Николай Коняев - Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней

• Название: Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней
• Автор: Николай Коняев
• Жанр: Религия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3753-3

История Валаамского монастыря неотделима от истории Руси-России. Как и наша Родина, монастырь не раз восставал из пепла и руин, возрождался духовно. Апостол Андрей Первозванный предсказал великое будущее Валааму, которое наступило с основанием и расцветом монашеской обители. Без сомнения, Валаам является неиссякаемым источником русской духовности и столпом Православия. Тысячи паломников ежегодно посещают этот удивительный уголок Русского Севера, заново возрожденный на исходе XX столетия. Автор книги известный писатель Н. М. Коняев рассказывает об истории Валаамской обители, о выдающихся подвижниках благочестия – настоятеле Валаамского монастыря игумене Дамаскине, святителе Игнатии (Брянчанинове), о Сергие и Германе Валаамских, основателях обители.

---

Согласно «смиренной науке отцов», нельзя достичь подлинного смирения и повеселеть евангельской детской радостью без обретения совершенной невменяемости. Невменяемость, по учению преподобного Варсонофия Великого, значила «считать себя за ничто, считать себя землею и пеплом, ни с кем не сравнивать себя, и не говорить о своем добром деле: и я это сделал».

Как вспоминал потом сам Дамаскин, имена отца Феодора и отца Леонида постоянно были на устах его духовного наставника, и на основании этого можно предположить, что «смиренную науку отцов» старец преподал и новоначальному брату, чтобы он «восходил от силы к силе».

Столь же уверенно можно предположить, что Дамиан был предрасположен к усвоению «смиренной науки» и своим характером, и своим воспитанием…

И все же, даже учитывая это, смирение молодого послушника, «совершенная невменяемость», достигнутая уже в самые первые годы монастырской жизни, поразительна…

К великому сожалению для нас, восхождение новоначального брата от силы в силу совершалось прикровенно, и мы не можем найти никаких подробностей этого. Впрочем, понятно, что если бы все детали были зарегистрированы, вероятно, это уже и не было бы духовным восхождением.

В.И. Немирович-Данченко в книге «Мужицкая обитель» приводит любопытное свидетельство монастырского старожила: дескать, из-за кособрюхости, Дамиану поручали из черных работ самые грязные.

В достоверности этого свидетельства сомневаться не приходится, но, перечитывая воспоминания самого Дамаскина, невозможно обнаружить ни единого намека на какое-либо притеснение или обиду…

Также безропотно, как нес послушания на хлебне и в конюшне, принял Дамиан послушание рабочего нарядчика.

Можно было считать новое послушание «повышением», «признанием». Но для Дамиана оно оказалось труднее прежних. Одно дело, молча, «считать себя за ничто», и совсем другое – командовать другими послушниками… Ведь искусство и сладость монашеской жизни как раз и заключаются в полном отвержении собственной воли.

Тем не менее Дамаскин справился и с этим очень нелегким послушанием и получил следующее – еще более трудное. Игумен Иннокентий поручил ему охрану монастырского острова. Охранять остров требовалось от браконьеров и контрабандистов, везших на Валаам запрещенные здесь табак и вино…

Тут надо сказать, что Валаам в то время служил еще и местом ссылки священников и монахов, совершивших достаточно серьезные прегрешения…

Называли их «подначальными».

Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), подначальные, «живя противу воли на Валааме, не перестают скучать, негодовать на продолжительность службы, на строгость устава, суровость места, износить языком разврат и кощуны, живущие в его сердце, уныние свое и расстройство переливать в душу ближнего. Ужасно и достойно сожаления образцом отчаяния служат два подначальных иеродиакона Иосиф и Матвей: никогда они не исповедаются и не причащаются Святых Тайн, никогда, ниже в светлый праздник Пасхи, нельзя их принудить придти в церковь: живут как чуждые Бога и веры, предаваясь гнуснейшим порокам. Лица их – подобные случалось мне видеть между каторжными в Динабургской крепости».

В монастырском жизнеописании игумена Дамаскина сказано, что «в этом новом послушании ревностный Дамиан много раз подвергался опасностям от чухон, приезжавших тайно стрелять дичь или рубить лес на Валааме, которые нередко в него стреляли, но Господь хранил раба Своего и Дамиан оставался невредим».

О браконьерах-чухонцах сам Дамаскин не вспоминал, зато любил рассказывать, что настоятель, игумен Иннокентий, вполне на него полагался. Для объезда островов в распоряжении Дамиана находилась лодка, верховая лошадь и работник, которого звали «француз».

Не однажды доводилось Дамиану пресекать ввоз на острова табака и вина, и поэтому его очень не любили «самочинники, в особенности иеромонах Иларий и подобныя ему…»

Надобно напомнить тут, что Валаамские острова, расположенные в северной части Ладожского озера, в самом прямом значении этого слова, удалены от мира. Ближайшие населенные мирянами берега отстоят от монастыря на 25 верст. До ближайшего крупного поселения – 40 верст.

Ни солдат, ни полиции на острове не было. И солдат, и полицию заменял на Валааме Дамиан. Оружия у него не водилось. Впрочем, оружие и не требовалось. Доставало молитвы да крепких рук.

Хотя, конечно, «подначальные» и «самочинники» доставляли охранителю острова немало хлопот. Вспоминая все того же иеромонаха Илария, Дамаскин скажет:

«Замечательно, что этот иеромонах никогда не читал по покойникам. И что же? По нем не читали и не поминали до шести недель, ибо не знали, как его поминать – он утонул в монастырских заливах и не могли его отыскать. Уже спустя шесть недель, как всплыл, его не вносили в монастырь, а отпевали у часовни Благовещения, так он был разложен. Верно слово Божие, внюже меру мерите, возмерится и вам».

Трудно удержаться тут от замечания, так сказать, филологического порядка. Совершенно очевидна перекличка текста, принадлежащего святителю Игнатию (Брянчанинову), и текста игумена Дамаскина.

Секрет в том, что и святитель Игнатий, и игумен Дамаскин говорят о реальных проблемах духовного созидания, где горние вершины близко и опасно соседствуют с бездонными пропастями; где путь духовного восхождения, хотя и чрезвычайно труден, а порою и опасен, но реален для каждого, кто не пожалеет во славу Божию сил и терпения…

Зато авторы текста монастырского, изданного в типографии, жизнеописания чаще озабочены наведением православной приятственности, нежели правдивым рассказом о трудах и подвигах Дамаскина. Мысль, что, наводя благообразие, они обкрадывают великого подвижника, видимо, не приходила в голову.

И, конечно же, это вопрос не филологии, а самой Веры в Бога.

Если Господь попускает нестроения, то, очевидно, есть в этом смысл и поучительное значение. И стыдливо не замечать нестроений, не задумываться над тем, как были устранены они – это уже неверие в Премудрость Божию.

Между тем поучительность пути послушника Дамиана в том и заключалась, что он все время – ступенька за ступенькой – поднимался вверх по лестнице духовного восхождения.

«По ночам в двенадцать часов приходил старец о. Евфимий под окошко (келья Дамиана находилась на втором этаже. – Н.К.) и стучал выдвижною палкою, которую для сего носил с собою, и до тех пор не отходил от окна, пока не дашь ему ответ стуком в раму. Каждую ночь до будильщика, всегда правили правило, не зажигая огня».

Ну а с первым ударом колокола спешили в церковь к ранней утрене или полунощнице… Труд и молитва, за исключением нескольких часов сна, составляли теперь всю жизнь Дамиана…

Жили послушники чрезвычайно строго.

В кельях у них ничего не было… Только: образ, книга, стол, скамейки, которые они сами сделали, и доски, которые днем стояли в углу, а на ночь укладывались на скамейки, составляя монашескую кровать, которую дополняла мочальная подушка и войлок… Ходили и зимою в кафтанах, шуб в это время не было ни у кого, только Дамаскин, когда поступил в нарядчики, получил старую коротенькую шубу для объезда островов, и то в виде исключения.

Был у него чулан, в котором мазали сбрую, там он «исправлял Правило, клал поклоны и читал Акафист Божией Матери, и была у него Смоленская икона Божией Матери, от которой ему было чудесное явление».

Четверть века спустя, в 1857 году, будучи настоятелем, Дамаскин построит в честь этого Чудесного Явления часовню Смоленской иконы Божией Матери на острове Бобыльке…

Глава седьмая

Неспешно текла монастырская жизнь…

«Чаю в то время на Валааме не пили, а в большие праздники после обеда в три часа варили в котле шалфей с красным медом, и этот сбитень все пили в трапезу из деревянных чашек. Каждому брату давали две таких чашки, одна заменяла стакан, а другая – блюдце. А чай начали пить уже в конце жизни о. игумена Иннокентия…»

1823 год – памятный в истории Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. В этот год соорудили серебряную раку для преподобных Сергия и Германа.

Еще этот год памятен тем, что завершилось 22-летнее настоятельское служение игумена Иннокентия.

85 лет исполнилось ему.

Почти шестьдесят из них проведены в Валаамском монастыре…

Пострижения Дамиана в рясу и камилавку – одно из последних деяний престарелого игумена. Обручение Дамиана ангельскому образу совершилось на Рождество Христово.

В «Мужицкой обители» В.И. Немировича-Данченко приводится такой диалог:

«– У нас трудно, очень трудно иноческого сана добиться.

– Почему?

– Пока еще тебя послушником примут, повозишься, да в послушниках шесть лет, а если молод, то и больше. Моложе тридцати лет рясофором не сделают. Да и в рясофоре, если ты во всем взял и обители угодил, посидишь только шесть лет. Лет пятнадцать до мантии-то промаешься».