Виктор Пронин - Итальянский след

• Название: Итальянский след
• Автор: Виктор Пронин
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-30371-7

В жизни всякое случается. Порой и сотрудников прокуратуры приходится защищать от преступников. У помощника следователя Павла Пафнутьева, эксперта Худолея, похитили любимую девушку. Все парни из следственной группы бросили свои дела и принялись за ее поиски. И неожиданно нашли два трупа молодых женщин. А вскоре вышли на разветвленную криминальную сеть, которая занимается тем, что поставляет живой товар на секс-рынок Италии. Так что теперь придется спасать не одну девушку, а многих…

---

– Что скажешь, Паша? – услышал Пафнутьев за спиной голос Шаланды. – Следы предсмертной схватки?

– Никакой схватки не было.

– А как же понимать нож в руке? Причем, обрати внимание, она держит его за лезвие.

– И что из этого следует? – Пафнутьев обернулся и посмотрел на Шаланду снизу вверх.

– В последний момент вырвала нож из руки убийцы – вот что из этого следует! Но силы уже оставляли ее – убийца успел полоснуть ножом по шее. Она умерла от потери крови. Согласен?

– Не было схватки, не хваталась она за лезвие, никто не убивал ее этим ножом, потому что этим ножом вообще никого убить нельзя. Присядь, Шаланда, присядь, а то ты смотришь с очень большого расстояния. Приблизься!

Шаланда оглянулся по сторонам, убеждаясь, что никто над ним не шутит, никто не слышал пафнутьевских слов, что он выглядит достойно, как и подобает человеку его положения.

Но все-таки присел, покряхтывая, опасаясь за форменные брюки, которые могли, ох могли каждую секунду разойтись по швам от необъятных бедер начальника милиции.

– Смотри, – Пафнутьев осторожно вынул нож из мертвой руки женщины. – Видишь эту железку? Ею можно убить кого-нибудь? Нельзя. Почему же тогда он оказался в руке этой несчастной? Зачем он оказался в руке этой несчастной? – спрашиваю я у себя и одновременно у тебя. А затем, что кто-то решил нам с тобой передать горячий привет. Тебе и мне.

– Кто? – выдохнул Шаланда.

– Убийца.

– Паша… Ты смеешься надо мной?

– Помнишь, неделю назад мы занимались убийством в квартире? Обнаружена женщина, обнаженная, с ножом в руке, и держала она его точно так же… Помнишь?

– О! – Шаланда в ужасе закрыл рот плотной своей ладонью, словно опасаясь, что ненароком произнесет нечто запретное, слово, которое никому слышать не позволено. – Точно, Паша! Это что же получается? Маньяк завелся?

Пафнутьев поднялся, отряхнул руки, поправил кепку.

– Ты как хочешь это назови… Может, для кого-то летная погода, может, это проводы любви.

– Шутка? – настороженно спросил Шаланда.

– Какие шутки! Посмотри на эту женщину… За ее убийством действительно стоят проводы любви. Во всяком случае, мне так кажется.

– Но цель, Паша, цель?!

– Может быть, кому-то хочется, чтобы мы думали, будто убийства совершил один человек, хотя на самом деле эти преступления совершили разные люди… Может быть, все наоборот. Не исключено, что и маньяк задумал поиграть с нами в прятки. Могут быть варианты из всех этих предположений… Но убийства эти… – Пафнутьев замолчал, рассматривая проносящиеся над головой весенние облака – были они полупрозрачными, легкими, торопящимися. – Но убийства эти… – Взор Пафнутьева снова опустился к земле.

– Ну, ну? Паша, ну?! – постанывал от нетерпения Шаланда даже, кажется, пританцовывал в блестящих своих остроносых туфельках.

– Убийства эти разные, – Пафнутьев справился наконец с выводом, который блуждал где-то в его сознании, не находя выхода.

– Что значит разные, Паша?

– Там ухоженная квартира, здесь – свалка. Там действительно нож, которым можно полоснуть по прекрасной женской шее, а здесь какой-то обрубок, пригодный только для ковыряния в носу. Но, с другой стороны, и там и здесь всякие, как видишь, маникюры, педикюры… Причем свеженькие. Крашеные волосы, обнаженные тела… Что это у нее за пятно на шее, видишь? Может, ссадина? Или грязь, а, Шаланда?

– Похоже на синяк.

– Или прикус?

– Не понял?

– Да я все о том же! Проводы любви, Шаланда. Весной не только встречают любовь, но и провожают. Постой, постой, – Пафнутьев с неожиданной сноровкой обошел вокруг трупа, зашел с противоположной стороны, склонился над ногами.

– Что ты там увидел, Паша? – подошел поближе и Шаланда.

– Пятки.

– И что пятки?

– Порепанные.

– Это какие?

– Как бы тебе это объяснить, какое словцо подобрать… Да, вспомнил! Растрескавшиеся.

– И что это означает?

– Это означает, что убийство прошлой недели и это, – Пафнутьев кивнул на труп, – как бы это выразиться поточнее…

– Да уж выразись как-нибудь наконец!

– Мне кажется, что обе пострадавшие были знакомы друг с дружкой.

– По пяткам определил?

– Да, Шаланда, по пяткам. Ты вот свои пятки пемзой трешь, когда в баню ходишь?

– Банщик трет. Я не могу дотянуться.

– Значит, они у тебя имеют приятный вид, нежные, розовые, есть на что посмотреть.

– У меня, и кроме пяток, есть на что посмотреть, есть чем полюбоваться. Не хуже, чем у людей, Паша.

– Они знали друг друга, – повторил Пафнутьев, словно уговаривая самого себя. – Они наверняка друг друга знали. Не исключено, что даже приехали из одного места. Многовато совпадений. Слишком их много, Шаланда.

– Слишком хорошо – тоже нехорошо.

Пафнутьев уставился Шаланде прямо в глаза. Но чувствовалось, что не видит он ни Шаланды, ни его озадаченного взгляда, да и вообще Пафнутьев, кажется, подзабыл, где находится и как оказался среди мусорных ящиков, возле трупа женщины с крашеными волосами и яркими ногтями.

– Ты чего, Паша? – спросил Шаланда, сбитый с толку странным поведением Пафнутьева. – Тебе плохо?

– А кому сейчас хорошо? – Пафнутьев мгновенно преодолел какие-то свои космические расстояния и в доли секунды вернулся на место происшествия.

– Ты оцепенел?

– С кем не бывает! – махнул рукой повеселевший Пафнутьев. Что-то ему открылось за те недолгие секунды, пока он отсутствовал, что-то осознал. И Шаланда звериным своим чутьем, нутром, интуицией это понял.

– Паша, у меня такое чувство, будто тебя посетила мысль?

– Посетила, – кивнул Пафнутьев. – Ты, Шаланда, открыл мне сейчас такие глубины человеческой сути, такие глубины… Я прямо содрогнулся всем своим телом.

– Это что же я такого сказал? – насторожился Шаланда.

– Что слишком хорошо – тоже нехорошо.

– Раньше ты этого не знал?

– Слышал, конечно, но как-то не проникался.

– А теперь проникся? – продолжал допытываться Шаланда. – Теперь дошло, да?

– И продолжает доходить.

– А мне можно об этом знать или нежелательно?

– Комедия все это, – произнес Пафнутьев, кивнув в сторону прикрытого уже трупа.

– Веселая? – осторожно спросил Шаланда.

– Веселого тут, конечно, мало, но и истинного тоже немного.

– Хочешь сказать, что все это ненастоящее? – Шаланда неотрывно в упор смотрел на Пафнутьева. – И труп тоже ненастоящий?

Но Пафнутьев опять унесся в свои запредельные дали, опять не видел ни Шаланду, ни мусорных ящиков, ни вороха тряпья, которым накрыли труп юной красавицы. Шаланда рванулся было повторить свой вопрос, шагнул уже было к Пафнутьеву, чтобы ухватить за рукав, встряхнуть хорошенько и вернуть на этот грязноватый двор, но подошедший Худолей успел остановить его. Приложив палец к губам, он дал понять, что говорить сейчас не следует, что Пафнутьев думает, а поскольку подобное случается нечасто, такое его состояние надо ценить. Худолей скорчил гримасу: дескать, извини, дорогой товарищ, но у нас свои правила и нарушать их нежелательно.

Шаланда раздраженно передернул плечами, сунул руки в карманы форменного плаща и, круто развернувшись, зашагал к своей машине, бормоча слова нервные и непочтительные.

А Худолей терпеливо дождался, пока Пафнутьев вернется из мистических своих блужданий, дождался, пока тот увидит его, заметит, словечко молвит.

– Ну как, Худолей? Что скажешь? – Голос его был по-прежнему бодр – голос человека, который понял наконец то, что от него так долго скрывали.

– Сдается мне, Паша, это не конец.

– Ты о чем?

– Будет третий труп, Паша. Два – это не число. А если число, то плохое. Природа не любит плохих чисел.

– А какие числа любит природа? – чуть раздраженно спросил Пафнутьев. – Семнадцать? Сто тридцать девять? Пятьсот восемьдесят один?

– Семнадцать – хорошее число, – невозмутимо ответил Худолей. – Остальные тоже ничего, но похуже. И потом, Паша… Не надо вслух произносить эти числа. Они не любят.

– А что они любят? Бутерброды с икрой? Водку из холодильника? Живых, веселых блондинок?

– Это, Паша, ты о себе говоришь, это ты все о себе, любимом. А числа любят молчаливое почтение. Они считают, что заслуживают уважительного к себе отношения.

– Так, – Пафнутьев постоял, глядя прямо себе под ноги. – Так, – повторил он. – И какой же нам сделать из всего этого вывод?

– Третий будет, Паша.

– Или третья?

– А сие уже есть тайна великая и непознаваемая. Как говорит один наш общий знакомый.

– Поехали, Худолей. Нам здесь уж делать больше нечего. Нас Величковский ждет, лучший плиточник всех времен и народов, – и Пафнутьев решительно зашагал к машине.

Величковский оказался точно таким, каким его можно было себе представить по телефонному разговору. На звонок Пафнутьева дверь открыл длинноватый, поджарый детина, явно лысеющий, с золотыми фиксами, в дырявых тренировочных штанах и клетчатой рубашке нараспашку. Весь он был покрыт белесой строительной пылью – шлифовал стены после покраски.