Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

• Название: Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы
• Автор: Владимир Дружинин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Новое путешествие писателя В. Н. Дружинина — по трем странам Западной Европы: Голландии, Бельгии, Люксембургу. Вместе с автором вы наденете кломпы и не торопясь познакомитесь с современной Голландией, поразмышляете об истории и традициях этой страны. Писатель проведет вас по городам Бельгии и расскажет о лесном фронте — Арденнах, объединивших борцов-антифашистов самых разных национальностей. Вы побываете и в Люксембурге, маленьком государстве, населенном поистине богатырским народом.

Итак, в путь!

---

— Ручной цветок, господа, более послушного не сыскать! Посудите сами!

Загибая пальцы, он перечисляет достоинства тюльпанов. Дольше всех цветет — целый месяц. Дольше всех, срезанный, держится в воде. Богатство оттенков — рекордное…

Мы прощаемся, и Герард вкладывает ему в руку монету.

— У нас в Голландии, — объясняет мне Марта, — принято за все платить.

Снова стрелка спидометра ползет к ста, снова сливаются в месиво мачты и фабричные трубы, вонботы и цепочки автомашин, ножницами смыкаются автострады и виадуки, веером расправляются каналы.

Здесь, на самой «палубе», у сурового моря, стянулось больше половины населения страны, перевалившего за двенадцать миллионов. Чего ради? Отчасти ответ нам дал стеклянный город. Да, область угрожаемая, но зато плодородная — нет лучше земель в Голландии, чем польдеры.

В устьях рек швартуются морские суда, встречаются с самоходными баржами из глубины страны, из Бельгии, Франции, Западной Германии. Где гавани, там выросла промышленность.

День на исходе, вспыхивают вывески бензоколонок — первые штрихи ночного рисунка страны. Дуга светящихся бусинок обозначает мост, огни на мачтах вмешались в гроздь зажженных окон.

Герард развертывает карту. Мы сбились с дороги? Нет, он вспомнил свое обещание.

Тут недалеко — фармацевтический заводик… Владелец решил не отставать от рабочих, взял да и зажег на фронтоне: «Голландия, разоружайся!». То есть четко по существу — вон из Атлантического пакта! Что поднялось! Заводчика — к суду. Недозволенная пропаганда! Он, понятно, ссылается на конституцию. Но крючкотворы нашли уловку. Свобода печати, говорят, в законе имеется, а вот свобода выставлять неоновые лозунги не упомянута. Следовательно, нельзя! Все же, знаете, его пришлось оправдать. Процесс страшно возмутил всех… Сейчас за поворотом мы увидим лозунг…

— Посмотрим, — произнесла Марта.

— Он же выиграл дело, — сказал Герард, уловив скептическую нотку.

Мы свернули там, где нужно. Вскоре Герард нетерпеливо заерзал.

Впереди, на вершине башни, почти невидимой в темноте, поднимался в небо оранжево-красный рекламный вензель. Марка фирмы. Под ней должен быть лозунг…

Мы напрасно высовывались из машины, напрасно задирали головы.

— Погасили, негодяи! — буркнул Герард.

— Святая простота, — усмехнулась Марта.

— Извините, — сокрушенно бормотал Герард. — Нас учили верить в бога и в конституцию, понимаете… Такой громкий процесс… Я надеялся…

Он бросил еще один взгляд на башню, с последней надеждой.

Северная Венеция

Да, так уж повелось величать Амстердам — северной Венецией. Подчинился этикету и я — как-то невольно, должно быть, из опасения прослыть невежливым.

Однако стоит выйти из многобашенного вокзала, чтобы сразу же понять — Амстердам не имеет в мире подобия ни тем более двойника.

Несколько шагов — и набережная. Вокзал на островке, передо мной пристань прогулочных катеров, слева и справа мостики. На том берегу — красные дома с белыми очертаниями окон, как в пригороде, но узкие и высокие, в три-четыре этажа… Морской ветер треплет флаги на катерах, снежками носятся чайки.

Мост, две минуты ходу — и опять вода, вправленная в траншею, облицованную розовым гранитом. Изобилие каналов и роднит Амстердам с Венецией. Что еще?

Венеция — южанка, черты ее яркие, броские. Родилась она у теплого моря; острова, данные природой, послужили прочным фундаментом для пышных патрицианских дворцов. Венеция не глушит свою красоту, а подчеркивает, с жаром выставляет напоказ, зовет к себе сладкими песнями гондольеров. В Венеции крутых мостиков и узких улочек, недоступных автомашинам, приезжий чувствует себя как бы в особом мире, далеком от нашего века. Венеция служит туристам, но одета знатной госпожой, ослепляет чужеземца своим нарядом. И он в праздничной толпе, бурлящей днем и ночью, отрывается от реальности. Ему легко поверить, что на Большом канале и сегодня живет и царствует дож, что по мосту Вздохов ведут осужденных, что под куполом фантастического храма святого Марка воины складывают добытые на востоке трофеи.

Если из Венеции — города вельможных палаццо, шедевров кисти и резца — перенестись в Амстердам, то первым ощущением будет, наверно, покой, отдых для глаз.

Невысокие здания, скромные, узкие фасады, единственное украшение которых — опрятность и чистота. Белые ободки оконных проемов кажутся накрахмаленными. Невозмутимая вода канала — серая под северным небом. Немыслимо вообразить здесь гондолу с фигурным, капризно изогнутым носом…

Уличный гомон то ли тонет в каналах, то ли уносится в небо вместе с чайками — так неожиданна, непонятна тишина в Амстердаме, почти сельская. Толпа молчаливая, сдержанная, едва слышный рокот катеров. Неяркие вывески. Ничего показного. Амстердам не ошеломляет, не сулит иллюзий. За мостиком, за поворотом улицы — те же окна без занавесок, простодушно приглашающие заглянуть внутрь. И другая набережная, такая же, с вонботами, причаленными к гранитной стенке. И опять облачко чаек — посланцев моря, лежащего рядом.

Амстердам не старается вам угодить — он по-простому открывает приезжему свой повседневный быт. На главной улице Дамрак, что значит выступ дамбы, передвижной ресторатор за прилавком, под застиранным холстом, потчует селедкой — главной национальной едой. Плати, бери порцию и, как все, суй кусок, надетый на палочку, в общую тарелку с мелко накрошенным луком. Повози там, прежде чем отправить в рот. Или попроси целую рыбку и, по примеру коренного амстердамца, возьми ее за хвост, опусти к себе в рот и сними зубами все мясо с хребта. Не стесняйся!

Немного дальше, на той же главной улице, играет шарманка — гигантская, невиданная шарманка, величиной с автобус. Один красный от натуги молодец крутит рукоятку, исторгает несложную музыку, еще популярную в Голландии, а его напарник, шаркая по тротуару стоптанными башмаками, протягивает прохожим банку из-под консервов, повелительно звякая монетами.

Невдалеке я увидел двух мужчин. Они степенно расхаживали взад и вперед у подъезда заокеанской фирмы. И они молчали — в этой стране не любят лишних слов. А слова самые нужные они несли на себе, на квадратах фанеры, закрывших спину и грудь: «Долой американских захватчиков!»

Короткая Дамрак вывела на центральную площадь Дам, то есть Плотина. Место притяжения здесь — универсальный магазин «Бейенкорв» — «Пчелиный улей». Отделка внутри скромная, рекламы так же мало, как и на улице, — лицо Амстердама вообще не отягощено косметикой. И девушки-продавщицы предпочитают естественные краски, пышут деревенским румянцем. В свободные минуты они, будто на сельской улице, сбиваются табунком, шепчутся, хохочут, даже шлепают друг друга, разыгравшись. Не любо — не смотри, приезжий! Здесь перед тобой не ходят по струнке, здесь нет такого вышколенного обслуживания, к которому ты, быть может, привык в Брюсселе или в Париже.

На площадь выходит темный, грузный фасад дворца — единственного в городе. И этот не имел бы столь высокого титула, остался бы ратушей, если бы не Наполеон, посадивший здесь на престол своего брата. Тогда-то Голландия и получила короля. До того она была республикой.

Гид, показывающий дворец туристам, не преминет сообщить, что здание покоится на сваях, числом тринадцать тысяч шестьсот пятьдесят девять. Впрочем, на сваях — весь Амстердам. Грунтовые воды обильно омывают их, предохраняют от порчи. Когда, в связи с работами на Зюйдерзее, подпочвенная влага хлынула на осушенные места и уровень ее понизился, в Амстердаме поднялась паника. Сваи будут гнить! К ним просочится воздух! Пришлось инженерам поломать голову. Редкий случай, когда воды в Голландии оказалось мало…

Кто бывал в Венеции, тот унес в душе тревогу за этот город, выдвинувшийся на своих островах в грозное море. Оно захлестывает его все чаще… Здесь же люди не испытывают страха перед стихией, хотя Амстердам вырос на суше, которую добыл сам. Напор воды отброшен окончательно. В названиях улиц то и дело звучит: «плотина», «шлюз», «вал», «канава». Деловитые термины гидротехники — однако сколько в них победного смысла!

На плане Венеции — архипелаг, на плане Амстердама — рисунок, похожий на срез древесного ствола. Превращая низину, заливаемую солеными волнами, в польдеры, город наращивал кольца валов и каналов. По ним тоже можно отсчитывать возраст: чем дальше от площади Дам, исконной сердцевины города, тем застройка моложе.

Город, осажденный стихией, мало заботился о своей внешности. Расчетливые Генеральные Штаты — так именовалась торговая республика — не возводили величавых чертогов. Дома самых богатых купцов на Херенграхт — набережной Господ — не выделяются в ряду других старинных построек. Откровенная незатейливость крестьянской фермы, только надстроенной, увеличенной в вышину! Большие города соседей — Антверпен, Кельн — как бы увенчаны грандиозными соборами. У Амстердама нет ни одного, который был бы им под стать. На редкость мало здесь достопримечательностей, обстреливаемых фотоаппаратами туристов.