Станислав Смакотин - Цусимский синдром

• Название: Цусимский синдром
• Автор: Станислав Смакотин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9922-2387-3

Не успел наш соотечественник расслабиться в отпуске, находясь на вьетнамском катере и наслаждаясь морским пейзажем, как вдруг резкий маневр суденышка, кувырок за борт – и вот он уже на грани жизни и смерти бултыхается в волнах Южно-Китайского моря. Вдали видны дымы каких-то кораблей, и потерявший надежду на спасение человек отчаянно машет руками, из последних сил прося о помощи. Его замечают, поднимают на борт, но… Ситуация лишь усугубляется: непостижимым образом спасенный оказывается в мае 1905 года от Рождества Христова на борту броненосца «Князь Суворовъ», флагмана Второй Тихоокеанской эскадры Российского императорского флота. За несколько дней до ее катастрофического разгрома.

---

Лейтенант вытягивается в струнку:

– Господин…

– Вольно.

Ну вот, договорить не дал… Откуда я теперь твое звание узнаю? Надо было Матавкина спросить…

– Как себя чувствуете? – первым нарушает он молчание.

Хм, весьма любезно с его стороны… Может, чаю еще предложит?

К моему удивлению, тело вдруг само пытается вытянуться. Ни с того ни с сего… Тело, ты куда? Насмотрелось? А ну-ка стоять! Ты гражданское, а военку давно пора забыть! Когда это было?..

– Не очень. Немного мутит, – честно признаюсь я. Это чистейшей воды правда – качка дает о себе знать.

Бородач делает приглашающий жест:

– Садитесь.

Как скажешь. Похоже, бить меня здесь не будут. Хотя кто их знает? По Новикову если, так совсем не стеснялись порой…

Я кошусь на лейтенанта.

– Борис Арсеньевич, полчасика в коридоре вас не затруднят? – замечает мой взгляд Македонский. – Сверток оставьте… Вот здесь, – показывает на угол стола. – И пока свободны.

Сама любезность. По опыту знаю – это не к добру…

Когда дверь закрывается, тот берет со стола бумагу:

– Вас подобрали на одиннадцать градусов северной широты, сто девять восточной долготы… – Он углубляется в чтение.

А где минуты, секунды?! Эй, я как домой потом поеду? Надеюсь, хоть в докладной записке указано… Или что там у тебя? Рапорт?..

– …Передан под присмотр младшего корабельного врача, в лазарет… – Перестает читать, поднимая глаза. – Повезло вам! Не был бы ход в пять узлов… – Многозначительно замолкает.

Интересно, броненосца или мой, пока я греб к кругу? А серьезно – че так тихо-то? Меньше девяти, помнится, эскадра не давала. Сломалось чего?

Словно отвечая на мой вопрос, подытоживает:

– Дожидались отстающих, – и при этом внимательно за мной наблюдает.

Стараясь никак не реагировать, сохраняю бесстрастный вид.

«Камчатку», поди… Она у них постоянно то терялась, то ломалась…

Вздрагиваю от стука в дверь.

Тебе же сказал старший по званию: погуляй, Борис Арсеньевич… Невтерпеж?

Однако это не лейтенант. В каюту торжественно входит молодцеватый матрос, привычно уже для меня вытягиваясь:

– Вашвысокоблагородие, разре…

– Что у тебя?

– Пакет от младшего корабельного врача, ваше высокоблагородие!

Снова вздрагиваю, на сей раз ощутимо. И тут же корю себя за несдержанность: «Лопух! Тебе в детском саду работать, а не в прошлое попадать… Кто тебя такого нежного сюда всунул-то? Македонский еще не заметил твоих треморов? Кстати… Вот сейчас я не понял. Какой такой пакет, Аполлоний Михайлович?..»

Пока тот вручает посылку, молюсь всем святым, вместе взятым. Затем – в частности Николаю Угоднику. Его же иконы здесь везде? Значит, я тоже под покровительством. Покровительствуй уже, раз так!

Македонский отпускает посланца и, разворачивая лист, ненадолго в него углубляется:

– Младший корабельный врач докладывает…

Матавкин!.. Ты когда докладную-то на меня накатать успел?..

– …Состояние больного нестабильное… Память… Пульс… Требуется полный покой… – Пробегает глазами несколько строк. – Личных вещей при больном, кроме одежды, не обнаружено…

Уф… Матавкин… Тебе памятник при жизни ставить надо! Но ты понимаешь, что за это может быть?.. Ты теперь на бумаге засветился!

Поднимает глаза и пристально всматривается в мое лицо. Стараясь ни о чем не думать, отвечаю ему радужным взором ангела.

– Как вас зовут, помните?

– Смирнов… Вячеслав, – решив, что здесь врать не имеет смысла, отвечаю как есть.

Тот макает перо в чернильницу, что-то записывая. Протокол ведет?

– Как очутились в море – нет? – вновь поднимает глаза. Чуть подумав, добавляет: – Разумеется?

– Нет…

Начинаются игры… Разумеется!.. Неужели человек и вправду не может не помнить, как кувырком выпал с вьетнамского катера в море? Как же быть со стрессом? А шок опять же?

Пытаясь выглядеть естественней, начинаю рассматривать чернильный прибор. Богатая серебряная подставка, две стеклянных емкости… Интересно. До боли напоминают перечницы в советских столовках…

Некоторое время Македонский усиленно пишет, часто обмакивая перо. Наконец поднимается и берет в руки сверток:

– Давайте посмотрим, что у вас здесь. И кстати… – разворачивает бумагу. – Вы же «помогите» кричали на английском языке?

Удар не в бровь, а в… Ну да, кричал. Жить захочешь – не так раскорячишься… И этикетки ты сейчас увидишь тоже – на английском. Как и на китайском наверняка…

– Не помню, ваше высокоблагородие… – стараюсь обратиться так, как это сделал матрос. Лишним не будет. Хотя…

– Ду ю спик инглиш?[3] – прищуривается.

Ловишь меня? Ну ладно, врать не буду:

– Нот вери уэлл[4].

– Шпрехен зи дойч?[5] – тут же реагирует он.

Нет, я тебе что, на экзамене? Я знаю, что «найн», однако английского будет достаточно. Обойдешься!

Непонимающе пожимаю плечами.

Закончив изучать столовскую перечницу, перехожу к часам. Большие, настольные, в золотой оправе… Классика жанра – сверху голыми попами сверкают два амурчика со стрелами… «Чернильница серебряная, часы с золотом… Непорядок, товарищ старпом!»

Македонский разглядывает одежду, пару раз удивленно шевеля бровями. Внутренне сжимаюсь, ожидая чего угодно: криков, топанья ногами, ударов по столу кулаком…

К моему удивлению, ничего этого не происходит. Спокойно заворачивает обратно, подбрасывая на руке сверток:

– Ну что же… – Не спеша подходит к большому сейфу. – Лечитесь, господин Смирнов! – Загораживая колесико, набирает код, открывая дверцу. – До Владивостока побудете в лазарете, а там… – Дверь громко захлопывается…. – Передадим вас в соответствующее ведомство, как и полагается. – Старший офицер поворачивается, вновь оглядывая меня с головы до пят.

Что, и все?.. Даже лампу в глаза не повернет? Что же это за допрос такой? А вдруг я и вправду японский шпион? И как же колоть подозреваемого будете? Добрый – плохой следователь, например? Борис Арсеньевич-то вон за дверью рыщет, всю ковровую дорожку, поди, истоптал…

Не слишком мне нравится его взгляд… Как и «соответствующее ведомство» во Владике. Знаю я ваши «ведомства»! Слыхал…

Впрочем, до Владивостока сперва дойти надобно. А вот если, господин старший офицер броненосца «Князь Суворовъ», вверенная вам боевая единица в нем окажется… Готов тогда и в ведомство! Так и быть, уговорили!

Смотрю на Македонского, и что-то… Слишком сентиментальным я становлюсь в последнее время… Приходится нагло врать этому еще вполне молодому, совсем не злому человеку. Не кричал, не угрожал, хотя видел импортные этикетки… А ведь мог бы, да еще как!

Ты ведь тоже, Андрей Павлович, так и останешься на «Суворове»… Это твой корабль, ты здесь человек номер два. А во многом номер один. Как, к примеру, сейчас, когда занимаешься простым допросом непонятно кого… И в Цусимском сражении, возможно, именно ты поведешь израненный броненосец в ту последнюю ночь… Но никто и никогда об этом не узнает. Потому что выживших к утру не останется…

Пока тот ходит за лейтенантом, меня так и подмывает заглянуть на стол. Особенно в первую бумагу. Ведь там минуты с секундами, где я потом их раздобуду?.. Одиннадцать северной, сто девять восточной – все это замечательно, конечно… Но бухту Камрань я и без них смогу найти. А вот точные координаты бы мне, как кровь из носу! Где же я вам Гугл тут достану?

Дверь открыта настежь, Македонского не видать… Рискнуть?..

Поднимаюсь со стула, делаю осторожный шаг. Другой.

Стол перфекциониста, все разложено по местам… Куда же ты его мог задевать? Вот протокол, исписанный мелким почерком… Слов не разобрать, к тому же вверх ногами. С краю несколько листов под внушительным пресс-папье… Они? Пытаюсь вытянуть верхний, не поддается… Бумаги бы не порвать! Поднимаю тяжелую принадлежность, и точно! Вторым листом рапорт на гербовой бумаге. «Рапортъ». Лихорадочно бегу глазами по строчкам… Где?! И скорее интуицией, чем слухом, понимаю: «Пора валить!»

Кладу все, где росло, и пулей падаю на стул. Очень вовремя. Через секунду в дверях появляется знакомая парочка.

– Пока что вы свободны, господин Смирнов… – Македонский осматривает каюту и бросает взгляд на стол. Предательское пресс-папье подло раскачивается, и если заметит…

Мною немедленно овладевает удушливый приступ сильного кашля. Так, совершенно случайно… Может же человек покашлять иногда? Ну, вот и я о том же! Я вообще в воде больше часа провел, если что…

– Вам плохо? – Голос участливый, даже встревоженный. Быстрыми шагами подходит к столику в углу, наливает воду из графина. – Выпейте!

Мне становится окончательно стыдно.

Обратный путь проделываем в том же порядке: впереди я в нижнем белье и тапочках, сзади вышагивает доблестный Борис Арсеньевич. Все такой же немногословный и самоуверенный тип. Разве чуть более вежлив и к «направо-прямо-вперед» иногда добавляет «поверните».