Алексей Комов - Премьера без репетиций

• Название: Премьера без репетиций
• Автор: Алексей Комов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

1939 год. Западная Белоруссия. В некоторых воссоединенных районах обстановка еще не нормализовалась. Банды терроризируют население. По лесам и болотам еще прячутся разные молодчики из бывших легионов Пилсудского, польские солдаты и офицеры. Часть из них уходит за линию границы, чтобы организовать сопротивление немцам на территории Польши. Но есть и такие, что спелись с фашистами и с их помощью действуют против новой власти.

---

– Бывший хозяин. Богатый был. Солидная клиентура к нему приезжала.

– Где он сейчас, не слышал?

– Рассказывали, что завалило его с женой в подвале, когда немцы в первый раз Варшаву бомбили. Вообще-то жалко старика. Он, конечно, капиталистом был и все такое, но человек неплохой.

– Это и из рисунка видно, что ты к нему хорошо относился.

– Все одно не то… Если б подучиться, технику узнать! Может, вы хотите, чтобы я как художник помог?

– Об этом мы как-то не подумали, – усмехнулся Астахов. – Хотя, кто знает… Как считаешь, Петр Николаевич?

– Думается, Сергей Дмитриевич, товарища все же надо ввести в курс дела, как уже предлагалось, – Рябов стрельнул в Алексея взглядом. – А то он может подумать, что НКВД только картинки интересуют.

– Да-да… В курс дела… – эхом откликнулся Астахов, думая о своем. Он встал с кресла, подошел к Алексею, положил руку на плечо. Рука у него была небольшая, но тяжелая. – Ты про банды слыхал?

– Доводилось…

– Тогда, наверное, знаешь, что кое-где в воссоединенных районах обстановка… – Астахов, щелкнув массивным серебряным портсигаром, достал папиросу, размял, прикурил, – еще не нормализовалась. Банды и контрреволюционные группы пытаются терроризировать население. А людям жить надо! Но в этих полесских деревушках каждый новый человек – как столб на юру – всем за версту видать…

– Это точно, – подтвердил Алексей. – Деревеньки-то, вески, по-местному, маленькие. Ну так дворов по сорок. Есть, правда, и больше…

– Вот-вот… Надо учесть, что по лесам и болотам еще прячется кулачье, разные молодчики из бывших легионов Пилсудского, польские солдаты и офицеры. Часть из них уходит за линию границы, чтобы организовать сопротивление немцам на территории Польши. Но есть и такие, что спелись с фашистами и с их помощью действуют против нас. Соображаешь?

Алексей кивнул.

– Вы учтите, Кисляков, – подал голос молчавший до того Рябов, – мы не с поляками боремся, а с недобитками белопанского режима. Вот прищучим их – и нам будет спокойнее, и сами поляки потом быстрее нормальную жизнь наладят.

– А я-то что могу?

– Многое… Вернее, можете не так уж и мало, – Рябов полистал дело. – Комсомолец, были в подполье, Отец у вас русский. Правильно говорите по-русски, по-польски, на немецком можете объясняться, белорусский знаете. Даже в цирке успели поработать…

– Ну так как, согласен? – Астахов снова сел напротив Алексея.

– Как-то это все… – Алексей, подыскивая слова, развел руками. – А что мне надо делать?

– Поехать к тетке в деревню.

– К Килине?

Астахов кивнул.

– Сколько ты у нее прожил?

– Сколько?.. Значит, так… Отца в двадцать шестом убили, мать через год померла. Вот с двадцать восьмого по тридцать второй. Потом она меня в Краков к знакомым определила, в люди выходить. У ней самой-то все хозяйство курица за пяток минут пешком обойдет. Да и здоровье…

– Так ты ее больше и не видел?

– Почему? Приезжала проведать. Все ж последняя родня. И я писал. Сама-то она неграмотная, соседи читали.

– О твоей подпольной работе она ничего не знала?

– Откуда? Кроме райкомовских, обо мне никто ничего… Такие обязанности были. А что у Килины делать?

– Это мы тебе объясним попозже, если ты согласишься.

– Я могу… – Алексей замялся, подбирая нужное слово.

– …отказаться? – закончил за него Астахов. – Можешь! И в Москву учиться поедешь без всяких задержек. Здесь тебя никто не неволит. Но я тебя прошу – подумай о нашем разговоре. Я распоряжусь, секретарь устроит тебя в общежитие. Вот тебе телефон, держи. Завтра в девять позвони. Договорились?..

Забродь

Забродь затаилась. Затаились и другие города Польши, попавшие осенью тридцать девятого в руки немцев. Везде запестрели листочки с новыми правилами, распоряжениями и предписаниями, разнообразными по содержанию и однообразными в конце: за невыполнение смерть.

Но в Заброди было совсем плохо. Он стал городом пограничным, и потому проворные и мрачные гренцшутцены[4] быстро переплели весь город спиралями из колючей проволоки и перегородили его полосатыми шлагбаумами. Но и это не все. Забродь попала еще и в руки немецких спецслужб.

Начальника АНТС,[5] улыбчивого майора Ланге, в отличие от его гестаповского коллеги герра Келлера, почти никто не знал в лицо. Хотя он каждый день в любую погоду совершал утренний моцион. Просто, по роду службы, ему популярность была не нужна. Зато о других Ланге всегда старался знать как можно больше.

Ланге[6] удивительно не подходил к своей фамилии. С самого отрочества его рост был ниже среднего. Еще в гимназии приятелям это давало пищу для злых шуток: они подставляли фамилию к разным частям тела.

Сейчас детские обиды забылись. Наоборот, несмотря на то, что он так и остался низкорослым, а небольшое брюшко делало его еще приземистей, Ланге считал, что ныне его фамилия очень точно раскрывает его способности как разведчика.

Гордился Ланге и своим прекрасным здоровьем, которое он берег и всячески о нем заботился. Выкуривал не более пяти сигарет в день. А с тех пор, как стал заметно прибавлять в весе, ограничил себя двумя кружками пива.

Но здесь, в этой вонючей польской дыре, разве найдешь приличное пиво? Поэтому в последнее время он предпочитал выпить рюмку коньяку.

Коньяк коньяком, но все-таки какое пиво дома, в Баварии! А колбаса! Надо сказать Келлеру, пусть его ребята достанут кровяной колбасы и заодно приличный коньяк – Вайнбранд[7] порядком осточертел.

При мысли о начальнике ГФП[8] Ланге помрачнел. Дернул же черт вчера сесть с ним за карты. И вот, пожалуйста, трети месячного жалованья как не бывало. Свинья этот Келлер! А денег всегда так жаль!

Впрочем, вскоре лицо Ланге разгладилось, печаль исчезла, и, заложив руки за спину, он все так же неторопливо вышагивал по улицам Заброди. Даже принялся напевать старую корпорантскую песенку:

Выходи в привольный мир,
К черту пыльных книжек хлам!
Наша родина – трактир,
Нам пивная – божий храм!

После польской кампании, говорят, ожидаются досрочные присвоения званий. А ведь Польша – это только начало. Теперь главное – не упустить момент! Надо окончательно решить, где обосноваться – здесь, на востоке, или лучше проситься на запад.

Наверное, лучше здесь. Польская разведка была уничтожена стремительно, как по писаному. За акцию отвечал капитан Фабиан. По указанию адмирала Канариса он создал три моторизованные группы под командованием лейтенантов Булана, Шнейдера и Енша, которые точно рассчитанными ударами парализовали польские разведцентры. После этого серьезного противника здесь не стало.

Больше беспокоили его русские. То, что с ними надо будет воевать, понятно. Когда? Неизвестно. Их разведка, говорят, традиционно сильна. Но вот непосредственно с будущим врагом в своей работе он еще не сталкивался.

Однажды Ланге из большого любопытства даже поехал на встречу с русскими, когда, собственно, ехать ему не следовало, по вопросам уточнения линии границы.

Да, странное чувство он испытал, увидев перед собой «живого скифа». Тот появился в защитной фуражке с большим козырьком, отутюженной гимнастерке, со шпалой в петлицах. Представитель неполноценной расы, но хорош! Ланге заговорил с ним на русском, благо к языкам у него всегда были способности, и более-менее прилично объясняться на этом варварском языке он научился с полгода назад у какого-то обедневшего эмигранта. В ответ русский улыбнулся и переспросил на чистейшем немецком, да еще с берлинским произношением. Ланге не только удивился, но даже немного обиделся. Неужели он так плохо объясняется по-русски? Ах, говорит он понятно, но по-русски это звучит слишком старомодно… Бывает. И они неплохо поговорили на немецком. Только Ланге ничего конкретного не смог уяснить после этого разговора. От всех каверзных вопросов «скиф» вежливо и умело уходил.

Потом многие часы Ланге и его люди наблюдали в сильную оптику за русскими, изучая местность. Готовил майор и агентов, которых направляли туда. Только все это было похоже на швыряние камешков на лед – на речку попадают, а до дна не достают. Конечно, надо уже активно подключать и перевербованных поляков. Да все это не то. Нужен был русский. И лучше, если не один. Вот тогда можно было бы играть. А то быстрее, быстрее… Ланге поморщился, вспомнив, как недавно его отчитывал этот выскочка с красными лампасами.[9] Он, Ланге, видите ли, медлителен в последнее время, по его вине у генштаба нет полных данных о русских. Можно подумать, у других лучше… А торопиться он не будет. Если быстро появятся нужные данные, опять какая-нибудь шкура наверху припишет все заслуги себе! Нет уж, научены! Тем более сейчас скорее всего еще не время включаться полностью. «Скифов» нельзя настораживать. Чуть-чуть побольше работы, но не слишком активно…

Который теперь час? 11.33. Пора навестить полковника. Человек, приставленный к нему, сообщает о нарушениях инструкций. Вместо дела полковник позволяет себе шалить и занимается черт-те чем! Необходимо поставить его на место.