Шломо Вульф - Гекуба

• Название: Гекуба
• Автор: Шломо Вульф
• Жанр: Русская классическая проза

---

Евгений отключился. Сама мысль о такой капитуляции перед арабами встала у него в горле, как острая кость. Он пытался прокашляться и не получалось. Мысль материализуема, с ужасом подумал он, а мысль, подкрепленная триллионами долларов способна стать сокрушающей. Такой энтузиаст способен уничтожить Страну почище совместной агрессии всех арабских стран. Найдутся сторонники по обе стороны океана, пойдет кампания в печати, возникнут партии... Нет, это невозможно! Мы не для того покинули Россию... А остальные? Все левое население, вооруженное национальными СМИ? Миллионы интересантов в самой Америке? 5.

"Париж и Рим отпадают без обсуждения, - перелистнула Батья глянцевые стра-ницы туристического журнала. - В Мадриде взрывают, как и у нас... В Лондоне едва пришли в себя от такой же интифады цветного населения. В Праге и Буда-пеште невыносимо скучно и все шпили на одно лицо... В Америке абсолютно то же, что тут. В Тайланде кормят всякой гадкой экзотикой... так... Дуду! Новый тур. Россия! Москва и Санкт-Петербург. Интересно германское название города." "Ты мало насмотрелась на русских в Израиле?" "Знаешь, меня всегда интриговало их отношение к своей стране. С одной стороны, судя по их рассказам, они там пре-красно жили в огромной и интересной стране. С другой - зачем-то поспешно унес-ли ноги в наш маленький Арец. Судя по тому, как они готовы на все, чтобы только выжить здесь, ничего там нет замечательного. Кроме разве что антисемитов, о которых нам столько рассказывал Мирон." "Я не думаю, что мы там увидим что-нибудь, кроме сочетания нищеты с помпезностью, что нас так раздражало в Егип-те. Но без пирамид и прочих уникальных древностей. Что мы можем увидеть в бывшем Советском Союзе, кроме коммунистов? Так их и у нас полно." "Наташа с восторгом отзывается о тамошних театрах." "Но мы же были на постановках их "Гешера". Корявый иврит и разражающая скованность. Словно им запрещено говорить на сцене в полный голос, полагая, что это признак еврейской невос-питанности." "Дуду, она говорила не только о постановках, но и о самих театрах, по ее словам - лучших в мире по интерьеру и ауре. Она вся преображается, когда произносит слова "бол-шой" и... как это... "ма-рин-ка". И уверяет, что этот, как тут написано, Санкт-Петербург, а по ее словам Ленинград, ничуть не хуже Парижа. Ну, я звоню Моше? Пусть делает нам с тобой тур в Россию?"

Давид задумчиво листал страницы с изображениями красной крепости со стран-ным названием "Кремль", соборов с круглыми куполами, огромных площадей и снегов на половине картинок.

Он вдруг подумал о незнакомом авторе проекта века, которого пригрел верный Мирон, того самого, что ненавидит все вокруг, продолжая жить в стране, где его все и все раздражает. Если такое состояние у чистокровного еврея, то чего ожи-дать от этнических русских, которых в этой кукольной Москве вдвое больше, чем всех израильтян, включая олим?

"Там не опасно? - спросил он у турагента Моше, когда заказывал путевки. - Что за народ? Вроде наших олим?" "Вот именно! Никакой опасности, Дуду! Я бы не отправил туда моих лучших клиентов, если бы была малейшая причина за вас беспокоится."

***

Давид перешел в свой кабинет, включил компьютер, вошел в Интеренет и решительно набрал прямой контакт со своим давним другом, что сопровождал его в военных спецоперацих за границей и продолжал оказывать услуги в бизнесе.

"Менахим, - писал на дисплее бывший генерал Зац. - Как ты помнишь, я, с подачи Мирона, начинаю циклопический нефтяной проект, а этот умник скрывает от меня оле - ключевую фигуру. Выясни, кто это и как мне с ним выйти на прямой контакт. Мне нужно максимальное и обоюдное доверие этого инженера." "Давид, - отвечал безотказный разведчик. - Фамилия этого оле - доктор Алекс Беккер. Живет в таком-то городе, занимается тем-то. В Израиле дружеских отношений ни с кем не поддерживает. Из прежних друзей, ставших израильтянами, могу назвать некую Натали Домбровски из твоего города, ее мужа Джека Домбровски, известного "русского" журналиста и писателя, а в Москве - семью Сержа и Лиди Гончаров. В студенческие годы Лиди считалась невестой Алекса и ближайшей подругой Натали Домбровски. Я полагаю, что тебе следует прежде всего разыскать последнюю, заручиться письмом к Лиди и встретиться с ней во время твоего тура в Россию."

"Батья! - изумленно смотрел на текст Давид. - Из какого города России приехала сюда Наташа?" "По-моему, из самой Москвы." "Срочно!.. Как можно ласковее и дружески, порасспроси ее о московских друзьях и, если их зовут Серж и Лиди, попроси письмо к ним. Дескать, мы едем в Россию и хотим пообщаться там с русскими в неформальной обстановке. Нуждаемся в рекомендации. Она ведь тебе рассказывает о своей прежней жизни?" "И более, чем охотно. Она вообще рада, если я с ней говорю не о работе." "Так вот, это для меня очень важно. В Москву мы должны поехать с письмом..." 5.

Человек, которого некогда звали Александром Юльевичем Беккером, тщательно проверил подписи в только что составленных бланках договора и огляделся по сторонам. В квартире его новых клиентов стояла тяжелая вонь от двух неухожен-ных старых собак и застарелой грязи по углам. Алекс - а такова была кличка нашего героя все последние годы - с трудом нашел в этом достаточно просторном жилье нелипкое место, где можно было разложить бумаги, но их все равно было тошно складывать в свою сумку. Мужчина и женщина уже облегченно и дружески улыбались агенту. Деловая встреча имеет много общего с решительным амурным свиданием. Сначала "ах я не такая, ни за что, как вы смеете, осторожнее..." А потом - "милый, ты меня теперь?.." Но на этом этапе, когда с жалких счетов этой пары еще не сняты деньги, следует продолжать теплый тон и терпеть все - нерв-ный смешок, недоверие, вонь, бесконечные "когда и как?".

Это все давно стало единственным средством к существованию Алекса. А потому - единственной реальной радостью жизни.

Не считать же перспективой встречи с приторно-ласковым Мироном, исчезающ-им на месяцы до очередного неожиданного звонка с "хорошими новостями". Вот и вчера он поздравил Алекса: "нефтяной проект" уже почти "на ногах", некий таинственный миллионер вот-вот подпишет договор, и Алекс сможет получать свою тысячу долларов в месяц, чтобы больше никогда! никогда!! никогда!!! не звонить ни в чем не повиным незнакомым людям с предложением своих услуг, выслушивать то вежливые, то грубые отказы, мчаться на встречу - одну после ста звонков, заключать, как сегодня, договор - один на десяток встреч. Договор, который вполне может быть завтра, через месяц, через год расторгнут из-за козней конкурентов, консультаций со знакомыми. В стране навязчивых советов у каждого клиента полно бескорыстных доброжелателей. И все торопятся, по нашей неиско-ренимой привычке, страстно и настырно что-нибудь высказать, не отвечая за свой совет ни морально, ни, тем более, материально. Ведь у энтузиаста-советчика нет и быть не может десятков тысяч, которые гарантирует клиенту договор. В случае катастрофических последствий благодетель, как правило, перестает здороваться с доверчивым бывшим приятелем, гордо задирая при встрече спесивый нос и брезг-ливо отопыривая нижнюю губу. Если клиенту повезет не встретить живого совет-чика, к его услугам всегда масса не менее настойчивых и самоуверенных печатных экспертов, которые, тем более, ни за что и ни ни перед кем не отвечают, но страс-тно вещают.

Находясь между честным агентом и безответственными приятелями, несчастный клиент, которому и хочется и колется, теряет голову, и либо подписывает любую чушь у ушлого проходимца, либо отказывается от солидного предложения.

Подписанные бумаги, которые Алекс считал именно таким предложением, грели его сердце, пока он ждал автобуса на словно вымершей улице. Собственно, так же пустынно выглядели почти все улицы этого города, кроме районов, где проживали арабы, "марокканцы" или свежие олим. Там Алекса раздражали крики играющих на дороге детей, сидящая зачем-то на лестнице молодежь, пристальные деревен-ские взгляды стариков со скамеек, громкие голоса и музыка из открытых окон.

Здесь же, в спальном районе, стояла полная тишина. Та самая вожделенная тишина, о которой он не смел и мечтать. В эмиграции всегда был смрад вместо воздуха и привычный шум машин, кондиционеров и голосов днем и ночью.

Над готическими шпилями кипарисов чернело небо, которое, в принципе, должно иметь звезды, но в свете уличных фонрей никогда не имело. Как, в принципе, южный ночной воздух в нескольких-то сотнях метрах от горного леса где-нибудь в Крыму имел бы целый букет ароматов. Здесь же Алекс ощущал только какой-то потусторонний мертвящий дух. Чернота и пустота виделись ему за пределами яркого и навязчивого света фонарей, подчеркивая привычную бесчеловечность бытия в последние десять лет.

Автобус тоже, в принципе, мог придти через пять минут. Но мог и через полчаса, а то и вовсе не придти. Не потому, что в кооперативе "Эгед" был бардак, а потому, что Алекс не мог знать точно выполняемое расписание всех сотен его маршрутов по всем районам города, куда его могли вызвать на встречу. А потому он привык ждать наугад ровно пятнадцать минут, после чего идти пешком к главным магист-ралям, где больше шансов уехать домой.