Митрополит Макарий - История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)

• Название: История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)
• Автор: Митрополит Макарий
• Издательство: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря
• Жанр: Религия

Во вторую книгу многотомного издания «История Русской Церкви» высокопреосвященного Макария, митрополита Московского и Коломенского, вошли тома его «Истории Русской Церкви», посвященные домонгольскому периоду русской церковной истории.

---

Определяя круг дел, в которых суду Церкви подчиняются не одни уже люди церковные, но и все миряне или все вообще христиане, устав Владимиров перечисляет, в частности: 1) преступления против веры и Церкви: отправление языческих обрядов, еретичество, волшебство, святотатство, ограбление мертвых тел, введение или внесение в церковь животных без нужды – это согласно с греческим Номоканоном; 2) дела брачные, семейные и находящиеся в связи с ними преступления против чистоты нравов: вступление в брак в запрещенных степенях родства и свойства, похищение женщин, разводы, блуд, прелюбодеяние, оставление материю незаконнорожденного своего дитяти, противоестественные пороки – также согласно с Номоканоном. Но устав Владимиров имеет и здесь свои особенности. Он, во-первых, при исчислении того или другого класса дел, подлежащих суду церковному, указывает на некоторые частные случаи, на некоторые виды преступлений, вовсе не упоминаемые в законодательстве византийском. Таковы именно: между делами против веры и Церкви – повреждение храмов и могил, а между делами семейными – неблагопристойная защита мужа женою и нанесение побоев снохою свекрови, хотя этим указанием частные случаи только разъясняется содержание закона, а не привносится ничего нового. Во-вторых, подчиняет суду церковному некоторые дела, которые по греко-римским законам подлежали разбору и преследованию не духовного, а гражданского начальства. Разумеем преступления против святости власти родительской и тяжбы между детьми и братьями умершего о наследстве. Оба означенные постановления, несогласные с гражданскими законами Византии, устав наш мог заимствовать из законов Моисеевых, входивших в состав Кормчих, и таким образом остаться согласным с греческим Номоканоном. Наконец, что всего важнее, перечислив суды церковные, устав Владимиров присовокупляет: «Князю, и боярам, и судьям их в те суды нельзе вступатися», тогда как в Греции было иначе. Там известные дела, предоставленные суду Церкви, могли подлежать и суду гражданскому. Церковь судила их с церковной стороны как дела совести, определяла их нравственное значение, полагала за них епитимий, употребляла и другие свойственные ей меры для вразумления и обращения согрешивших; мирская власть могла рассматривать те же самые дела со стороны гражданской как преступления общественные и часто для наказания их и пресечения употребляла свои меры. Можно, впрочем, думать, что устав Владимиров, вообще не отличающийся как первый опыт в своем роде точностию и отчетливостию выражений, запрещает гражданским начальствам вмешиваться в суды церковные, собственно поколику они суть церковные с той их стороны, с какой они должны подлежать ведомству единственно духовенства, а о другой, гражданской, их стороне только умалчивает. Это тем вероятнее, что дела, например о волхвовании и волхвах, подчиненные в уставе суду церковному, с гражданской стороны были судимы у нас, по свидетельству истории, и преследуемы мирскою властию еще при Ярославе и его детях. Странно только, что суды, предоставленные в уставе Владимировом духовенству, в Русской Правде или гражданском законодательстве того почти времени вовсе не упомянуты, кроме судов о наследстве, хотя это и можно объяснять только неполнотою означенного законодательства.

Статья о церковной десятине, изложенная в уставе Владимировом, могла быть заимствована из постановлений Моисеевых (Лев. 27. 30), хотя и не из тех, которые входили в состав Кормчих. Впрочем, и сам князь не выдает ее (и ее только одну) заимствованною из греческого Номоканона и в этом отношении она может быть названа самостоятельною статьею русского устава, потому что предоставляла русскому духовенству пользоваться таким правом, которого греческое духовенство никогда не получало от своего правительства.

Наконец, статья о торговых мерах и весах прямо основывается в уставе Владимировом на законе Божием и действительно заимствована из тех постановлений Моисеевых, которые входили в состав Кормчих. А с другой стороны, имела опору и в узаконениях греческих государей.

Таким образом оказывается, что наибольшую часть узаконении, и самых главных, церковный устав нашего равноапостола позаимствовал из греческого Номоканона, хотя, надобно заметить, не исчерпал всего источника, так как ведомству греческой иерархии подчинены были еще некоторые другие предметы, вовсе не упомянутые в нашем уставе.

И если, с другой стороны, на все эти узаконения он положил собственную печать, если даже дополнил их, предоставив духовенству в России новые права, каких в Греции оно не имело, то все это сделал согласно с духом Номоканона или на основании законов Моисеевых, входивших (кроме статьи о десятине) в состав Номоканона. А потому несправедливо было бы утверждать, вопреки ясных слов самого устава об его источниках, будто некоторые статьи его (например, о десятинах, о делах по наследству, о причислении к людям церковным больных, странников, паломников и богоугодных заведений) позаимствованы из Польши и других стран Западной Европы, потому только, что там действительно все эти предметы и лица подлежали суду церковному во дни святого Владимира, хотя мы не отвергаем, что нашему великому князю и его советникам могли быть известными установления Западной Церкви, действовавшие в соседственной Польше.

Приспособленный к потребностям жизни русской, церковный устав Владимиров должен был иметь на нее самое благодетельное влияние. Одни из постановлений этого устава – против волхвований, чародеяний, молений под овином, или в роще, или у колодца прямо направлены были к искоренению в России всех остатков язычества и к утверждению православной веры и Церкви. Другие, определявшие в подробностях отношения семейные, которые прежде для русского язычника были почти вовсе неопределены, и преследовавшие преступления против чистоты нравов, которые прежде едва ли и считались преступлениями и вовсе не преследовались судом, также поручавшие наблюдению духовенства торговые меры и весы, имели целию пересоздать в России семейство, а вместе очистить, возвысить и утвердить все общество, весь государственный быт на новых, христианских началах. Третьи, поручавшие покровительству и попечению Церкви больных, нищих, странников, паломников и предоставлявшие духовенству десятину, между прочим, для содержания больниц, гостиниц, странноприимниц, служили первым началом к учреждению в России богоугодных заведений общественной благотворительности, которые прежде у нас совершенно были неизвестны. Нельзя после этого не сознаться, с какою мудростию при всей кажущейся безыскусственности и простоте составлен первый опыт нашего церковного законодательства. Он с первого раза указывал новоучрежденной Церкви Русской такое положение, в котором она могла действовать с наибольшею пользою и для себя – для своих высоких целей, и для юного, только что установившегося государства, проникать в самую внутреннюю его жизнь, освятить и воссоздать самые основы этой жизни, влить в нее новые стихии.

С церковным уставом святого Владимира снесем теперь некоторые другие свидетельства о тех преимуществах, какими пользовалось наше духовенство вначале. Равноапостольный князь равнялся Константину Великому почитанием служителей Христовых и не только часто советовался с ними, как уставить закон Божий посреди недавно просвещенного народа, но и позволял им давать совещательный голос в делах гражданских. Летописец рассказывает замечательный случай.

Однажды, когда в России умножились разбои, епископы пришли к Владимиру и сказали ему: «Вот умножились разбойники, зачем ты не казнишь их?» Он отвечал: «Боюсь греха». Епископы заметили: «Ты поставлен от Бога на казнь злым, а на милость добрым; тебе следует казнить разбойников, только с испытанием». И Владимир решился отменить древний народный обычай, по которому за разбой взимаема была только вира, или плата, и начал согласно греческим законам казнить злодеев смертию за смертоубийства. Вскоре, однако ж, когда по причине умножившейся рати со врагами потребовались средства для покрытия издержек войны, епископы вместе со старейшинами снова пришли к князю и предложили ему восстановить виры, с тем чтобы они шли на оружие и на коней. Владимир и теперь согласился, сказав: «Да будет так», и стал жить по устроенью отца своего и деда. Нельзя сомневаться, что подобное же значение имело русское духовенство и во дни Ярослава, о котором летописец заметил: «Попы любяше по велику, излиха же черноризцы».

Важные преимущества получило русское духовенство от первых князей в самых способах содержания. Святой Владимир, построив в Киеве церковь Десятинную, которую называет в уставе соборною, назначил для нее десятину – право, каким в Греции ни один собор, ни даже кафедры патриархов не пользовались. В назначении этой десятины наш князь, не подражая грекам, не подражал и Западной Европе. Там подать десятинная была повсеместная, назначалась для всех церквей, даже приходских, и собираема была со всех мирян, со всех подданных того или другого государя, отчего происходили иногда немалые затруднения и беспокойства. Наш князь назначил десятину только для одной главной, соборной церкви киевской и назначил, нимало не обременяя своих подданных, только из своего княжеского имения и из собственных доходов: «Се даю, – сказал он, – от имения моего и от град моих десятую часть», т. е., вероятно, от тех град, которые (вместе с селами) составляли собственно область его великого княжения и с которых шли великому князю разные дани и доходы, а не с тех градов и областей, которые раздал он детям своим и которые должны были доставлять содержание и подать своим местным князьям, уделявшим из нее отцу своему только известную долю. В уставе своем святой Владимир означил самые статьи доходов, какими пользовался он в своем великом княжении и с которых десятину пожаловал на Десятинную церковь. Я дал ей, говорит он: а) от всего княжа суда десятую векшу, так как по тогдашним обычаям и законам у нас во время производства судов с виновных взимаемы были в наказание денежные пени (называвшиеся вирами и продажами), шедшие преимущественно в казну княжескую; б) из торгу десятую неделю, потому что за право торговли собираемы были, и вероятно еженедельно, определенные пошлины с продававшихся товаров, которые также шли в пользу князя ; в) из домов на всяко лето от всякого прибытка, и от лова княжа, и от стад, и от жит десятину, это указывает на тогдашние наши ежегодные подати, которые собирались с домов, или дымов, и платились князю не деньгами, а, как говорится, натурою, т. е. теми произведениями земли или промыслами, какими кто из жителей занимался, – хлебом, скотом, медом, шкурами разных зверей, убитых на ловле: белок, горностаев, соболей и проч. Не знаем, как велики были доходы великого князя киевского по всем означенным статьям, но, без сомнения, они были весьма значительны. А следовательно, и десятина с них, шедшая для Десятинной церкви, была немалая. Ее с избытком могло доставать для содержания и самой церкви, и всего причта ее, и митрополита Киевского. А потому благочестивый и вместе мудрый князь, назначая десятину, имел в виду, как ясно значится в одном из древнейших списков его устава, и другую высокую цель: ему хотелось, чтобы жертвуемое им по доброй воле из собственных доходов на пользу соборной церкви было употребляемо духовенством и на пользу общественную – для призрения нищих, сирых, дряхлых и немощных, для принятия странников, для вспомоществования девам, вдовицам, потерпевшим от пожара или наводнения, для искупления пленных, для оказания помощи во время глада и для других подобных дел. Назначил ли равноапостольный князь десятину и для прочих соборов и епископских кафедр в России, как утверждают некоторые поздние летописи? Очень вероятно, хотя древний летописец и молчит об этом. Ибо а) в некоторых списках церковного устава святого Владимира ясно говорится, что как дал он десятину для киевской Десятинной церкви из всего своего княжения, также дал и по всей земле Русской из княжения в соборную церковь от всего княжа суда десятую векшу, из торгу – десятую неделю, из домов на всяко лето от всякого стада и от всякого жита – чудному Спасу и чудней Богородице; б) в Русской Правде, имела ли она первоначально употребление только в Новгороде или и в других странах России, определены были куны, следовавшие в десятину, в) Супрасльская летопись говорит, что первый Новгородский епископ Иоаким «уради себе монастырь десятинный» ; г) новгородский князь Всеволод свидетельствует, что Софийский собор в Киеве и Софийский в Новгороде пользовались десятиною с самого начала; д) другой новгородский князь Святослав в 1137 г. сказал вообще: «Устав, бывший прежде нас в Руси от прадед и от дед наших, – имати пискупом десятину от даний, и от вир, и от продаж, что входит в княж двор всего»; е) наконец, сохранилось сказание, что святой Владимир завещал десятину и для епископии Туровской из всего (Туровского) княжения. С другой стороны, несомненно известно, что великий князь Ярослав и на одну из приходских церквей, построенную им в Вышгороде во имя святых мучеников Бориса и Глеба, повелел властелину града давать десятую часть от дани – той, конечно, которая шла чрез этого властелина князю.