Сборник - Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу

• Название: Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу
• Автор: Сборник
• Жанр: Религия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00927-4

Книга «Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу и истолкование молитвы Господней словами святых отцов» необходима каждому истинно верующему православному христианину.

Сборник, составленный святителем Феофаном Затворником, содержит наставления святых отцов церкви Василия Великого, Иоанна Златоуста, преподобного Нила Синайского, великих старцев Варсонофия и Иоанна и многих других. Эти признанные во всем православном мире духовные учителя расскажут вам о том, что такое истинная вера в Бога и как найти Господа в сердце своем.

---

17) Но говоришь: много раз просил я и не получил просимого. Без сомнения, не получил ты потому, что просил худо, – с неверием и рассеянно, или просил неполезного тебе. А если и полезного просил, то не имел постоянства. Ибо написано: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19) и: претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22).

18) Бог знает сердце молящихся. Поэтому говоришь: какую нужду имеет Бог в нашем прошении? Разве не знает Он, в чем имеем нужду? Посему какая нужда в прошении? Бог знает, что нам нужно, и все телесное щедро подает в наслаждение наше, еще прежде прошения нашего: будучи благ, дождит Он на праведныя и неправедныя, и солнце свое сияет на злыя и благия (Мф. 5, 46). Но веры, добродетели, достойной сего имени, Царства Небесного, если не будешь просить с трудом и многим терпением, не получишь, потому что должно прежде пожелать, а пожелав, искать деятельно в вере и терпении, употребив с своей стороны все, так чтобы ни в чем не осуждала собственная совесть, будто бы просишь или нерадиво или лениво; и тогда уже получишь, если угодно сие Богу. Ибо Он лучше тебя знает, что полезно тебе.

19) И может быть – для того медлит Он даровать тебе просимое, чтобы заставить тебя неотлучнее пребывать пред Ним и чтобы ты, узнав, что такое дар Божий (как трудно достается), со страхом хранил его. Ибо все, что приобретает кто со многим трудом, старается он сохранить, чтоб, потеряв то, не потерять и многого труда своего и, отринув благодать Божию, не сделаться недостойным жизни вечной. Посему не малодушествуй, если нескоро получаешь просимое. Ибо если бы благий Господь видел, что ты, скоро получив дар, не утратишь его, то готов был бы даровать оный и прежде твоего прошения. А теперь из попечительности о тебе делает Он это (т. е. не дает). Ибо если принявший талант и сохранивший его в целости осужден за то, что не пустил его в оборот, то не тем ли паче осужден будет утративший его?

20) Посему, зная это, получаем ли скорее, или медленнее, пребудем благодарными Господу: потому что все, что ни делает Владыка, домостроительствует во спасение наше; только ты да не будешь из малодушия прекращать прошения. Ибо Господь для того и сказал притчу о вдовице, которая своею неотступностию преклонила беззаконного судию, чтобы и нас научить своею неотступностию достигать получения по прошениям своим. В этом выказывается и вера наша и любовь к Богу, когда, и, нескоро получая, пребываешь благодарными Ему. Будем же всегда благодарить Его, чтобы сделаться достойными сподобиться вечных благ Его.

21) Прежде всего должны мы всеми мерами удерживать помысл, установив над ним трезвенный надзор ума, чтобы не дозволять душе предаваться необузданным стремлениям по влечению тела. Как телесное зрение – в глазе, так око души – в прирожденном ей уме. Когда душа, приводя в движение свою умную силу, какая естественно вложена в нее сотворившею ее Святою Троицею, желает должного и надлежащего, тогда избегает она нападений тела, предусматривая и обуздывая беспорядочные его движения, блюдет в себе приличную ей тишину и, среди безмолвного упразднения от всего, занимается свойственными ей созерцаниями; и сие делает, по возможности возводя внимательный взор к достопокланяемой Троице и помышляя о неприступности Божией славы, по преизбытку ее сияния, о светлости Богоблаженства, о беспредельной Его премудрости, о мире в Нем глубоком и ничем не возмутимом, о Его естестве бесстрастном и ни от чего не приходящем в движение. Когда душа, соблюдая мысленную силу свою в трезвении и свойственных ей деланиях, установится в описанных всеми созерцаниях, тогда она и нрав свой и стремления свои будет сильно направлять на то, что право и праведно, прекрасно и миротворно. Коль же скоро она перестанет устремлять ум свой горе и углубляться в надлежащие созерцания, тогда телесные страсти, как псы, оттолкнувшие надсмотрщика, тотчас с силою восстают и нападают на душу, – и каждая страсть усиливается истерзать ее. Когда душа сделает свою созерцательную и разумную силу всегда бодрственною, то усыпляет телесные страсти двояким образом, т. е. и тем, что бывает занята созерцанием лучшего и сродного, и тем, что, надзирая за безмятежием тела, уцеломудривает и утишает его страсти. Если же, возлюбив леность, оставить созерцательнуй силу в недеятельности, то телесные страсти легко увлекают душу к своим стремлениям и действиям.

22) Есть два способа, коими непристойные мысли вытесняют помыслы добрые: бывает сие или потому, что душа по собственному нерадению начинает блуждать мыслями около того, что непристойно, от одних мечтаний переходя к другим, более бессмысленным; или сие бывает по навету диавола, когда он успевает представить уму предметы неуместные и отвесть его от созерцания и внимательного рассмотрения предметов похвальных. Когда душа сама, расстроив собранность и напряжение мысли, приводит себе на память всякие пустые вещи, и оставляет помысл бессмысленно и неразумно носиться по тем воспомянутым вещам, и, на них насмотревшись, переходит к дальнейшим блужданиям по вещам нередко неуместным и срамным: тогда такую распущенность и такое рассеяние души должно исправлять, усиленным напряжением воли восстановляя внимание ума и заставляя его тут же заняться созерцанием предметов добрых. Когда же диавол покушается наветовать и усильно напрягается в безмолвствующую и мирствующую в себе душу впустить свои, как ражженные стрелы, помыслы, чтоб, внезапно обжегши ее, заставить долее и неотразимее продержать на них помыслы: тогда – отражая и предотвращая такие нападения напряженным вниманием и трезвением, подобно борцу, который зорким наблюдением и проворством телодвижений успевает избегать удара, – надобно предать молитве и призыванию, споборания свыше все, – и прекращение брани и отражение стрел. Сему научает нас Павел, говоря: над всеми же сими восприимите щит веры, в немже возможете вся стрелы лукавагоражженныя угасити (Еф. 6, 16). Посему, если и во время самых молитв враг будет влагать лукавые мечтания, душа да не перестает молиться и да не почитает собственными своими произращениями эти лукавые всеяния врага, эти фантазии неистощимого в кознях чудодея; но рассудив, что появление непотребных мыслей бывает в нас по безотвязности изобретателя лукавства, тем усиленнее да припадает к Богу и да молит Его рассыпать лукавое средостение, воздвигаемое памятью неуместных помыслов, дабы стремлением ума своего беспрепятственно всегда восходить к Богу, не бывая пресекаема нападениями лукавых воспоминаний. Если и продолжится таковое насилие помыслов, по безотвязности воюющего с нами, то и в таком случае не должно приходить в отчаяние и не оставлять подвига на половине дела, но терпеливо пребывать в молитве дотоле, пока Бог, видя нашу твердость, не озарит нас благодатию Духа, обращающею в бегство наветника, очищающею и наполняющею божественным светом ум наш и дающею помыслу нашему силу в неволненной тишине служить Богу.

23) От природы в нас есть вожделение прекрасного. Но что досточуднее Божией красоты? Какое представление приятнее Божия благолепия? Какое желание душевное так живо и неудержимо, как желание, порождаемое Богом в душе, очищенной от всего худого, которая с истинным расположением говорит: уязвлена есмь любовию (Пес. пес. 2, 5)? Подлинно неизреченны и неописанны молниеносные блистания Божией красоты; ни слово не может выразить их, ни слух вместить. Наименуем ли блеск денницы, или светлость луны, или сияние солнца, – все это недостойно явить и малое подобие славы Божией, и в сравнении с истинным светом далее отстоит от Него, нежели глубокая ночь и ужаснейшая тьма от полуденной ясности. Если красота сия незримая телесными очами, а постижимая только душою и мыслию озаряла кого-нибудь из святых и оставляла в нем неудержимое уязвление любви, то, тяготимые здешнею жизнию, говорили они: увы мне, яко пришельствие мое продолжися (Пс. 119, 5). Когда прииду и явлюся лицу Божию (Пс. 41, 3)? Возжада душа моя к Богу крепкому (Пс. 41, 3). Столько были неудержимы в стремлении к Богу те, которых души коснулось божественное желание. По причине ненасытного желания созерцать Божественную доброту, они молились о том, чтобы зрение красоты Божией простиралось на всю вечность (Пс. 21, 4).

24) Мы по природе имеем любовь и расположение к благодетелям и готовы бываем на всякий труд, чтобы воздать за оказанное нам благодеяние. Но какое слово может изобразить Божии дары? Они таковы по множеству, что превышают всякое число, – так велики и важны по качествам, что достаточно и одного, чтобы обязать нас ко всякой благодарности Подателю. Умолчу о тех из них, которые, хотя сами по себе и чрезмерны величием и привлекательностию, однако же, превышаемые светозарностию больших, как звезды сиянием солнечных лучей, не так ясно выказывают свою благотворность. Ибо нет времени, оставив превосходнейшее, измерять благость Благодетеля меньшими Его дарами. Поэтому пусть будут преданы молчанию восхождение солнца, круговращение луны, благорастворение воздуха, смены годовых перемен, вода из облаков, вода из земли, самое море и вся земля, рождающееся из земли, живущее в водах, роды живых тварей в воздухе, тысячи различий между животными, все назначенное на служение нашей жизни. Но одного, хотя бы кто и захотел, нельзя миновать, об одном даже совершенно невозможно молчать тому, кто имеет здравый ум и слово, – именно о том, что Бог, сотворив человека по образу Своему и подобию, удостоив ведения о Себе, украсив пред всеми животными даром слова, дав ему наслаждаться безмерными красотами рая, поставив его князем над всем, что на земле, и после того, как перехищрен быв змием, ниспал он в грех, а чрез грех в смерть и во все, что достойно смерти, – не презрел его, но сперва дал ему закон, для охранения его и попечения о нем приставил Ангелов, для обличения порока и научения добродетели посылал пророков, порочные стремления пресекал угрозами, усердие к добрым делам возбуждал обетованиями, – а потом, когда мы и при всех таких пособиях оказались неисправимыми, благоволил воззвать нас от смерти и оживотворить в Господе нашем Иисусе Христе предивным некиим домостроительством. Ибо Он, во образе Божии сыи, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим (Фил. 2, 6), – восприял на Себя и наши немощи, понес болезни, был язвен за нас, чтобы мы язвою Его исцелели (Ис. 58, 5), искупил ны есть от клятвы, быв по нас клятва (Гал. 3, 13), претерпел поноснейшую смерть, чтобы нас возвести к славной жизни, и не удовольствовался тем, но еще даровал нам достоинство причастия Божества, уготовал вечные упокоения, великостию утешений превышающие всякую человеческую мысль. Что убо воздадим Господеви о всех, яже воздаде нам (Пс. 115, 5)? Когда все сие привожу себе на мысль, тогда (откроюсь в своей немощи) прихожу в какой-то ужас и страшное исступление от боязни, чтобы по невнимательности ума или по причине занятия суетным, отпав от любви к Богу, не сделаться мне некогда укоризною Христу. Ибо тот, кто ныне обольщает нас и мерзкими приманками всемерно старается произвести в нас забвение о Благодетеле к погибели душ наших, тогда сие забвение наше обратит в укоризну Господу, хвалясь нашею непокорностию и нашим отступничеством; потому что Он не сотворил нас и не умер за нас, однако же имел нас своими последователями в непокорности и нерадении о заповедях Божиих. Эта укоризна Господу и эта похвальба врага для меня кажутся тяжелее гееннских мучений – врагу Христову послужить поводом ко превозношению пред Тем, Кто за нас умер и воскрес.