Эдуард Баталов - Русская идея и американская мечта

• Название: Русская идея и американская мечта
• Автор: Эдуард Баталов
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89826-320-9

Монография Батанова Э.Я. «Русская идея и американская мечта» – первое в отечественной и зарубежной научной литературе комплексное сравнительное исследование «Русской идеи» и «Американской мечты» как двух великих национальных мифов, оказавших и продолжающих оказывать большое, хотя и не всегда осознаваемое нами, влияние на сознание и самосознание, соответственно, россиян и американцев. Автор книги опирается на документы, научные исследования, публицистику, художественные произведения многих авторов, включая Федора Достоевского (автора термина «русская идея»), Владимира Соловьева, Николая Бердяева, Василия Розанова, Джеймса Труслоу Адамса (автора термина «американская мечта»), Хорейшо Элджера и др. Прослеживая историю русской идеи и американской мечты, автор затрагивает вопрос об их роли в жизни современных России и Америки и возможных перспективах эволюции.

Книга представляет интерес для культурологов, философов, историков, всех, кто интересуется историей и культурой двух великих стран.

---

Россия, утверждали сторонники Национальной идеи – а среди них были известные люди, представлявшие едва ли не все слои общества и регионы страны, – нуждается в путеводной цели, в идеале, в сплочении вокруг каких-то общих задач. Эту роль, полагали они, и могла бы сыграть новонайденная Национальная идея, Русская идея. «Да, счастье было бы наше, если бы такую национальную идею мы могли бы сформулировать сегодня», – говорил А.И. Солженицын, отвечая 23 марта 1997 г. в телепрограмме «Итоги» на вопрос о его отношении к Национальной идее24. «Национальные идеи, – утверждал политик Рамазан Абдулатипов, – воистину движущая сила народа по его продвижению к вершинам цивилизации. Объективные потребности, талант, культура, поиски наиболее перспективных проектов общественного развития воплощаются исторически в национальных идеях»25. Поддержал поиски Национальной идеи, как уже говорилось, академик Никита Моисеев. Поддержал писатель Владимир Солоухин. Поддержал известный журналист Всеволод Овчинников. И это лишь некоторые из наиболее известных солистов, за которыми стоял мощный многоголосый хор. Голоса были разные, как и исполнявшиеся ими партии. Но все они сливались в гимн во славу Идеи, о которой знали только то, что она должна быть национальной и что ее необходимо во что бы то ни стало отыскать, зажечь ею массы и вывести их с ее помощью на светлый Путь…

Какая «национальность» у Национальной идеи?

Поиски Национальной идеи с самого начала обернулись неожиданными проблемами и для властей, и для многих из тех, кто включился в эту гонку. На протяжении десятилетий граждан СССР воспитывали в духе интернационализма, противопоставлявшегося одновременно и национализму, и космополитизму. «Вы прежде всего, – внушали им, – советские люди, а уже потом – русские, украинцы, татары, армяне, чуваши и т. п.». Понятие «русский», которое, как мы уже говорили, имело до революции широкий смысл, утратило его и стало синонимом одного из этносов, пусть и наиболее многочисленных, населяющих СССР. А понятие «национальный», которое в других, в том числе полиэтнических, странах используется как синоним «общегосударственного», «общенародного», воспринималось советскими людьми как синоним этнического. Ведь, как объясняли власти, в советских республиках строится культура «национальная по форме, социалистическая по содержанию».

Правда, уже в годы перестройки в общественный оборот были пущены такие словосочетания, как «национальный интерес», «национальная стратегия» и т. п., которые подразумевали отождествление «национального» именно с «общегосударственным», «советским». Однако сила укоренившихся за долгие десятилетия стереотипов была слишком велика, чтобы новое значение слова «национальный» быстро утвердилось в общественном сознании.

Неудивительно, что рассуждения о Национальной идее наводили многих на мысль, что речь идет о поисках некой этнической идеи. А если учесть при этом, что к моменту появления ельцинского «госзаказа» в стране уже на протяжении нескольких лет велись разговоры о Русской идее, причем изначальный, лишенный этнической основы смысл этого понятия был известен лишь сравнительно узкому кругу интеллектуалов, то не следует удивляться, что Национальная идея истолковывалась многими как идея этнических русских со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так или иначе в 90-е годы в трактовке «национальности» искомой идеи (а в итоге и в отношении к ней) определились несколько, во многом исключающих друг друга, позиций, довольно точно отражавших кризис имперского духа.

Первую позицию можно условно обозначить как антирусско-этническую. Национальная идея истолковывается как русско-этническая, выражающая и защищающая эксклюзивные интересы этнических русских и уже в силу различия населяющих Россию этносов принципиально не приемлемая для многонационального российского общества. «…“Патриоты” России пекутся только о русских, стремясь объединить остальные народы России вокруг русской идеи. Это обречено на провал, – писал Ярулла Насифуллин из Набережных Челнов. – В одном лесу много разных деревьев, они приносят разные плоды, и глупо стараться получить от рябины плоды калины. Поэтому и татары или чуваши не могут думать и развиваться как русские или наоборот. В генетический код каждой нации заложены своя схема, свой путь развития. И вмешательство в развитие любой нации есть и тормоз, естественно, в развитии человеческой цивилизации»26.

Надо заметить, что антирусско-этническая позиция возникла не на пустом месте, и борьба шла не с ветряными мельницами. Уже в первой половине 90-х годов в стране четко обозначилась другая позиция, трактующая искомую Национальную идею именно в русско-этническом духе, т. е. как идею, которая должна выражать и защищать интересы русского (великорусского) этноса. Этноса, который хотя и является государствообразующим, как подчеркивали сторонники этой позиции, однако не только не имеет никаких привилегий по сравнению с другими населяющими Россию этносами, но и находится в более тяжелом положении – демографическом, культурном, социальном – по сравнению с ними. А значит, должен подумать о самозащите, в том числе и на уровне Национальной идеи.

Эта позиция выражала интересы разных слоев и групп российского общества: и националистов, противопоставляющих этнических русских другим этносам, и тех, кто в принципе отвергал такое противопоставление, но полагал, что тяжелое положение русских требует позаботиться прежде всего именно о них. «Я говорю именно о “русской идее”, а не о “российской”, – уточнял военнослужащий Р. Шеховцев. – Мы еще не обрели устойчивого национального самосознания, чтобы говорить об идее, общей для всей совокупности этносов России. Я понимаю, что “русская идея” не может подходить и к татарам, и к чувашам, и к эвенкам. У каждого народа свои устои, свое миропонимание, и мы не вправе насаждать наши, навязывать их другим народам. Давайте сами обретем себя, а потом уже к окрепшей и мощной русской нации, как к магниту, потянутся и все остальные народы. Вот тогда и поговорим о «российской идее»27.

Третья позиция – ее можно назвать этатистской – отвергает в принципе этническую трактовку Национальной идеи как социально несостоятельную и политически опасную в таком многонациональном обществе, как российское. Национальная идея трактуется как российская (общероссийская), выражающая интересы нации-государства. «Для России национальная идея, – по утверждению академика Леонида Абалкина, – может быть не иначе как «национально-государственной идеей». Это связано не только с ее многонациональным составом и федеративным устройством, но и с «державным» характером представлений о самой России»28. Таким образом, Национальная идея, по убеждению сторонников этой позиции, могла бы выражать то, что объединяет все этносы, живущие на территории Российского государства, и воплощать в себе особенности прошлого, настоящего и будущего страны по имени Россия.

Нельзя не упомянуть еще об одной позиции, проявившейся в ходе дискуссии и созвучной духу традиционной Русской идеи. Это трактовка искомой Национальной идеи как общечеловеческой. Идеи, выражающей не узконациональные, эгоистические, а интернациональные интересы и ценности и указывающей на глобальные тенденции и задачи, решение которых актуально для всех и под силу только объединенному человечеству. Идеи, в которой бы совпадали русское, общероссийское и общечеловеческое29. «Идея для России, – пояснял приверженец этой позиции философ К. Кушнер, – должна быть национальной и в то же время наднациональной, то есть выше национальной идеи… Идея для России должна быть привлекательной не только для народов России, но и для других народов мира»30. По словам К. Кушнера, она должна «впитать в себя лучшие достижения человеческого разума и мировой культуры». Именно в силу ее содержания, а не потому, что миру были бы навязаны российские ценности, российское видение, эта Идея и сможет стать общечеловеческой.

Что стояло за этим предложением? Ностальгия по короткой романтической поре, когда в разгар перестройки Горбачев провозгласил ориентацию на общечеловеческие ценности? Или страх перед возможной духовной агрессией националистических сил? Или искренняя убежденность в единстве базовых интересов и ценностей всех народов Земли и в том, что мир идет, как утверждал В. Сибирцев, к «объединенному человечеству»? Или, быть может, в этом нашел свое естественное проявление «инстинкт общечеловечности», характерный, как полагают некоторые, для человека, воспитанного на ценностях русской культуры?

Каковы бы, впрочем, ни были мотивы (а они, видимо, не всегда совпадали), которыми руководствовались сторонники этой позиции, их взгляды были во многом созвучны с представлениями великих умов XIX в., размышлявших о Русской идее, – прежде всего Вл. Соловьева и Ф. Достоевского, убежденного в том, что в «идее» «нашего народа», «в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их…»31.