Дмитрий Юрьев - Режим Путина. Постдемократия

• Название: Режим Путина. Постдемократия
• Автор: Дмитрий Юрьев
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-902048-23-0

Со сталинских времен в ткань русского языка вплелось негативное отношение к слову «режим». Режимы были только «у них» и только диктаторские: Франко, Салазара, Чанкайши, Пиночета…

Лишь профессиональный язык механиков сохранил натуральный исходный смысл: режим работы двигателя – нормальный. Эта книга о мечте Президента нормализовать работу государственной машины, о стремлении к этому и о множестве барьеров на пути к решению этой задачи.

Одни барьеры застарелые, другие порождены отчасти предвидимыми, но все равно внезапными обстоятельствами: от Беслана и казуса Ходорковского до навыков бюрократий, партий и движений, бизнеса и, наконец, всякого российского человека, которому надлежит стать гражданином.

---

В те черные дни мы не услышали (за одним исключением) почти ни от кого ни одного подлинно дружественного слова поддержки, хотя бы отдаленно сравнимого по накалу и масштабу с теми словами, которые произнес президент Путин в первые же часы после трагедии 11 сентября 2001 года. Формальные вежливые расшаркивания, да и то – в большинстве случаев – оскверненные разглагольствованиями о «политическом урегулировании в Чечне», которые превращают слова поддержки в издевательскую демонстрацию покровительства басаевским бандитам. И это – не только Дания. Но и Франция, и Германия, и – казалось бы – союзные нам в этой ситуации Штаты.

Исключением стал Израиль. И это не случайно. В каком-то смысле параллельное развертывание двух шахидских фронтов превратило Россию и Израиль в подлинные государства-изгои, подставленные и по большому счету преданные «иудео-христианской цивилизацией».

Ни одна из стран многочисленных «осей зла» не находится сегодня в состоянии такого политического и психологического одиночества, как Россия и Израиль. Социальная истерия, охватившая эгоистические и расслабленные цивилизованные страны, вытесняет из сознания и граждан, и политических элит понимание того страшного и дискомфортного обстоятельства, что мирное время кончилось в том числе и для них. Россия и Израиль много лет подряд ведут авангардные бои с силами атавистического террора, вызывая у глобалистского истеблишмента такое же раздражение, как оппозиционер Черчилль у Чемберлена и прочих британских мюнхенцев – до 1939 года.

«Странам-изгоям» навязывают гибельные для них политические переговоры с палачами и погромщиками. Против России и Израиля выстраивается своеобразный коллаборационистский интернационал – «в пандан» к террористическому. Впрочем, не стоит предъявлять к современным мюнхенцам слишком жестких претензий – обыватели имеют полное право держаться в стороне от фронтира. Наша беда – и это еще один урок террористических атак, урок Беслана, – что именно через нас проходит передний край, фронтир цивилизации в ее противостоянии варварству. Впрочем, в этом – не только наша беда.

РОЖДЕНИЕ НАЦИИ

Потому что главный урок Беслана – это урок исторического оптимизма, это импульс к подлинному национальному прорыву – через ответ на беспредельно жестокий и наглый вызов, брошенный российскому обществу.

Захваты Беслана и «Норд-Оста», ставшие грандиозной политической провокацией против путинского режима, не достигли своей цели – сокрушения этого режима, разрушения базы общественного доверия. Более того, развитие событий вокруг «Норд-Оста» неожиданно выявило, что на исходе второго «путинского» года в России действительно начала складываться определенная структура национальной государственности, включающая механизмы консолидации элит, политической и гражданской солидарности. В общем, структура, способная – к сожалению, пока что худо-бедно – действовать в кризисных ситуациях как единое целое, не чуждое ни чаяниям, ни потребностям, ни интересам граждан страны. Что же касается последствий Беслана, то они нанесли куда большую травму общественному сознанию – в том числе и потому, что выявили сохраняющуюся недееспособность власти, ее неготовность в полной мере взять на себя ответственность за выживание граждан страны. Но Беслан выявил и другое – понимание, пусть вынужденное, которое нашло себе дорогу в решениях и заявлениях президента. Понимание той глубинной связи, которая объединяет функциональную неэффективность системы власти и низкое качество политического класса и предъявляет их в качестве единственной причины беззащитности и несостоятельности государства.

Случайно ли, по точному ли расчету вдохновителей атаки на театральный центр в Москве в 2002 году, но удар, нанесенный по «первому русскому мюзиклу», выявил колоссальный потенциал нового, национального по своей природе, российского патриотизма. Литературная основа «Норд-Оста», между прочим, представляет собой явление, совершенно уникальное для русской литературы XX века. Роман «Два капитана» – единственное в этом веке произведение, сочетающее оптимизм (причем столь важный для массового сознания оптимизм легкого жанра), искренность, патриотизм и «неидеологичность», непродажность. Серапионову брату Каверину удалось удивительным, химически чистым способом выделить из духа чудовищной эпохи некий действительно присутствовавший в нем экстракт искренних, добрых, «русских» умонастроений и чувств. Но в результате возник единственный в своем роде эмоционально-смысловой «мостик» из «России, которую мы потеряли» в Россию, которую мы пытаемся найти, причем мостик не через пустоту, а через живую советскую историю. Неудивительно, что тонкие и точные выразители наиболее оптимистичных, энергетичных «переходных» общественных настроений 80-90-х годов Иващенко и Васильев столь резонансно «повелись» на этот текст и положили его в основу, возможно, не вполне совершенного, не очень ровного и не всем вкусам удовлетворяющего, но действительно национального, патриотического и позитивно ориентированного российского масскульта.

Так вот, сама природа захваченного бандитами объекта привела в движение очень своеобразные и давно уже не востребовавшиеся в российском обществе настроения, эмоции, ожидания, хорошо иллюстрируемые энергично-сентиментальным звукорядом «Норд-Оста». Настроения взаимной поддержки, сострадания, сопереживания, устремленные не в себя и не в прошлое, а наружу и в будущее. Трагедия показала, что плачут в России не только богатые (и нищие), но и нормальные, и что такие – нормальные – есть, и что их очень много.

Другое дело, что – в-третьих – эти «нормальные русские» вышли из «Норд-Оста» – а потом из Беслана – с очередной тяжелейшей нравственной травмой. Травмой, порожденной не только жестокостью ичкерийских палачей, не только масштабом смертей (не будем пока гадать, чья и какая вина в этих смертях). Но и новой, особенно шокирующей демонстрацией старой социальной неоднородности нашего общества.

Потому что в условиях неожиданно грамотного, неистеричного поведения некоторых политиков (даже депутатов!), в условиях, когда у страны появилось сразу несколько новых героев (таких, как доктор Рошаль, например), особенно кургузо и оскорбительно предстали уродливые рецидивы типичного номенклатурного хамства, традиционного для нашей номенклатурной бюрократии убогого непрофессионализма, неспособности решать элементарные, очевидные задачи. Многочасовые оскорбительные очереди вокруг больниц, грубости из серии «вас много, а я одна», неспособность организовать работу с пострадавшими, дурная секретность и прочие родовые черты российско-советской бюрократии после «Норд-Оста» – и катастрофическая разбалансировка всех уровней управления кризисом в Беслане – как никогда очевидно выявили архаическую природу системы власти, ее несоответствие настроениям и возможностям страны.

Стало особенно ясным, что старая, феодально-бюрократическая, номенклатурная опричнина исчерпала свой ресурс вместе с ресурсом имперской бюрократической государственности. Эпоха «Третьего Рима» безвозвратно уходит в прошлое.

И на ее развалинах виден – хотя пока что и смутно – контур новой России. Скорее, не «Третьего Рима», собирающего и блюдущего все сопредельные народы, а «Нового Израиля», народа избранного, выполняющего особую высокую миссию.

Этот образ – всего лишь образ. Он не этноцентричен и не религиозен (новая российская нация – как и всякая подлинная нация – может быть только полиэтничной). Он просто вырастает из той тоски по жизни в общей для всех ее граждан родной стране, которая так отчетливо прозвучала в общественных настроениях последних лет. По жизни, которая в последние годы (годы «путинского режима») – вопреки всему – вдруг показалась возможной.

ПЕРЕВЕРНУТАЯ ПИРАМИДА ВЛАСТИ

Город-морок, который теснится и располагается вокруг, как и все прочие города на матушке-Руси, стоит здесь ради двора, ради чиновников, ради купечества; однако то, что в них живет, это есть сверху – обретшая плоть литература, «интеллигенция» с ее вычитанными проблемами и конфликтами, а в глубине – оторванный от корней крестьянский народ со всей своей метафизической скорбью… Между этими двумя мирами не существовало никакого понимания, никакого прощения.

Освальд Шпенглер. «Закат Европы»

На кого опирается Путин? – Средний класс в России: попытки рождения. – «Новые средние» как двигатель социальной реанимации. – Россия и Аргентина: миф о либеральных реформах. – Старый новый стиль российской модернизации. – Мифология стратегических разработок. – «Первое лицо» как единственный источник устойчивости режима.

За эти последние годы ничего особенного в России не произошло. Ничего радикального, ничего необратимого не сделал Путин ни в одной сфере общественно-политической жизни – ни в управлении армией и спецслужбами, ни в информационной политике, ни в формировании государственной идеологии. Но ощущение необратимости давит со всех сторон.