Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

• Название: Черная линия
• Автор: Жан-Кристоф Гранже
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94145-375-7

В Юго-Восточной Азии жестоко убита девушка, датская туристка, – ее изуродованный труп обнаруживают в хижине, где живет в уединении бывший чемпион мира по дайвингу Жак Реверди. Однажды спортсмена уже подозревали в тяжком преступлении, но освободили за недостатком улик. Реверди упорно молчит, и его помещают в психиатрическую лечебницу. Заинтересовавшись личностью предполагаемого убийцы, журналист Марк Дюпейра затевает жестокий эксперимент: он начинает писать подозреваемому письма от имени юной наивной девушки, пытаясь вызвать его на откровенность.

---

Сухие щелчки задвижек. Хлопанье дверей. Глухой звук шагов. Со временем эти звуки становились такими же знакомыми, такими же личными, как биение собственного сердца. Сбор под большой галереей. При виде всех этих людей Жака все сильнее одолевала тошнота. Все в белых футболках, сидящие на земле, напоминающие мятые куски бумаги. Две тысячи заключенных, по группам, по кучкам. Низведенные до номеров.

Семь тридцать.

Национальный гимн под лучами солнца.

Потом наконец завтрак. Заключенные поднимались, разбредались, чтобы снова выстроиться в очередь вдоль здания столовой. Потом муравейник рассыпался по двору – маленькие точки, сосредоточившиеся на утренней похлебке.

Жак пользовался этим моментом, чтобы забежать в душевую. Прихватив свою gayong (пластмассовую коробку с мылом, зубной пастой и всем необходимым для бритья), с полотенцем и сменной футболкой на плече он входил в это помещение, расположенное в трехстах метрах от столовой. В камере у Реверди был свой душ и к этому времени он уже успевал помыться. Но ему нравились это здание без крыши, это мгновение одиночества среди больших цистерн с водой. Здесь он мог удовлетворить свою тягу. Тягу к воде…

Восемь часов.

Распределение нарядов.

Каждую неделю задания менялись. Сейчас, в конце февраля, требовалось очищать решетки и ограду тюрьмы, чтобы потом специально вызванные рабочие могли наложить на них новый слой антикоррозийной краски. «Добровольцы», завязав лица тряпками, скребли, обдирали, шкурили и постепенно покрывались ошметками железа, так что к концу работы почти сливались с металлическими решетками.

Девять часов, конец нарядов.

Открытие мастерских.

Эрик предупреждал: находясь в предварительном заключении, Реверди не имеет права работать там. Он оставался со стариками, больными, калеками. Жара набирала силу. Шли часы, и она становилась неконтролируемой, беспредельной частью существования. Жак устраивался под галереей, оберегая свое одиночество, стараясь не слушать треп других, тараторивших каждый на своем языке. Сплетни, слухи, истории об амоке и криссе – малайском кинжале с изогнутым лезвием, о котором говорили, что он жаждет крови.

В десять часов он приступал к физическим упражнениям.

Разминка. Упражнения для брюшного пресса. Отжимания. Потом гантели: здесь мастерили гири из камней. Как правило, заключенные качают мышцы, чтобы выйти на волю более сильными, более опасными. А зачем это нужно ему? Философский вопрос: он хотел умереть в самой лучшей форме. Кроме того, это позволяло ему наслаждаться настоящим, поддерживать тело в тонусе. Чувствовать силу, затаившуюся под кожей, словно свет, словно священное масло, пропитавшее каждый мускул, каждую частичку его кожи…

Тренировки у всех на виду были полезны еще в одном отношении. Они показывали его физическую силу. Занимаясь, он ощущал взгляды, устремленные на него из окон мастерских. Даже надзиратели уголком глаза наблюдали за этой демонстрацией силы.

Одиннадцать тридцать.

Новая перекличка.

Полдень.

Обед.

Он ел нехотя, без аппетита, но неизменно и очень тщательно подсчитывал калории. Еда здесь превращалась в акт выживания. С помощью Джимми он сумел улучшить свой рацион: каждый день дополнительно то фрукты, то сахар, то молоко.

Два часа дня.

Возвращение в мастерские.

Для него – время сиесты. Самое тяжелое время. Огромные нервные мухи бились о его лицо, нарушая тишину, искали его глаза. Жак, сонный, низведенный, как и остальные, до положения инертной личинки, ложился на землю, уже не отличая мух от людей на белом фоне двора.

Три тридцать.

Новая перекличка.

Номера, поднимающиеся руки, бормотанье… Это действовало гипнотически на всех, кроме Жака. Он пробуждался. Он сердился на себя за то, что позволил себе расслабиться. Теперь он ощущал собственное тело, еще функционировавшее, еще жившее среди всех этих зомби. Не видимая никому машина, работавшая тайно, несмотря на жару, на надзор, на присутствие остальных. Он не умер. И до самой последней секунды его будет переполнять размеренная – и неистребимая – жизненная сила.

Четыре часа.

Ужин.

Начиная с четырех пятнадцати – свободное время. Свободное от чего? По мере того, как жара ослабляла свои тиски, двор оживал. Начиналась тюремная торговля. Кто-то занимался обменом; кто-то выторговывал поблажки у надзирателей; кто-то набирал всякие безделушки в лавчонке, устроенной под навесом. И главное, заключенные торговали наркотиками. Здесь проявлялась внутренняя логика тюрьмы, основанная на полной коррупции. Ты можешь получить все, лишь бы имелись деньги или что-то на обмен. По договоренности с Джимми Реверди получал деньги, но не злоупотреблял ими. Ни транзистор, ни плитки шоколада не могли удовлетворить его желаний. А уж менее всего доза.

Шесть часов вечера.

Возвращение в камеры.

Когда за Жаком закрывалась дверь, он застывал, как будто не верил в происходящее. Неужели он действительно прожил еще один день? Впереди было худшее. Двенадцатичасовая ночь. Взаперти в четырех стенах, ничего не делая. В эти моменты он ненавидел свою камеру. Сейчас она воняла смертью и плесенью сильнее обычного. Его подстерегал подземный мир, невидимый, населенный всякой нечистью, насекомыми и крысами.

В этот вечер он, сам того не желая, бросил взгляд на слуховое окно. Ослепительный свет дня еще проникал через него. Он вспомнил хижину в бамбуковых зарослях. Свою последнюю Комнату. Он вспомнил, как оплошал в своих поисках, поддавшись панике, поддавшись…

В ту секунду, когда в его мозгу всплыло слово «безумие», он упал на пол, словно у него подломились ноги. Он подкатился к стене, пытаясь подавить рыдания. Он отдал бы что угодно, чтобы найти какой-то смысл существования, жизни – хотя бы на несколько оставшихся ему месяцев.

Щелчок замка заставил его поднять голову. Дверь камеры открылась:

– Jumpa!

13

Джимми Вонг-Фат выглядел как обычно. Некоторая небрежность в дорогом костюме, красный портфель и чашка кофе. Жак не мог не признать, что этот толстяк стал его единственным развлечением.

– У меня скверные новости, – начал он. – Я получил первый отчет психиатров из Куала-Лумпура, опрашивавших вас в ходе первой экспертизы. Я возлагал большие надежды на этот отчет, но он для нас неутешителен. По их мнению, психически вы здоровы. Полностью отвечаете за свои поступки.

– Я тебя предупреждал.

Джимми ходил вокруг стола – сегодня он потел меньше, чем прежде. Жак снова был прикован к полу.

– По-моему, вы не понимаете, – прошипел Джимми. – Если я не найду какую-то зацепку, все равно какую, все пропало. Это высшая мера!

Реверди хранил молчание: ему не хотелось повторять то, что он уже говорил. Он предпочел сменить тему:

– Ты принес мои книги?

Вопрос застал адвоката врасплох. После недолгих колебаний он начал рыться в большой сумке, стоявшей возле стола. Реверди решил положиться на китайца: он дал ему доверенность на пользование одним из своих банковских счетов.

Вонг-Фат выложил на стол стопку книг. Жак пробежал взглядом по корешкам: Канджур, Йога-Сутра, «Рубайят» суфиста Маулана…

– Тут не все.

Адвокат вынул лист бумаги и развернул его:

– Иерусалимская Библия. Проповеди Майстера Экхарта. «Эннеады» Плотина. И где, по-вашему, я должен искать подобные книги?

– Они переведены на английский.

Джимми сунул список в карман.

– Представьте себе, я это знаю. Я их уже заказал. – Он снова полез в сумку. – По крайней мере, мне удалось найти штаны вашего размера.

Он с довольным видом выложил на стол аккуратно сложенные брюки и, усевшись, прикрыл их руками.

– Вернемся к серьезным делам. Вы продолжаете лечение?

– Лечение?

– Предписания доктора Норман. Вы должны каждый день принимать анксиолитические препараты. Я хочу знать, следуете ли вы этим указаниям. И встречаетесь ли вы каждую среду, как это предполагалось, с психиатром из Ипоха. В этом плане все в порядке?

Жак подумал об Эрике, торговавшем его пилюлями: он так и не принял ни одной. Что касается тюремного психиатра, он видел его всего раз и путал с экспертами, которых присылал Джимми, – это были тамильцы, и они задавали ему одни и те же неконкретные вопросы.

– Все идет помаленьку.

– Очень хорошо. Тот факт, что вы проходите лечение, говорит в вашу пользу.

Реверди кивнул. Вонг-Фат поднял указательный палец:

– Но есть и хорошая новость. Родители Перниллы Мозенсен прислали в Джохор-Бахру датского адвоката для подачи гражданского иска. И есть еще какая-то ассоциация, по-моему немецкая, которая идет с ним ноздря в ноздрю. Они пытаются снова открыть камбоджийское дело. Уверяю вас, зампрокурора не в восторге. Он начинает испытывать неприязнь к обвинению. Для нас это очень хорошо.

Реверди слушал эти нудные рассуждения вполуха. Он решил немного поддеть этого клоуна: