора и другие…» может также служить прекрасным дополнением к школьной программе по литературе.

---

Воевода, в древе очнувшись, поначалу ветками во все стороны размахивать принялся и все идти куда-то порывался. Но только птиц десяток с гнездовий спугнул да пару чертей, мимо проходящих, удивил. А так больше никакого беспокойства причинить не успел.

Баба Яга мудрая была и Кота Баюна к дубу приставила. Стал он мурлыканьем завораживающим сны волшебные навевать, душу мятущуюся успокаивать.

* * *

Солнце, всходящее над капищем, лучи первые показало и по куполу медному искрами рассыпалось. Решил Воевода будущий в то утро от пути предназначенного отступить и на службу ратную к князю сбежать. Участь отца своего, в служении каждодневном состарившегося, не больно-то ему по нраву была. Вот и захотелось по молодости славы воинской добыть да удаль свою показать.

Поклонился он кумиру Велесовому, котомку, с вечера припасенную, взял и по росе первой к граду престольному отправился. Только во сне не один он пыль дорожную месил. Дух невеликий путь с ним рядом держал, ни на шаг от него не отставая.

Не обделила природа-матушка сына волхва ни смекалкою, ни силой богатырской. Научился он быстро и с мечом двуручным управляться, и щитом удары смертельные отводить. Воин старый, что искусство ратное показывал, в лучших учениках его числил и часто супротив двоих иль троих сразу выставлял. А то, бывало, глаза завяжет и так биться велит.

— Не все глазам человеческим видеть дано, — повторять наставник любил. — Меч продолжением сердца твоего быть должен.[136] Не ведом богатырю истинному страх смерти в бою. Оттого и победа его завсегда любит.

* * *

Малы стали князю владения старые, и решил он древлян, на севере живших, покорить.[137] В поле широком шлемы островерхие с кольчугами, из железа плетеными, супротив шкур звериных да нагрудников кожаных сошлись.

Издревле повелось пред битвой поединок единоличный устраивать. Чей воин в нем победу одержать сможет, войску тому и победа дарована будет.

Выбор на Воеводу пал. Воин северный вкруг богатыря младого, как оса, вьется, мечом коротким ужалить норовит. А тот, аж взмок весь, от ударов быстрых уворачиваясь, пот под шлемом глаза заливать начал.

Сбросил тогда сын волхва доспехи свои пудовые, меч легкий достал и глаза прикрыл. Бросился древлянин на противника беззащитного. Только увернулся тот от удара смертельного и оружие свое в грудь нападавшего вонзил. Но и сам рану глубокую в бок получил и рядом с воином поверженным рухнул.

* * *

Но не помер Воевода от раны полученной. Дочь богатыря славного его выходила и от смерти спасла. Пока он в бреду метался, тряпицею мокрой жар остужала, губы сухие водицею смачивала.

Как пришел в себя воин раненый, так сразу деву статную и увидал. И никого краше её на свете целом для него не было. Влюбился Воевода в спасительницу свою, а вскоре и свадебку сыграли. Через год Елизаветушка, доченька любимая, родилась. Тогда и пожаловал князь старый за подвиги ратные деревеньку у леса Заповедного.

Но не часто воину дома бывать приходилось. Много еще битв великих на долю его пришлось. Только во сне стали они одним сражением долгим казаться. И каждый раз дух, что из капища вместе с ним ушел, рядом с Воеводою бился. И часто удары смертельные от него отводил.

* * *

Заехал как-то в град престольный рыцарь заморский — Барон Иероним фон Мюнх. Конь попоною узорчатый покрыт, из шлема перья разноцветные торчат. Княжич в честь него пир задал. И как гость медовухи три ковша отведал да осетриной паровой закусил, стал о подвигах своих рассказывать.[138]

Встретил, говорит, у леса на опушке гадательницу странную. По Книге волшебной предсказывать та будущее умела. И выпало барону с чудищем невиданным биться. Передняя часть у него лошадиная, а задняя — змеиная. Глаза — огромадные. От взгляда одного трава жухнет и люди замертво падают. Из пасти дым валит, огонь вырывается, а на спине четыре крыла перепончатых.

Долго Барон думал, как чудищу страшному на глаза не попасться. И порешил щит свой до такого блеска натереть, чтоб отраженье собственное видеть в нем можно было.[139]

Выходило со слов рыцаря заморского, будто испугался змей воина грозного и наутек бросился. Но на горе его солнце из-за туч выглянуло. Лучами жаркими от щита зеркального отразилось и вмиг чудище поджарило.

А в доказательство бумагу, по всей форме выправленную, показывает и шерсти клок. Показалось Воеводе, что шкура та больше на пучок травы сплетенной походит, но вслух ничего не сказал. А про себя задумал гадалку ту отыскать. Может, и ему со змеем сразиться судьба выпадет.

* * *

Целый день Воевода вдоль леса туда-обратно ездил, но нигде избушку предсказательницы найти не мог. Проголодался сильно и решил дичи на ужин настрелять. Только тетиву натянет, стрелой каленой в зверя прицелится, как заговорит тот человечьим голосом и о пощаде просит.

Пожалел воин и лису, и тетерева, и зайчиху с зайчатами. Так и пришлось грибов с ягодами насобирать да этим и отужинать.

А наутро вознагражден был Воевода за упорство свое. Как только в лес углубился немного, на поляне сразу Змея летучего повстречал. Хоть и было у него всего два крыла, но голов зато втрое против чудища баронова больше.

Взял Воевода копье наперевес и вперед во весь опор понесся. Только Змей совсем с ним биться не хочет. Лежит, головами поникнув, а из крайней — слеза крупная скатилася.

Озадачился Воевода случаем невиданным.

— Ты почто ведешь себя не по-писанному? — вопрошает.

А Горыныч только вздохнул горестно.

— А зачем мне биться с тобой? — говорит.

— Как зачем? — Воевода опешил. — Славой, в веках не меркнущей, покрыть себя хочу.

— Так это ты хочешь. А мне-то польза какая? Лучше так заруби, все равно жизни никакой нет.

Спешился Воевода с коня своего и рядом с Горынычем присел.

Долго они со Змеем за жизнь говорили. И рассказал тот между делом ему, что мог когда-то таким же добрым молодцем оборачиваться да в селения к девам смертным летать.

— Постой, постой, — Воевода его останавливает. — А не ты ль тем богатырем был, что у тетки моей в граде дальнем жил.[140] Да поле огромное за ночь одну вспахать сумел.

— Точно, — Горыныч ему отвечает.

Вспомнилось ему времечко давнее. Хоть и заставляла его вдовушка бойкая в поте лица трудиться, зато после жизнь вольготная текла.

— Как, — спрашивает, — поживает она?

— Померла недавно, — Воевода отвечает. — Но до смерти самой богатыря своего, ветром унесенного, забыть не могла. Было утешение у ней — сыночек, от любви той родившийся. Но и его люди черные с собой увели.

Поведал ему Горыныч, кто на самом деле мальцом тем оказался. Да что Соловушка, родненький, в гробу хрустальном теперь лежит, силы Велесом лишенный.

— Прям чудеса какие-то, — Воевода про себя думает. — Выходит по всему, мужичок, что с Ильей Муромским бился да свистом князя старого до седины довел, сыном тетке моей приходится.

Напоследок обещал он Горынычу народ поспрашивать. Может, знает кто зелье такое, что в горе его помочь сможет.

— Все-таки как-никак родственниками друг другу приходимся, — говорит.

На том и расстались.

* * *

Завидовал княжич молодой славе воеводиной. А как тот увещевать его стал, мол, не дело это — дичь всякую без разбора бить да волков вольных на цепь сажать, и вовсе рассорился.

Как старый князь помер, Воевода в опалу попал. Не звали его теперь на пиры великие и богатством добытым обносили часто. Закручинился он от несправедливости такой и медовухой крепкой баловаться начал. А тут посоветовал ему кто-то к Маринке-чернокнижнице сходить. По слухам, милость князеву запросто она вернуть может.

Долго Воевода визит свой откладывал. Но шел как-то раз из заведения питейного мимо дома ведьминого, и решился-таки заглянуть.

По-доброму Маринка его встретила. За стол усадила, разносолами потчевать принялась. И поведал ей богатырь о горе своем.

Согласилась ведьма милость князеву приворожить, но взамен духа-охранителя отдать потребовала. Не понял тогда воин славный ничего и с легкостью на условие Маринкино согласился.

И впрямь, призвал его вскоре правитель молодой на службу ратную. На пирах по праву руку от себя сажать начал. Только не было у него теперь духа-защитника. И некому было от заклятья Невеи-лихорадки Воеводу уберечь.

* * *

А на день третий отец во сне пришел. Сел напротив и рассказывать начал.

У воина, в поединке Воеводой поверженного, жена с четырьмя детишками на руках осталася. Мал мала меньше.

Одолела дружина князева в битве народ лесной и данью тяжелой обложила.

Раньше древляне дружно жили. О семье погибшего всем миром заботились. Только теперь павших не счесть было, и каждый в первую голову о себе думал. Ежели с даньщиками вовремя не рассчитаться, то запросто и в рабство угодить можно.