Пьер Жильяр - При дворе Николая II. Воспоминания наставника цесаревича Алексея. 1905-1918

• Название: При дворе Николая II. Воспоминания наставника цесаревича Алексея. 1905-1918
• Автор: Пьер Жильяр
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2269-1

Пьер Жильяр был наставником цесаревича Алексея, сына Николая II. Бесстрашный француз добровольно отправился с опальной царской семьей в Сибирь и старался чем мог скрасить пребывание в заточении царя, царицы и их детей. Жильяр передал потомкам драгоценные сведения о последних днях императорской семьи, оставил яркие психологические портреты Распутина, Вырубовой и многих других известных личностей этой трагической эпохи в жизни России.

---

Однажды вечером великие княжны Мария Николаевна и Анастасия Николаевна разыграли две небольшие сценки из «Bourgeois Gentilhomme» – зрителями были их величества, ближайшие придворные и несколько гостей. Я выполнял обязанности суфлера, спрятавшись за ширмой, которая одновременно служила кулисами. Слегка вытянув шею, я мог видеть, как царица, сидевшая в первом ряду, улыбалась и оживленно разговаривала с соседями.

Когда представление закончилось, я вышел из боковой двери и оказался в коридоре прямо напротив комнаты Алексея Николаевича, откуда донесся стон. Неожиданно я заметил, что царица вскочила и побежала к комнате цесаревича. Я отшатнулся, давая ей пройти, но она, кажется, даже не заметила моего присутствия. У нее был отсутствующий вид – она явно была охвачена паникой. Я вернулся в столовую. Там все были оживлены и веселы. Лакеи в ливреях разносили гостям легкое угощение. Все смеялись и шутили. Вечер был в полном разгаре.

Через несколько минут вернулась царица. Она вновь надела на себя маску счастливой и беззаботной матери и заставила себя улыбаться собравшимся. Но я заметил, что император, по-прежнему участвовавший в общей беседе, занял позицию, с которой можно было наблюдать за дверью. И еще я увидел, какой отчаянный взгляд бросила ему царица, войдя в комнату. Час спустя я вернулся к себе в комнату, глубоко опечаленный всем виденным, – я вдруг понял всю трагедию этой двойной жизни.

Тем не менее, хотя состояние больного ухудшалось, жизнь в целом не претерпела внешних изменений. Единственное – мы все реже видели императрицу. Что касается императора, то ему удавалось скрывать свою тревогу, и он продолжал участвовать в охотах, а на обеды по вечерам по-прежнему собирались многочисленные гости.

17 октября из Санкт-Петербурга наконец прибыл профессор Федоров. Вечером мне удалось лишь мельком увидеть его. Он выглядел очень озабоченным. Назавтра был день ангела Алексея Николаевича. По этому случаю была проведена церковная служба, но более никаких праздничных мероприятий не планировалось. Все без исключения следовали примеру их величеств и всеми силами пытались скрыть свою обеспокоенность и даже тревогу.

19 октября у больного резко поднялась температура. Во время обеда императрица послала за профессором Федоровым. 20 октября Алексею Николаевичу стало еще хуже. Однако на обеде присутствовало несколько гостей. На следующий день граф Фредерикс попросил у императора разрешения опубликовать бюллетень о состоянии здоровья наследника престола. В тот же день первый бюллетень был отправлен в Санкт-Петербург.

Таким образом, потребовалось вмешательство высшего сановника двора, чтобы было решено признать серьезность положения Алексея Николаевича.

Почему царь и царица подвергли себя этой мучительной процедуре? Почему они заставляли себя появляться среди гостей с улыбками на лице, в то время как их единственным желанием было неотлучно находиться рядом со своим тяжелобольным сыном? Причина тому была проста: они не хотели, чтобы мир узнал о природе болезни наследника, и считали это, как я уже смог убедиться, государственной тайной.

Утром 22 октября у цесаревича температура поднялась до 40 градусов. Однако к полудню боли постепенно уменьшились, и доктора смогли приступить к более тщательному обследованию больного, который ранее категорически отказывался от этого под предлогом невыносимых страданий.

В три часа пополудни в лесу был отслужен церковный молебен. На нем присутствовали крестьяне из соседних областей.

Начиная с предыдущего дня дважды в день возносились молитвы за здоровье наследника престола. Поскольку в Спале не было церкви, в парке вскоре после нашего приезда разбили палатку с переносным алтарем. Там днем и ночью нес службу священник.

Через несколько дней, в течение которых нас всех мучили дурные предчувствия, наступил кризис, после чего здоровье цесаревича постепенно пошло на поправку. Это был очень долгий и медленный процесс. Однако мы чувствовали, что повод для беспокойства не исчез, хотя перемены к лучшему были налицо. Поскольку состояние больного требовало постоянного наблюдения врачей, профессор Федоров послал за доктором Деревенько.[5] С тех пор он неотлучно находился при цесаревиче. В это время в газетах очень много писали о болезни юного наследника, причем теории выдвигались самые невероятные. Я лично узнал правду несколько позже – из уст самого доктора Деревенько. Данный кризис был вызван падением Алексея Николаевича в Беловежской Пуще. Пытаясь выйти из лодки, он ударился о ее борт левым бедром, что вызвало обильное внутреннее кровотечение. Он уже поправлялся, когда неосторожное поведение в Спале внезапно осложнило ситуацию. В паху образовалась опухоль, которая чуть не спровоцировала серьезную инфекцию.

16 ноября уже можно было думать о том, чтобы с величайшей осторожностью, но без риска для жизни перевести ребенка из Спалы в Царское Село. Там императорская семья и провела всю зиму.

Состояние Алексея Николаевича требовало постоянного врачебного наблюдения. После болезни в Спале у него временно атрофировались нервы левой ноги, из-за чего он ее не мог самостоятельно вытянуть. Был необходим массаж и ортопедические упражнения, и со временем все это позволило вернуть ноге былую гибкость и подвижность.

Не стоит даже и говорить, что при этих обстоятельствах я и думать не мог о возобновлении занятий с цесаревичем. Так продолжалось до лета 1913 года.

Обычно каждое лето я ездил в Швейцарию. Но в тот год императрица сообщила мне перед отъездом, что по возвращении я стану наставником Алексея Николаевича. Известие породило во мне смешанное чувство радости и беспокойства. Я был горд, что мне оказали столь высокое доверие, но, честно говоря, побаивался сопряженной с ним ответственности. Я чувствовал, что не имею морального права отказываться от столь почетной и трудной задачи, поскольку при данных обстоятельствах я мог воздействовать (хотя бы немного) на интеллектуальное развитие мальчика, который в один прекрасный день станет правителем одного из мощнейших государств Европы.

Глава 3 Я ПРИСТУПАЮ К СВОИМ ОБЯЗАННОСТЯМ НАСТАВНИКА. БОЛЕЗНЬ ЦЕСАРЕВИЧА (осень 1913 г.)

Я вернулся в Петербург в конце августа. Императорская семья была в это время в Крыму. Я получил соответствующие инструкции от управляющего императорским двором и отправился в Ливадию, куда прибыл 3 сентября. Когда я увидел Алексея Николаевича, он был очень бледен и худ. Его состояние все еще оставляло желать много лучшего. Он принимал горячие грязевые ванны, которые врачи прописали ему и которые считал очень утомительными.

Естественно, я ждал вызова императрицы, желая получить лично от нее все указания и пожелания относительно моей работы. Однако на обедах она не присутствовала, да и вообще ее не было видно. Через Татьяну Николаевну она лишь проинформировала меня, что, пока продолжается курс лечения, о регулярных занятиях с Алексеем Николаевичем не может быть и речи. Она также хотела, чтобы мальчик привык ко мне, поэтому просила меня сопровождать его на прогулках и вообще проводить с ним как можно больше времени.

После этого у меня состоялся длительный разговор с доктором Деревенько. Он сообщил, что наследник страдает гемофилией – наследственным заболеванием, которое передается из поколения в поколение по женской линии, но только мальчикам. Он также сказал мне, что малейшая царапина может привести к смерти мальчика, поскольку его кровь не сворачивается, как у нормальных людей. Более того, стенки его вен и артерий столь тонки, что любой удар может спровоцировать их разрыв и вызвать обильное кровотечение.

Вот такой ужасной болезнью страдал Алексей Николаевич. Его жизнь была под постоянной угрозой. Падение, носовое кровотечение, простой порез – пустяки для обычного ребенка – могли закончиться для него самым фатальным образом. Все, что можно было сделать в этой ситуации, – это неусыпно держать его под присмотром, особенно в раннем детстве,[6] и по возможности не допускать никаких происшествий или несчастных случаев. Именно поэтому по совету докторов к нему были приставлены бывшие матросы Деревенко и Нагорный в качестве личного слуги и телохранителя соответственно. Они по очереди неотлучно находились при нем.

Мои первые контакты с мальчиком прошли не очень-то легко. Я должен был говорить с ним только по-русски. К тому же мое положение было весьма неопределенным: я не имел никаких прав и соответственно – никаких возможностей контролировать его.

Как я уже сказал, сначала я был растерян и разочарован тем, что не имел никакой поддержки от императрицы. Прошел целый месяц, прежде чем я получил от нее соответствующие указания. У меня было такое ощущение, что она не хотела вставать между мной и сыном. Это во многом осложняло мою задачу, но с другой стороны, в этом, возможно, было и некоторое преимущество: освоившись в новой должности, я стал чувствовать себя свободнее. В то же время у меня бывали моменты отчаяния, когда я совершенно не верил в успех и даже был готов отказаться от возложенной на меня миссии.