Петроний Аматуни - Крепкий орешек

• Название: Крепкий орешек
• Автор: Петроний Аматуни
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу, выпускаемую к шестидесятилетию писателя, вошло лучшее, что написано им об авиаторах. Это художественные очерки, раздумья писателя о профессии летчика и о людях этой профессии.

---

УЧЕНЬЕ — СВЕТ!

1

…Весной 1934 года курсантов перевели в эскадрильи для обучения полетам. Петра Абрамова назначили в группу молодого инструктора. Дя́дечко, воспитанника этой же школы. Инструктор попался требовательный. Решал все быстро и, хотя обучал только первую свою группу, был на хорошем счету. Высокий, смуглый, черноглазый, с фигурой спортсмена, Дядечко понравился своим курсантам и внушил доверие. «Сразу видно, что летчик!» — подумал о нем Петр.

Обучение начали по тогдашней системе — с рулежки. Для этой цели выделили старый, негодный самолет, ободрали крылья, чтобы он случайно не взлетел.

Сели в такой самолет и Дядечко с Абрамовым. Растерялся, оробел Петр в пилотской кабине. Отчего-то сразу позабыл, что к чему. Вместо того чтобы двигаться по прямой, машина то кружилась на месте, то прыгала бог весть куда. И чем хуже обстояло дело с рулежкой, тем сильнее волновался Абрамов, а чем больше он волновался, тем хуже шло дело. Получался заколдованный круг!

— М-да, так шаром и катаемся… — ворчал инструктор. — Вылазь, Абрамов, все равно дела не будет.

Вылез. Обмяк весь, головой поник. Ночью в общежитии не мог уснуть, перебирал в памяти правила грамотного руления и все думал: может, зря он взялся за такое дело? Не быть ему летчиком. Долго он мучился сомнениями и понимал, что летная судьба его висит на паутинке.

…Петр прислушался: товарищи его уснули. В спальне тишина. Он откинул одеяло, натянул на себя летний комбинезон и босиком, ступая осторожно, по кошачьи, вышел из общежития.

На его счастье, самолет для рулежки стоял близко и не охранялся. Неслышно залез Петр в кабину, положил на ребристые прохладные педали босые ноги.

«Значит, так: если самолет уводит влево, — мысленно рассуждал он, — я нажимаю на правую педаль. А если я хочу развернуть самолет вправо, то надо понимать… гм… тоже на правую педаль! Но почему в обоих случаях на одну педаль? Ах да, потому что в том и другом случае я хочу отклонить машину вправо! Так… А газом я, значит, буду работать следующим образом…»

Часа два пробыл Петр в самолете, усваивая основные правила рулежки, а главное — привыкая к кабине, к расположению секторов и рычагов управления и приборов, к смешанному запаху авиационного лака, бензина и масла, к самой мысли, что его хотят научить летать и что ему действительно доверят управление самолетом, если только он окажется подходящим человеком. И чем больше свыкался со всем этим Петр, тем живее шевелилась и крепла надежда в его смятенной и поколебленной первыми неудачами душе, а на смену сомнению приходила уверенность.

Дня два Петр тайком тренировался в кабине, с неослабным интересом смотрел, как рулят другие курсанты, и перечитывал курсантскую «библию» — «Курс учебно-летной подготовки», все глубже вникая в каждую строчку. И тут выяснилось: то, что остальные понимали с первого чтения, Петру надо было перечитывать по нескольку раз. Нечасто приходилось ему раньше самостоятельно работать с книгой…

Сжалился Дядечко и еще разок пустил Абрамова в кабину:

— Давай попытайся, все равно машину добивать: старье… А если и сейчас будешь куролесить — оставайся, друг, на земле!

Самолет, хотя и узкой змейкой, все же побежал по прямой.

— О! Видать, ты подучился малость, — обрадовался инструктор. — А я уже хотел списывать тебя с корабля на берег… Так, так, давай еще!

…К концу дня Абрамов освоил упражнение и стал рулить один.

Та же история повторилась и в первых вывозных полетах. Пока Петр находился на земле — все помнил и знал, что надо делать в полете, а как только садился в самолет и взлетал с инструктором — все знания оставались на земле. Впрочем, так казалось Абрамову, и он обвинял во всем свой неавиационный характер. В какой-то мере Дядечко разделял его мысли и без особого энтузиазма думал о летном будущем своего ученика.

Смущало инструктора только одно: у Абрамова не ладилось со взлетом и посадкой, а вот расчет на посадку почему-то получался сносно, хотя всем известно, что способности летчика-курсанта, пожалуй, ярче всего проявляются именно в расчете на посадку…

В чем же секрет? Конечно, проще всего было представить Абрамова на отчисление, но жаль было парня. Да и за него стоял горой авиатехник группы Коля Симченко.

— Честный он курсант, товарищ инструктор, — говорил Симченко. — Лучше всех работает на матчасти, машину протрет до блеска, мотор вымоет, капоты, да и соображает по устройству мотора. Обвыкнется малость — летать будет…

— Ладно, — махнул рукой Дядечко. — Подождем еще.

Прошло несколько дней, на протяжении которых Абрамов неустанно занимался теорией полета, и Дядечко давал ему летать, но немного. И когда, подучив остальных курсантов, инструктор снова взялся всерьез за Абрамова, последний сделал совсем недурно три полета подряд. Дядечко воспрянул духом и теперь лихо покрикивал в переговорный аппарат:

— А ну, держи направление, черт такой! Крен убери… Скорость!

После посадки, когда зарулили на старт, Абрамов отстегнул привязные ремни и вылез из кабины.

— Ты куда? — удивился Дядечко.

— Пойду в квадрат, — хмуро ответил Абрамов.

— А кто разрешал?

— Разве ж это полеты? — обидчиво произнес курсант. — Коли до ругани дело дошло, значит, из меня толку не будет…

— Так ведь я это, чтобы подбодрить тебя! — воскликнул Дядечко. — Если в человеке порох есть, то для него крепкое словцо — что искра!

— Ну вот я и взорвался.

— Гм… — задумался инструктор. — Скажи, пожалуйста, что получилось… Хотел лучше, а оно другим кончиком обернулось. Ну ладно, садись, рванем еще разок, но провезу я тебя уже по другой методике.

Абрамов подумал и вернулся в кабину.

«Другая методика» показала свое явное превосходство над первой. Чем ласковее объяснял Дядечко и чем больше подхваливал курсанта, тем правильнее летел самолет.

Инструктор пришел в восторг.

— Люблю гордых, — говорил он. — Молодец, всегда будь откровенен во всем. Не нравится — скажи. Правду говорят, что дело не столько в том, кого учат, сколько в том, кто учит…

2

В ту ночь Абрамов опять долго не мог уснуть. С одной стороны, его поддерживал временный успех, а с другой — снова стало терзать душу сомнение.

Думал о многом, вспоминал… А воспоминания, что пейзажи в перевернутом бинокле: все кажется далеким и маленьким…

Есть в Кущевском районе Краснодарского края село Полтавченское. Не на всякой карте его найдешь, не с любой высоты увидишь, но много в нем жило и живет замечательных людей с чистой душой и большим сердцем. Взять хотя бы чету Абрамовых — Лукьяна Степановича и Пелагею Ивановну. Полвека они прожили рука об руку. Всякое приключалось в их дружной семье, а всегда старались держаться рядом и никому не причиняли зла. Не было вот только у Абрамовых детей. И они усыновили сироту — Петю Михайличенко.

Вырос приемыш на радость своим новым родителям, женился, сам отцом стал. Внука, по настоянию деда, тоже назвали Петром.

В 1917 году Петр Лукьянович ушел добровольцем в Красную гвардию и погиб в боях за Советскую власть. Мальчик остался без отца.

Рано довелось Пете Абрамову познать труд. Лет с девяти стал он помогать деду в кузнице и подолгу любовался могучим стариком. Лукьян Степанович был здоровый, русоволосый мужчина с энергичным лицом. Лет до шестидесяти боролся он даже с молодыми силачами и почти всегда клал их на лопатки.

Особенно нравилось Пете раздувать меха и смотреть на пламя горна… Вот, смешно вздрагивая и кувыркаясь в сильной струе воздуха, обкатываются друг о друга смолисто-черные угольки и, накаляясь, меняются в цвете: становятся красными; затем по ним бегут змейками синие жилки, потом угли, разгораясь все жарче, приобретают бледные оттенки, и пламя появляется вокруг них, как корона, с легкими подвижными зубцами. Гудит оно весело, пляшет в воздухе, готовое создать нечто новое, необходимое человеку, или уничтожить в мгновение ока все, что попадется на пути.

Злая и привлекательная сила в кузнечном огне!

А дед, улыбаясь, кладет прямо в его подвижную пасть кусок металла, и огонь, словно понимая, чего от него хотят, жадно облизывает холодный брусок и как бы вдувает в него какую-то фантастическую жизнь…

И кажется Пете, что стоит только сунуть в пламя бесформенную глыбу металла, как, повинуясь волшебной силе огня, через несколько минут превратится она в точно такой же трактор, что увидел он сегодня впервые в жизни на улице села.

— О чем задумался, Петюнька? — заботливо осведомляется дед.

— О тракторе…

— Машина хоть куда, — соглашается Лукьян Степанович. — Каких только люди не придумали механизмов! Эх, Петро, купим мы с тобой мотоциклет да поедем вдвоем по Руси-матушке технику изучать… А?

— Поехать бы, дедушка, — не то упрашивая, не то утверждая, говорит Петя.