Алексей Шеметов - Искупление: Повесть о Петре Кропоткине

• Название: Искупление: Повесть о Петре Кропоткине
• Автор: Алексей Шеметов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

Алексей Шеметов — автор многих прозаических произведений. В серии «Пламенные революционеры» двумя изданиями вышли его книги «Вальдшнепы над тюрьмой» (о Н. Федосееве) и «Прорыв» (об А. Радищеве).

Новая историческая повесть писателя рассказывает о Петре Алексеевиче Кропоткине (1842–1921) — человеке большой и сложной судьбы. Географ, биолог, социолог, историк, он всю жизнь боролся за свободу народов. Своеобразные условия жизни и влияние теоретических предшественников (особенно Прудона и Бакунина) привели его к утопической идее анархического коммунизма, В. И. Ленин не раз критиковал заблуждения Кропоткина, однако высоко ценил его революционные заслуги.

---

— Господин Бородин, князь Кропоткин, я обязан вас арестовать, — сказал он и, оглядевшись, увидев на другой стороне проспекта двух полицейских, подозвал их к себе. Это был агент сыскного отделения. Он легко вскочил в дрожки и сел рядом с Кропоткиным. Снял белые перчатки, достал из кармана бумагу, развернул ее и показал арестованному, ткнув пальцем в печать петербургской городской полиции. — Я имею, князь, приказ пригласить вас к генерал-губернатору для объяснения, — сказал он.

Кропоткин сказал своему извозчику, чтоб он повернул в обратную сторону. Пролетка с двумя полицейскими и ткачом Тарасовым тоже развернулась и двинулась за дрожками.

Кропоткин, уничтожая давеча секретную переписку, оставил, положив в карман сюртука, дружеское письмо из Москвы Клеменца Полякову. Никаких тайн это письмо не содержало, но Кропоткин сейчас понял, что оно может привести полицию к Полякову и того, пожалуй, арестуют за связь с тайным обществом. Надо было как-то уничтожить и это письмо до обыска.

— Будьте любезны, господин агент, — сказал Кропоткин, — покажите еще вашу бумагу.

— Что, сомневаетесь в ее подлинности? — сказал агент.

— Я не смог ее прочесть в этих очках. Надо надеть другие. — У Кропоткина действительно были другие очки, и они лежали в кармане сюртука вместе с письмом Клеменца.

— Документ в полной форме, вы хорошо видели печать, — сказал агент, но все-таки стал снимать туго натянутые перчатки и доставать бумагу.

Кропоткин засунул руку под пальто, вынул из кармана сюртука футляр с очками, а вместе с ним и сложенный вдвое конверт. Конверт он незаметно опустил на мостовую. Потом переменил очки и прочитал поданную агентом бумагу.

— Ну вот, теперь все понятно, — сказал он и улыбнулся, довольный, что письмо уже лежит на мостовой и под сотнями колес и копыт от него скоро останутся одни грязные клочки.

Извозчик подъехал к дому генерал-губернатора. Сюда же подкатила сопровождающая пролетка. Тарасов поспешно подбежал к агенту и подал ему сложенный вдвое конверт.

— Я видел, как они выбросили бумажку, — сказал он.

— Кто это «они»? — спросил агент.

— Да вот, господин Бородин. Я соскочил и поднял.

— Ах вон оно что, — усмехнулся агент. — Тем хуже для вас, ваше сиятельство. Пожалуйте. — Гостеприимным жестом он пригласил арестованного на крыльцо генерал-губернаторского дома.

Кропоткина привели в приемную, из приемной — в боковую комнату, в которой сидели, ожидая его, трое жандармов — майор, поручик и рядовой.

— Садитесь, — сказал майор. — Нам надлежит, князь, произвести обыск в вашей квартире. Посидите, пока прибудет прокурор.

Прокурора судебной палаты пришлось ждать очень долго. Кропоткина терзала тревога за Ивана Полякова. Тот в эти дни сдавал кандидатский экзамен и никаких неприятностей, конечно, не ждал. И вот теперь явятся жандармы, перероют его квартиру и возьмут Ваню на несколько дней под стражу. Для допросов. По невинному письму приписать ему связь с тайным обществом не смогут, но выбьют его из колеи. Да, оплошал ты, Бородин. Видел же, что в пролетке с Тарасовым сидел незнакомый господин, и все-таки велел своему извозчику остановиться… Ну а куда бы ты скрылся? Лихач все равно настиг бы. Лошадке извозчика не уйти было от вороного скакуна… А Тарасов-то оказался фабричным шпионом. Нет никакого сомнения, что именно он выдал недавно арестованный рабочий кружок. Теперь вот помог агентуре уличить лектора Бородина. Но почему самого-то доносчика арестовали?.. Как почему? Для дальнейших свидетельств, для очных ставок. Подержат и выпустят. И он опять проникнет в рабочие кружки, да еще в ореоле пострадавшего человека… Нет, до рабочих дойдут слухи о следствии. Предатели нераскрытыми не остаются.

В полночь прибыл прокурор. Кропоткина посадили в карету и привезли на Малую Морскую. В его комнате начался обыск. Майор принялся за письменный стол, а поручик — за шкаф. Майор изымал все, что находил, — хозяйственные и расчетные книги по тамбовскому имению, семейную переписку, путевые сибирские заметки, тетради с географическими записями… Ящики стола Кропоткин хорошо очистил от всякой крамолы и сейчас был уверен, что ничего пригодного для следствия майор не найдет. А вот в литературе, приготовленной для вывоза, осталось кое-что такое, что следствию могло весьма пригодиться. Заранее унести это куда-нибудь Кропоткин не успел, а на уничтожение печатных документов истории у него не поднялась рука. И жандармский поручик, вынимая из шкафа и развязывая пачки, обнаружил уже «Les 73 journées de la Commune», «Histoire de la révolution du 18 mars»…

Зная французский язык, поручик особенно внимательно рассматривал именно иностранные издания: понимал, что отечественную крамолу хозяин не стал бы держать у себя, раз ожидал обыска и собирался к переезду. Находки поручика, однако, не очень беспокоили Кропоткина: никакой тайны общества они не выдавали. Он невозмутимо пошагивал из угла в угол, точно вовсе не интересуясь тем, что происходит в его комнате.

Но вот поручик присел на корточки и начал обследовать нижнюю полку шкафа, на которой лежали камни, собранные в Сибири и в Финляндии. Кропоткин остановился и замер. Он вспомнил, что там, под обломком гранитного валуна, лежит конверт с его шифрованной запиской и тремя паспортными бланками, которые он четыре дня назад хотел отправить в Москву с временно выезжавшей туда Любой Корниловой, но не смог перед ее отъездом с ней встретиться и, вернувшись домой, запрятал конверт. И забыл о нем! С минуту он пристально следил за движениями поручика, однако спохватившись, что так может выдать свою тревогу, опять зашагал из угла в угол, напряженно подавляя волнение. Шагал и поглядывал на поручика. Тот перебирал камень за камнем. И вот поднял гранитный осколок валуна. И взял конверт, вынул из него бланки паспортов и записку. Подошел к майору и показал ему драгоценную находку, затем передал ее прокурору, сидевшему на кушетке. Мастера обыска работали молча, не переговариваясь, ни о чем не спрашивая хозяина. Прокурор, просмотрев записку и бланки, взял со стола письмо, подобранное Тарасовым на дороге, и подошел к майору.

— Обыск Полякова нельзя откладывать, — шепнул он.

Кропоткин расслышал эти слова.

— Господа, даю вам честное слово, что Поляков никогда не участвовал ни в каких политических делах, — сказал он. — Прошу вас, оставьте его в покое. Завтра у него последний экзамен. Я знаю, до всего этого вам нет никакого дела, но университет смотрит на Полякова как на будущую славу русской науки.

Господа, с которыми он впервые заговорил, обратившись с просьбой оставить Полякова в покое, продолжали молча работать.

В три часа ночи они закончили обыск.

— Одевайтесь, князь, поедете с нами, — сказал майор.

Кропоткин, догадываясь, что в эти сырые мартовские дни в казематах крепости холодно, надел енотовую шубу, надел поярковую черную шляпу, насовал в карманы коробки «Пушек» и спичек. Оглядел прощально свою разоренную, тоскливую комнату и шагнул к двери.

Его прокатили в карете по темной Мойке (фонари тут уже не горели, в домах не светилось ни одно окно), подвезли к Цепному мосту, и арестант увидел на другой стороне Фонтанки знакомое здание Третьего отделения с огнями во всех окнах (а ведь шел четвертый час ночи).

По ярко освещенным коридорам, в которых мелькали перебегающие из дверей в двери люди в синих мундирах, по каменным лестницам с фигурными стальными перилами арестанта провели в большую освещенную комнату. Прокурор и майор сели за стол, покрытый красным сукном, арестанту они велели раздеться и сесть на стул против них. Вскоре в комнату вбежал молодой чиновничек в синем мундире. Он сел к столу сбоку, положив перед собой листы чистой бумаги. Протоколист, значит.

— Итак, князь Кропоткин, — заговорил жандармский офицер, — я, корпуса жандармов майор Оноприенко, в присутствии товарища прокурора господина Масловского обязан допросить вас по существу дела. Вы обвиняетесь в принадлежности к тайному обществу, имеющему цель ниспровергнуть существующую форму правления, и в заговоре против священной особы его императорского величества. Признаете ли вы себя виновным в этих преступлениях?

— До тех пор, покуда я не буду перед гласным судом, я не дам никакого ответа, — сказал Кропоткин.

— Этим вы усугубляете свою вину, — сказал Оноприенко. — Подумайте. Ведь от слов, внесенных в протокол, вы потом отказаться не сможете.

— Я никогда не отказываюсь от своих слов.

— Следствие располагает достаточными доказательствами вашей вины, и вам рано или поздно придется признать ее. Советую признаться сразу, чтоб облегчить свою судьбу. Подумайте хорошенько, прежде чем ответить на мой вопрос.

— Я уже ответил на него.

— Ну хорошо-с, запишем, — зловеще сказал майор. — Запишите, — обратился он к писарю. — Виновным себя не признает. — И майор посмотрел на арестованного сострадательно, как на человека, уже приговоренного к смерти. — Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал он. — Знаете ли вы некоего Николая Чайковского?