Эдуард Баталов - Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века

• Название: Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века
• Автор: Эдуард Баталов
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89826-336-2

Проблема демократии всегда занимала важное место в политической мысли Соединенных Штатов Америки. Но в условиях XX века с его политическими и экономическими кризисами, войнами, революциями, ставившими под вопрос устойчивость и само существование демократических режимов, эта проблема становится одной из центральных и привлекает внимание широкого круга американских исследователей.

В работе прослеживается эволюция взглядов американских политологов и философов на демократию на протяжении минувшего столетия, рассматриваются идеи и концепции таких крупных демократологов, как Гэбриел Алмонд, Сидни Верба, Роберт Даль, Энтони Даунс, Гаролд Лассуэлл, Сеймур Липсет, Чарлз Мерриам, Йозеф Шумпетер, и других.

Книга завершается разделом «Проблема демократии в свете НТР», в котором рассматриваются представления американских политологов о возможности использования современных технических средств для развития демократии и практические успехи США в формировании электронного правительства.

Работа построена на основе анализа широкого круга источников и представляет интерес для всех, кто интересуется проблемой демократии. Может быть использована в качестве учебного пособия для студентов и аспирантов, изучающих историю политической мысли.

---

Другой существенной чертой, объединявшей прогрессистов, включая их идеологов, были гуманизм и вера в человека как активного творца собственного счастья. «Их главной мыслью было благосостояние людей. Они верили, что человек способен, опираясь на свой интеллект, переделать общество, способен стать творцом мира, организованного во благо человека (for man’s advantage)…Оптимистическая доктрина человека, на которой был основан прогрессизм, была свидетельством того, как далеко американский народ отошел от догмы Кальвина о человеческой испорченности. Кальвин учил, что люди, будучи изначально порочны, могут спастись только милостью Божией. Прогрессизм был осознанной попыткой первого поколения американцев двадцатого века [самостоятельно] спасти себя»[99].

Но кальвинизм не был подвергнут полному отрицанию: прогрессисты полагали, что реализовать свой творческий потенциал индивид способен лишь при условии следования по пути добродетели и ориентации на высокие моральные принципы.

Наконец, еще одной существенной чертой прогрессизма была непоколебимая вера в демократию. Пути ее очищения и совершенствования искали политические деятели и философы, публицисты и политические аналитики. Это были персоны разного масштаба и дарования, а значит и разного влияния на общество: президент США В. Вильсон и университетский профессор Дж. Смит; сенатор Р. Лафоллетт и президент Гарвардского университета А. Лоуренс; известные журналисты У. Уэйл и Г. Кроули; выдающийся американский философ Д. Дьюи и крупный историк Ч. Бирд и еще десятки людей, о наиболее видных из которых пойдет отдельный разговор.

Однако прогрессистское пиршество продолжалось недолго. Конец второго – начало третьего десятилетия стали рубежными в истории американской демократии первой половины XX века, ознаменовав начало ее вступления в полосу кризиса. Как писал в 1940 году профессор Гарвардского университета Ральф Перри, «двадцать пять лет назад, хотя эра развенчания и утраты иллюзий уже обозначилась к тому времени, огромная масса американского народа и огромное большинство его лидеров были непоколебимы в своей приверженности традиционной демократии. И даже сегодня взгляды (mind) американцев не претерпели глубоких изменений. Но за время, минувшее с 1918 года, мы скатились в глубокую яму скептицизма и упадка духа. Возмужание послевоенного поколения американской молодежи происходило условиях экономической депрессии и конфликтующих идеологий. Все значительные победы одерживают явные враги демократии…»[100].

Такая ситуация была порождена стечением ряда обстоятельств – внешних и внутренних. Кризис американской демократии стал частью мирового кризиса демократических институтов и практик. После появления теории «волн демократизации» (она рассматривается в третьей главе предлагаемой работы) именно 20–40-е годы XX в., а точнее период с 1922 по 1942 г. (по схеме С. Хантингтона) стал отождествляться с «первым откатом» после «первой, длинной волны демократизации» (1828–1926), когда демократия потерпела поражение во многих странах мира[101]. «Эти смены режимов, – заключает Хантингтон, – отражали расцвет коммунистических, фашистских и милитаристских идеологий. Во Франции, Великобритании и других странах, где демократические институты сохранились, антидемократические движения набирали силу, черпая ее в отчуждении 1920-х гг. и депрессии 1930-х гг. Война, которая велась ради того, чтобы завоевать мир для демократии, вместо этого стимулировала движения, как справа, так и слева, настойчиво стремящиеся уничтожить ее»[102].

Хантингтон не упоминает в ряду перечисленных стран Соединенные Штаты. И вполне обоснованно. Там не было массовых антидемократических движений, направленных на смену политического режима. Не получили там сколько-нибудь широкого распространения коммунистическая (социалистическая), фашистская и милитаристская идеологии. Но и в Америке сложилась ситуация, которую можно назвать кризисной. Прежде всего, надо сказать, что «откат», о котором говорит Хантингтон, не остался не замеченным за океаном и вызвал тревогу среди немалой части американских демократов, заставив их всерьез задуматься о прочности и эффективности существующих в стране демократических институтов и о жизнеспособности политических режимов как таковых. Во-вторых, стало очевидным, что большинство пунктов сформулированной прогрессистами демократической повестки дня остались нереализованными, а многое из того, чего удалось добиться, не оправдало или не вполне оправдало надежд и ожиданий – зачастую завышенных – его бывших активистов и сторонников. Демократия уже не воспринималась как универсальное средство решения встающих перед обществом проблем.

Был и еще один – возможно, главный – источник беспокойства американцев за судьбы демократии в своей стране: «великая депрессия», потрясшая общество и державшая его в напряжении на протяжении нескольких лет, и «новый курс», провозглашенный Франклином Делано Рузвельтом в ответ на эту депрессию. Немалая часть американской общественности отвергала его, особенно в первое время. Одни видели в нем чуть ли не путь к фашизму, другие полагали, что он служит «прологом к коммунизму в Америке»[103]. Но и те, и другие полагали, что «новый курс», делавший ставку на усиление роли государства в жизни общества (а, значит, и расширение функций аппарата исполнительной власти, и без того ставшего разбухать после Первой мировой войны) и расшатывавший основы старой идеологии «твердого индивидуализма», ограничивал права и возможности «простого человека» и подрывал основы демократии.

Сегодня в истории американской политической мысли преобладает иная точка зрения. Суть ее такова: Рузвельт совершил своеобразную политическую революцию, в ходе которой демократия была не уничтожена, а преобразована, причем это преобразование вписывается в русло американских традиций. По словам историка политической мысли Мортона Фриша, «…трансформация традиционной американской демократии в государство благосостояния с его регулируемой или контролируемой экономикой выглядит более революционной, чем это есть на самом деле… Рузвельт отверг патерналистское государство благосостояния, когда он отверг социализм. Таким образом, вместо того, чтобы говорить, что традиционная американская демократия была подорвана в период Нового Курса, правильнее было бы сказать, что значение американской политической традиции претерпело в это время глубокое изменение. Рузвельт, – признает Фриш, – конечно же, подверг очень глубокой реинтерпретации эту традицию, ибо нет сомнений, что государство благосостояния несовместимо с некоторыми чертами традиционной американской демократии. Но Рузвельт, как государственный деятель, который ввел принцип благосостония, не считал это радикальным изменением; то есть, это не было изменением, затрагивавшим корни системы. Последние остаются в сохранности. Новый курс выполнил функцию, которая по сути своей была скорее реставраторской или консервативной, нежели конститутивной»[104].

Рузвельт в итоге добился «сохранения либеральных демократических институтов в период кризиса»[105], но сделал это, как верно говорит Фриш, за счет некоторого переосмысления этих понятий. А правильнее, наверное, сказать, Рузвельт дал основание американским теоретикам, опираясь на опыт «нового курса», обогатить представление о либерализме и демократии, показав, что либеральные по сути принципы совместимы с некоторым ограничением рыночной стихии, а демократия в принципе не исключает расширения масштабов государства, повышения его роли в обществе и осуществления государственными органами (прежде всего исполнительными) регулирующих и дисциплинирующих функций. Иначе говоря, сильное, деятельное государство и сильный властный президент совместимы с демократией, если то, что делает власть, отвечает не только объективным интересам народа, но и его воле и осуществляется с его согласия.

Однако понято это основной массой американцев было позднее[106]. А в 20-30-е годы американская демократия рассматривалась многими в США не только как пребывающая в состоянии кризиса, но, возможно, и стоящая перед угрозой самого существования. Громче зазвучали в это время и голоса откровенных противников демократии, как, например, американского психолога Уильяма Макдаугалла, считавшего человека существом иррациональным и руководствующимся в своем поведении в основном инстинктами[107].

Все это – и экономическая депрессия, и кризис демократических институтов и практик, и страх американцев за судьбу демократии в стране, а с конца 30-х – начала 40-х годов еще и новая мировая война, поставившая ряд новых проблем – во многом определили направление развития и содержание американской демократологии тех лет. Ее интересуют вопросы о путях совершенствования и адаптации национальных демократических институтов и механизмов к новым условиям, порожденным экономической депрессией и «новым курсом»; об отношении между тремя ветвями власти и в первую очередь – между Конгрессом и Белым домом; о функциях и роли государства; об отношениях между властями (государством) и рядовыми гражданами; о том, как поставить новейшие достижения науки и техники на службу демократии. Сохраняется интерес к таким традиционным вопросам, как понятие, сущность, формы демократии, ее возможности и перспективы. С началом Второй мировой войны и военными успехами Германии и ее союзников особую актуальность приобретают вопросы о судьбе демократии не только в отдельных странах и на отдельных континентах, но и в мире в целом. А когда становится очевидным исход войны, все шире начинает обсуждаться вопрос о становлении послевоенного мирового демократического порядка.