Константин Сергиенко - Кеес Адмирал Тюльпанов. Опасные и забавные приключения юного лейденца, а также его друзей, рассказанные им самим без хвастовства и утайки

• Название: Кеес Адмирал Тюльпанов. Опасные и забавные приключения юного лейденца, а также его друзей, рассказанные им самим без хвастовства и утайки
• Автор: Константин Сергиенко
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91848-005-2

Главный герой повести – 12-летний голландский мальчик Кеес, который жил в осажденном испанскими войсками городе Лейдене в 1574 году. Во время опасного путешествия с особым поручением из Лейдена в Роттердам ему и его друзьям – цирковому артисту Караколю, девочке Эле с загадочной судьбой, мальчику по кличке Рыжий Лис – выпадает немало приключений. Калейдоскоп реалий XVI века, неожиданные повороты сюжета, запутанная интрига и элементы детектива делают чтение познавательным и увлекательным и для детей, и для взрослых.

---

– Это правильно, ох как правильно, – сказал Караколь. – А ты когда-нибудь объяснялся?

Я ответил, что нет.

– Вот то-то и оно, брат.

Утром Караколь достал гусиное перо, чернильницу и бумагу. Целый час он расхаживал и бормотал под нос, а потом уселся писать. Он долго старался, даже язык высунул. Наконец позвал меня, сказал, что будет читать письмо, а я должен слушать, как будто бы я Эглантина. Можно было бы прочитать Боолкин и Эле, все-таки они девочки, но, как ему кажется, я больше их разби раюсь.

Караколь встал и торжественно начал:

– «Эглантина, Эглантина! Если бы я умел писать письмо, я написал бы письмо. А так я пишу просто так. Если вы думаете, что я украл платок, то это неправда. Я просто его взял, поэтому не украл. Я взял его потому, что он ваш. А так он мне не нужен. Я носил его на груди, где ваше имя. Эглантина, Эглантина! Зачем мне платок, зачем? Я просто без него не могу. Отдайте платок, не такой уж он дорогой…» Ну как? – спросил Караколь.

Я сказал, что здорово, но непонятно. То отдайте платок, то – зачем мне ваш платок.

– Да это же объяснение, – сказал Караколь, – как ты не понимаешь! Объяснение в форме платка.

А я сказал, что на объяснение совсем не похоже. Объяснение пишут стихами, и называется оно «мадри гал». Я уже два раза помогал писать объяснение чесальщику Симону, когда тот ухлестывал за рыженькой Барбарой.

– Ты думаешь, стихами? – спросил Караколь. – Ну ладно, подожди часок, сейчас попробую.

Но старался он не час, а целых два. Лоб у него даже вспотел.

– Слушай! – сказал Караколь. – Мадригал!

Прекрасная Эглантина, чудесная,
очень платок у нее красивый.
Люблю, как увидел, с первого взгляда,
замечательный этот платок…

Дальше шло в том же духе. Я сказал, что так не пойдет, стихи должны быть с рифмой. А кроме того, чего сваливать на платок? Надо прямо говорить и чтоб слова были покрасивее. На то и мадригал.

– Да что ты пристал? – закричал Караколь. – Пишу, как умею! Сам попробуй, если такой умный.

Взялись мы за дело вместе. Долго спорили. В конце концов у нас получилась такая штука:

МАДРИГАЛ
Я вас люблю, принцесса Эглантина,
хоть и принцесса вы не до конца,
но вы почти принцесса, Эглантина,
прекрасней нету вашего лица…

Я, конечно, в сто раз мог лучше сочинить стихи, но Караколь придирался к каждому слову, поэтому так и получилось.

– Теперь отнесешь письмо, – сказал Караколь. – Скажешь, что прийти я не смог – заболел. Или нет: лучше – занят.

Я намекнул на копченого ужа и олеболлен. Но Караколь только махнул рукой.

Ну я и пошел.

На двери у Бейсов висел колокольчик, я позвонил. Открыла сама Эглантина и сразу спросила:

– А где остальные? Входи, Кеес. Где Караколь? Скоро придет? Ну входи, входи, башмаки скидывай, сейчас пирожки будем жарить.

Я объяснил все, как положено. Эглантина сразу стала серьезной. Она взяла письмо, села к окну и стала читать.

Да, этот домик не чета моему. Отсюда видна комната, за ней другая, а там еще третья. На стенах картины. Рядами висят тарелочки с синим рисунком – наверное, дельфтский фаянс. У нас была одна такая, да мать разбила. На столе с гнутыми ножками в большой белой вазе букет роз. У камина маленький ящичек с торфом – грелка для ног, – красивая штука с медным узором.

Прямо против меня огромное зеркало с завитушками по бокам. Я показал себе язык. Человек в зеркале мне понравился, только одет неважно.

Я еще раз показал язык. Человек в зеркале тоже показал. Интересно, есть зазеркальный мир?

Пока я разглядывал себя, Эглантина кончила читать. Она вздохнула и стала смотреть в окно.

– Какой это чудесный человек, – сказала она. – Кеес, ты знаешь какой он добрый! Сейчас я тебя накормлю.

Скоро на столе стояло такое богатство, какого я давно не видал. Горячая баранина с бобами, копченый уж, политый уксусом, вареные яйца, соленые корнишоны и разные сладости. Не было пирожков-олеболлен. Эглантина сказала, что жарить их нет настроения.

Я принялся есть, а Эглантина взяла иголку, достала платок и стала вышивать.

– Ты знаешь, как мы познакомились? – сказала она. – Просто как в сказке. На масленичную неделю мы ездили с дядей к его родственникам в Бинш. Ты знаешь, это во Фландрии. Мне было тогда четырнадцать лет, а сейчас уже девятнадцать. Правда, я старая?

Я кивнул головой, сказал «угу» и подавился.

– Во Фландрии такой веселый народ, все время у них какие-то карнавалы. Там рассказали мне про метельщика Караколя и принцессу Эглантину. А я-то как раз Эглантина, понимаешь? И вот однажды я шла по улице и встретила горбуна с приятным лицом. Он посмотрел на меня и крикнул: «Скажи-ка, случайно, ты не Эглантина?» А я ответила: «А ты, случайно, не Караколь?» Он подошел и сказал: «Да, я Караколь, метельщик. А ты, теперь я точно вижу, прекрасная принцесса Эглантина». Мы засмеялись и пошли вместе. Он так рассказывал, что я заслушалась. Он был действительно бедный человек. Я упросила дядю взять его на службу. И больше всего он занимался мной, опекал, рассказывал, играл даже в куклы. Когда мне исполнилось семнадцать, он вдруг ушел из дома, сказал, что я уже взрослая и такая большая игрушка мне ни к чему. Это он себя назвал игрушкой… Какое смешное письмо он прислал. – Она вздохнула. – Всегда он смешит. Ты думаешь, Кеес, он такой смешной? Нет, он грустный и умный…

Она откусила нитку и подала мне батистовый платок:

– Это отдашь ему. Подожди. Я тоже напишу письмо.

Через полчаса я ушел, таща корзинку с едой. В кармане лежало письмо, в другом – платок, под мышкой сверток.

Когда Караколь увидел платок, он просто ошалел от радости. Оказалось, что там вышито его имя. Когда же прочел письмо, то целый час смотрел в одну точку. Потом подозвал меня.

– Кеес, я уж прочту тебе, раз ты все знаешь. Я тут прочту тебе, сейчас вот прочту… – Голос его прерывался. – Я что-то никак не пойму, Кеес…

Он начал читать почти шепотом:

– «Караколь, милый, ты написал смешное письмо, но мне все понятно. А я напишу тебе грустное. Ты написал правду, и я напишу тебе правду. Мне еще больней, чем тебе. Ты любишь обыкновенную девушку, она того не стоит. А я полюбила испанского офицера, и он уж совсем того не стоит, потому что он враг. Твоя любовь, быть может, ошибка, моя – наказание. Я же тебя люблю как сестра. Не забывай меня и не осуждай в моей беде. Твоя Эглантина».

– Ну? – шепотом спросил он.

Я сказал, что, по-моему, все понятно: она любит не его, а испанского офицера.

– Нет! – Он стукнул себя кулаком по колену. – Ничего, ничего не понятно.

Ночью он все вертелся и вздыхал.

ЭЛЕ, Я И ТЮЛЬПАНЫ

Я сказал Эле:

– Хочешь, покажу тебе цветок, какого ты в жизни не видела?

Я повел ее во двор. Здесь, у самой ограды, где земля почернее, еще прошлой осенью я посадил цветочную луковицу. Тетя Мария принесла ее с собой из Хаарлема. Это все, что осталось от дяди Гейберта. Откуда он привез эту луковицу, я уж не знаю. Тетка говорила, что из дальних заморских стран.

Луковицу я посадил, но особенного ничего не ожидал. Думал, может, вырастет лилия, а может, ничего. Но в начале мая, когда я уж и думать забыл о цветке, стал пробиваться росток. Бледно-зеленый, но крепкий. Из бутона вытянулись лепестки.

Красивый цветок. Как вам сказать, на что он похож? На узкую красную рюмку, которую я видел в окне у богатых людей. И будто бы в этой рюмке горит свеча – такой яркий.

Если не вру, если не забыл, как говорила тетка, то цветок этот называется тюльпан.

Эле я сказал:

– Смотри не думай срывать! Можешь только потрогать. Такого цветка нет ни у кого в городе, можешь поверить. И уж конечно, нет его ни в одном нашем гербе, потому что цветок из заморских стран. Ты знаешь, какой был моряк дядя Гейберт! Он в Индию плавал, это ему было раз плюнуть. А цветок привез из такой страны, где люди ходят на голове, можешь поверить…

В общем-то, Эле ничего, хорошая девочка, приятно с ней поговорить. Михиелькину пока втолкуешь, язык отнимется. Они с Боолкин верят разной чепухе. Рот разинут и слушают. Бычий пузырь трут от наговоров, бобы через плечо бросают от болезни и нечистой силы. А как начнешь говорить про корабли и адмиралов, сразу засыпают.

Эле – другое дело. Слушать она умеет и все понимает. Эле не раззвонит по улице, что я хочу стать адмиралом. Во-первых, потому, что еще не очень умеет по-нашему. А во-вторых, если бы и умела, не стала бы вопить, как приставучая Аге: «Адмирал, адмирал, бычьи шкуры обдирал!» Но это вранье. Не обдирал я бычьих шкур, только щипал овечьи у Слимброка.

Может быть, я еще в Эле влюблюсь. Был бы у нее платок, я бы сказал: «Возьмите ваш платок, вы не принцесса!» Пожалуй, я не стану дергать ее за волосы, уж больно она грустная и тихая. Лучше я буду ее защищать, а может, срежу тюльпан, вот так, прямо у корня… Только пускай еще постоит у ограды.

Эле не такая, как наши девчонки. В ней кроется тайна. Уж, может, она и не русалка, но точно не из наших земель. Так вот сядет, положит щеку на ладонь и смотрит куда-то вдаль. Глупый народ эйдамцы. Заставили ту русалочку мыть, скрести, сбивать масло… Разве стал бы я сейчас приставать к Эле, чтобы она подметала, белила стены, полола огород? Она и так помогает. Но больше всего мне нравится, когда она сядет вот так и смотрит куда-то вдаль, как будто ждет, что вот-вот покажется парус.