Сергей Юрский - Провокация: Театр Игоря Вацетиса

• Название: Провокация: Театр Игоря Вацетиса
• Автор: Сергей Юрский
• Жанр: Драматургия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-054543-8, 978-5-271-26166-4

Игорь Вацетис – загадочный персонаж в современной литературе. Критики ведут спор о достоинствах его сочинений, публикуется проза, с успехом идут спектакли по его пьесам «Предбанник» и «Провокация», а о самом Вацетисе по-прежнему известно на удивление мало… Близкий друг Вацетиса Сергей Юрский приоткрыл завесу тайны и написал книгу, в которую вошли проза и пьесы Игоря Вацетиса с комментариями известного актера.

---

Внешне бумага была самая обычная: почтовая, в линейку, 91/4 × 123/4, без водяных знаков. Двойной лист. Исписано две с половиной страницы. Полторы страницы пустые. Но все же стоило проверить и саму бумагу. Лейтенант Никитин зашел к криминалистам. Нэлли Кожевникова провела осмотр под сильной лупой, потом под микроскопом. Без результата. Впрочем, Никитин и не ждал тут открытий – это было бы слишком элементарно. На всякий случай прогладили утюгом. Тоже без результата. Рентген-экспертизу пришлось отложить – аппаратура была на профилактике – третья пятница месяца. Никитин поморщился – отметил свою забывчивость – надо было помнить про профилактику и зайти вчера, а он занялся другими делами. Нехорошо! Потеряны дни! Варианты? Быстро!

Первый: поехать к медикам! Отпадает – нельзя показать секретный документ.

Второй: поехать в лабораторию в Москву! Так! Быстро! Решение?

Сейчас 13:40. Утренний поезд уже ушел. Машина! Нет, только к вечеру доберемся. Пароход! Абсурд! Какой пароход между Ленинградом и Москвой! Это неделю ехать, и вообще неизвестно, есть ли там прямая вода. Абсурд, чепуха, забыть и не возвращаться к этому. Самолет! Так! Где расписание? Быстро! 16:50. Ну, считай, 17. В Москве в 18. Час до города. Лабораторию закроют. Спецразрешение не успеть получить. Отпадает!

Третий: повезти Нэллю и Миронова в институт рентгенологии, отстранить тамошних специалистов и провести закрытую рентгенэкспертизу. Для этого надо обучить Нэллю и Миронова работе с их аппаратурой, отсечь возможность контроля и дублирования со стороны их начальства. Можно! Но сложно! Не успеть и излишек шума. Отпадает!

Четвертый… Дальше!

Никитин думал очень быстро, всего несколько секунд, и вот уже готов точный ответ: ничего сделать нельзя, придется отложить до понедельника.

Нэлли четкими движениями бритвы, оправленной в костяную рукоятку, отсекла небольшую (один сантиметр ширины) полоску чистой части письма, рассекла ее на пять долей. Совершенно одинаковые квадратики.

Первый сожгли. Горение обычное – по времени, по яркости, по цвету пламени. По вкусу пепла.

Второй был опущен в натуральный крепкий кофе. Намок, но не растворился.

Третий положили в сильный раствор проявителя, ящичек закупорили на сутки, и Никитин поставил на нем свою контрольку. Нэлли поместила ящичек в отделение специального герметичного шкафа и на дверцу наложила свою контрольку.

Два оставшихся квадратика Нэлли ухватила длинным пинцетом, положила квадратики на стекла, сверху придавила другими стеклами, стиснула металлическими зажимами с резиновыми наконечниками. Потом она приклеила на стекло полоску бумаги и написала на ней: «НИКИТИН 4/Y. Запас».

– Четырнадцать ноль-ноль, – сказал Никитин. – Значит, завтра в четырнадцать ноль-ноль я зайду и вскроем ящик.

– Ага, – сказала Нэлли.

Никитин вышел из кабинетика. Цокая новенькими каблуками, он стремительно и вместе с тем без излишней поспешности двинулся по коридору.

– Андрей Александрович! – Нэлли стояла в дверях.

Никитин резко развернулся. Он не любил ни возвращаться, ни оглядываться.

– Так ведь… – сказала Нэлли и замолкла, хлопая громадными круглыми глазами на широком лице.

Никитин скрипнул зубами и покраснел. Он сразу понял все. Какая оплошность! Вторая подряд! Завтра лаборатория выходная – извлечь пробу можно будет только в понедельник. Раствор разъест материал. Все зря. Потеряны дорогие минуты. Каблуки процокали по паркету обратно.

Нэлли сняла контрольку, достала ящичек. Никитин ликвидировал свою контрольку, и опять явился на свет бачок с проявителем, а в нем бумажка. На всякий случай глянули в микроскоп, но ничего не обнаружили.

И в третий раз лицо Никитина едва заметно покривилось – изуродованное письмо с отрезанной полоской лежало на столе. Он забыл его! Совсем нехорошо. Никитин достал из кармана пакет из мало прозрачного полиэтилена. Нэлли протянула ему письмо. Пакет приоткрыл свою узкую пасть. Пш-ш-ш-ак! Письмо легло на дно.

– До понедельника, лейтенант! – сказал лейтенант Никитин.

Нэлли вскинула голову и привстала.

Глава 2 Работа с людьми

«Маслом кашу…» – сказал сам себе лейтенант Никитин и снял телефонную трубку.

Солнце заливало кабинет, ломилось в стекла, плясало отсветами на полированной мебели.

Трубку взяли после седьмого гудка:

– Алло!

– День добрый, Михаил Зиновьевич! Евгений Михайлович беспокоит.

– Да, да, слушаю. Здравствуйте.

– Как у нас, все нормально? Задержечек, опозданий не намечается? Я, собственно, напомнить…

– Да, да, без четверти четыре.

– Ну, спасибо. Поздравляю, Михаил Зиновьевич! У дочурки сегодня ведь день рождения – помню! Я потому звоню, чтоб без опозданий – вам ведь дома пораньше надо быть. Так что – поздравляю!

– Спасибо, Евгений Михайлович.

– Подарок за мной… Вы на метро поедете?

– Да… наверное, на метро.

– Конечно, успеете. Сейчас четырнадцать сорок восемь. Нормально успеете.

– Угу…

– Всего доброго!

– Спасибо.

Никитин достал письмо, аккуратно распял его на столе. Вот…

«С Фесенкой мы все дальше и дальше. Вроде кошка никакая не пробегала, а охлаждение есть и уже заметно обоим. Мне кажется, на него давит какой-то груз. У него беспокойные глаза. И руки. Но в разговоре все отрицает. Говорит, как всегда: “Не бери в голову!” С Лизой тоже контакта нет. Все они чего-то суетятся, не знают покоя».

Никитин вздохнул и отложил письмо.

Никитин запер дверь кабинета и снял штаны.

Руки аккуратно привычно пристраивали брюки на вешалку в шкафу, а глаза косили в письмо на столе (Никитин одинаково хорошо видел далеко и близко):

«С Лизой тоже контакта нет».

Рванули дверь.

Никитин вздрогнул.

Постучали.

– Кто там?

– Откройте, Никитин! – окнул голос подполковника Громова.

– Одну минуточку.

– В чем дело? Немедленно открыть! Почему на замке? Быстро!

Дверь рвали. Подполковник Владимир Иванович Громов был крут и скор на выводы. Раздумывать было некогда. Никитин распахнул дверь. Громов вбежал в комнату, не поворачивая огромной лысой головы, установленной на плечах напрямую – без применения шеи.

– Кто позволил? – грозно окал на ходу Громов. – Под замком допрашивать запрещено. А одному сидеть запершись – погано. Ты что, онанист?

У окна подполковник развернулся всем телом, с трудом поворотил тяжелую голову… и осекся…

– Ондрей! – сказал мягко, по-отечески. – Ты почему без штанов?

– У меня встреча по письму… надо в штатском…

– Это двенадцать дробь одиннадцать?

– Да, двенадцать дробь одиннадцать.

Громов погряз в глубоком кожаном кресле:

– Закройте дверь, Никитин.

Никитин двинулся к дверям – как был, в носках, не надевая ботинок. Громов сказал:

– Сними китель, Ондрей, а то больно глупо глядеть.

Не объективен, совсем не объективен был на этот раз подполковник Громов, и сам это знал. Вовсе не глупо выглядел лейтенант Никитин даже без штанов и в кителе. Полный набор ножных мышц всех наименований. Ноги в меру волосатые, в меру мужественно кривоватые. Живот плоский. Кожа гладкая, в меру жирная. Даже не в меру, а очень жирная. Или нет, в меру, нормальная кожа. Кожа что надо. По крайней мере не сухая, как у подполковника. Не глупо, а отлично выглядел Никитин. Отлично!

Громов сидел неподвижно, утонув в кресле по плечи включительно, и смотрел, как Никитин переодевается. Подполковник потел под прямыми лучами солнца, пучками жалившими сквозь линзу неровного оконного стекла. Лысина сверкала, ореолила. Складки лица подполковника набрякли, и выражение лица стало печальным.

– Ты каким спортом занимаешься?

– Теннис, Владимир Иванович, – Никитин заправлял низ свежей сорочки под брюки, натягивал, разглаживал ее. – И утром сорок минут пробежка.

– Сорок… – Громов горестно покачал головой и посмотрел на зеленый арбуз своего живота под кителем. – Андрей Александрович, я вот что… мне тут… предстоит возглавить большую работу… проверка по всему отделу… отчет по идеологической обстановке… приказ… по всем контактам, потому что… процентовка… сверху спустили… по сравнению с прошлым годом по всем показателям…

– Это сентябрь? – Никитин вывязывал галстук.

– И октябрь – до праздников надо кончить. Мне тут где-то через недельку надо доложить о составе группы.

Громов сам себе удивлялся – откуда этот просительный тон? Почему вообще он пришел сюда, а не вызвал Никитина к себе, не сообщил коротко и по-деловому, что забирает его к себе в группу. Конечно, тут есть загвоздка – Никитин на сентябрь назначен в Грецию с ветеринарами, три недели. Но это поправимо: можно оговорить с Клещом, нажать на Пустырева и всем вместе выйти на доклад генералу Лушину. В чем дело? Поедет в другой раз. А сейчас он нужен тут. Интересы дела! Громов знал, что Никитин, как никто другой, умел находить формулировки итоговых отчетов. А без этих крепких, приятно обволакивающих и факты, и слух начальства формулировок любая проверка гроша ломаного не стоит – все равно все в дерьме: и те, кого проверяли, и те, кто проверял.