Игорь Мардов - Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии

• Название: Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии
• Автор: Игорь Мардов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-89826-256-3

Автор – известный исследователь личности и религиозного творчества Льва Толстого. В своей новой книге он предпринимает уникальную попытку взглянуть с метафизической точки зрения на жизненный путь великого писателя, подробно рассматривая его сокровенные умозрения о сущности любви. В последней части книги исследуется личность Марии Александровны Шмидт, которая, по мнению автора, является центральной фигурой метафизической биографии Льва Толстого. Работу отличает стройность и свежесть мысли, многообразие идей и оригинальных подходов. Книга представляет интерес для литературоведов, философов, преподавателей и студентов.

---

Сторгическая любовь стремится к совершенному, нерушимому единению с другим Я. Ей должна предшествовать любовь-влюбление, но не мнимая, а подлинная. «Влюбление настоящее, поэтическое, только тогда, когда влюбленный не знает о различии и назначении полов» (55.205), – говорил Толстой.

У человека, вплоть до самых вершин духовной жизни, нет более высокого и властительного духовного наслаждения, как то, которое вызывается сознанием, что живешь и идешь по жизни вместе. Подменить в сравнении эту постоянную и совершенную радость нечем. Вот – рай. Общежитейские супружеские радости семейного единения тем так благостны и сладостны душе, что в них узнается несовершенный образчик, крохи от своего рая. Идеальный образ сторгического рая лежит в глубинах души и мужчины, и женщины, подвигая их на супружество. Отсюда же неистребимая, внеэмпирическая надежда на брачное счастье, по которой, как писал Толстой, «ожидается то, что не бывает, а не ожидается того, что всегда бывает». Пусть, брак – не есть счастье. Но вложенная в нас свыше потребность сторгического блага не обман. Просто мы ожидаем осуществления не того, что должно быть по воле Бога, пустившего людей в земную жизнь. Бог послал нас для достижения сторгического блага, а мы ждем и хотим отдаленного и искаженного подобия этого блага – счастья своей психофизиологической личности, счастья, которое, по параметрам земной жизни, долго продолжаться не может.

Брак тогда становится благом, когда в семье вырабатывается общий, единый и свой особенный стиль одушевленности, когда всей семьей правит супружеская сторгическая связь. Это-то сторгическое единство семьи выковывает женщина. Мужчина отдает этому единству силу своей духовности, свой разум и свои идеалы, женщина – силу своей любви; но осуществляют единство, создают сторгический супружеский и семейный узел, не он и она, а только она.

5(20)

Делая одних людей близкими и отказывая в близости другим, я тем самым выбираю (должен был бы ответственно, но обычно безответственно, как поведет), отбираю, с кем мне быть единым в предстоящей жизни. Во многом наша жизнь есть этот выбор и отбор. Зрячесть такого отбора – основополагающая проблема жизни человека. Каждый знает об этом по тем извечным брачным сюжетам, которые во множестве поставляет и поставляет жизнь. Три первых попавшихся примера для уяснения.

Он и она знакомы со школы, учились в одном институте, потом часто встречались в том или ином кругу, но всегда жили каждый своей жизнью. К тридцати годам взглянули друг на друга и решили соединиться. Обустраивали квартиру, строили дачу, рожали детей, потом пошли внуки. Каждый в совершенстве изучил житейские реакции другого, что позволяло им жить в мире и в заботах друг о друге. Жизнь словно впихнула и захлопнула их вместе. Друзья давно произносят их имена через «с» и в одно слово; но друзья не знают, как они страшатся неизбежных житейских ссор, в которых перед ними раскрывается пучина их исходного и безысходного взаимонепонимания…

Невзрачная молодая женщина невзначай примечена мужчиной, идеальным с точки зрения ее женского вкуса, и сразу же отдалась ему, не рассчитывая на продолжительную связь. Оказалось, что он одинок, ему нужна диета, а ее дом рядом с его домом. Он благосклонно позволил ей заботиться о себе и своем желудке, она же не обременяла его собою и не посягала на его свободу. Постепенно он привыкал к ней и года через два взял ее в жены. Она бросила мужа и детей, с радостью покорилась ему и полностью отдала ему свою жизнь. Лет через двадцать она стала равноправной и даже стала управлять им. Он уступал, но за все годы так никогда не заинтересовался душевной жизнью жены. Наступила пора совместной одинокой старости и неизбежной связанности друг с другом. За день до смерти, в минуту последнего просветления сознания, когда ей, полуверующей женщине, нужно было поделиться предсмертными видениями, она позвала к себе не мужа, а его сестру, с которой иногда была близка. Оставшись без жены, он очень тосковал о ней…

Еще сюжет. Их бурный роман кончился тем, что она охладела. Долгое время он не хотел верить в это, а когда поверил, то пытался устроить жизнь без нее, но все безрезультатно. И она раз или два была готова выйти замуж за другого, но почему-то не случалось. Многие годы они продолжали вяло встречаться и наконец остались вместе. Не потому, что хотели этого, а потому, что так жизнь сама распорядилась ими. Нельзя сказать, что они понимали друг друга с полуслова, но изловчились устроиться так, что стена непонимания не мешала их сосуществованию. Вначале они то и дело больно сталкивались душами друг об друга, потом свыклись и с этим. В старости она стала дорожить им так же, как он ею. Они так сжились, что и мысленно им было невозможно расстаться. И каждый тихо держал при себе множество тайн и обид на супруга, с которыми так и ушел из жизни…

Что общего между этими случаями? Как и великое множество других супружеских пар, супруги эти сделались любимыми родственниками, но не более того. Родственник может оставаться ближайшим человеком даже в том случае, когда он и чужд, и неприятен. Родственная любовь сама по себе не сторгическая и не агапическая. Толстой прав, не считая родственную любовь проявлением жизни высшей души. Родственной любовью любит природа в человеке и его самость. И все же родственная любовь отличается от других типов самостной любви тем, что она стыкуется со сторгической любовью. Сторгический ближний всегда становится родственным. Но далеко не всегда наоборот.

Во всех приведенных выше случаях возникала более или менее плотная и полная душевная состыкованность, но до сторгической свитости чего-то явно не хватало. Чего?

Сторгический ближний всегда сознается как «другое свое Я». В наших случаях «Я» супругов вначале разведены, изолированы друг от друга, затем стали сближаться, но сблизились до определенного предела. Сблизились и притерлись их боли и заботы, их тела и души – все то, что принадлежность «Я», что – «моё», но что все же – «не-Я». Наши супруги были слепы на жизнь высшей души друг друга и потому не озабочены ею. Один не знал, что переживает и мыслит другой – не знал, что такое это знание, или не нуждался знать. При всей прилепленности душ друг к другу таинство сторгии так и не совершилось в супружестве этих пар. Не возникла, значит, и сторгическая связь между ними.

Супружеская сторгия – род духовной жизни человека. Человек всегда чувствовал, что в ней участвует (участвует и в ее зарождении, и в ее росте) некий третий субъект. Без участия этого третьего внечеловеческого и интердушевного субъекта сторгического единения супруги остаются, в лучшем случае, близкими родственниками.

В таинстве сторгии двух высших душ возникает нечто третье, которое начинает жить вместе с ними, а потом, после смерти, вместо них. В предварительном порядке назовем это образование сторгическим звеном между двумя высшими душами или сторгическим существом. При этом оговоримся, что «существо» мы понимаем здесь в том предельно расширительном смысле, в котором и про травинку позволительно сказать, что она – живое существо. Пока что нам удобнее говорить о «сторгическом существе» не в номинальном, а в условном и расширительном смысле, включая в это понятие и его заготовки, и узлы, уплотнения, клетки и процессы поля сторгической жизненности. В своем месте мы расставим правильные акценты.

Всякое вновь рожденное сторгическое существо создается перевязыванием узлов жизни образующих его высших душ. В общем случае это новое сторгическое существо обладает своим сознанием жизни (сознанием себя живущим, своим духовным сознанием, своей мудростью), взятым от высшей души одного друга или супруга (обычно от мужа), и своим чувством жизни (чувством себя живущим, характером любовной духовности, своей любовностью), взятым от высшей души другого друга или супруга (обычно жены).

Чем души полнее вырабатывают сторгию, тем полноценнее их земная работа. Сторгия – готовый продукт высшей души. Но есть и полуфабрикаты. Мужская и, особенно женская, солидарность – никак не сторгия, но в ней есть явный, хотя и слабый налет сторгичности. Юношеская мужская дружба напоминает предсторгическое переживание, но самозамкнутое и самоцельное, даже не требующее удовлетворения, хотя и всегда боящееся и оттого ревнивое. Конечно, дружба зрелых мужей куда более спокойна в этом отношении. К мужской дружбе душа стремится и переживает ее как свое богатство и богатство сторгическое, хотя в ней не перевязываются узлы жизни и, следовательно, не рождается новое сторгическое существо. Это уже сторгия, но сторгия не полная. В результате мужской дружбы возникают новые процессы сторгической жизни.

Женская дружба – загадка для мужчины. Она куда более разборчива и избирательна, чем мужская дружба. Для мужской дружбы достаточно уверенности в надежности друга, с кем в нужный момент свела судьба. Для женщин необходима особая близость душ, хотя бы в некотором отношении. Душевная потребность в женской дружбе часто удовлетворяется только в постоянном общении, а не от случая к случаю, как чаще всего в мужской. Кто-то в мужской дружбе играет роль первого лица, кто-то – второго лица. Что не обязательно в женской дружбе, в которой одна часто исполняет как бы мужскую роль в сторгии, а другая – женскую. Общее впечатление такое, что выдержавшая испытания жизнью женская дружба в сторгическом отношении глубже и более продуктивна, нежели мужская.