Андрей Валентинов - Печать на сердце твоем

• Название: Печать на сердце твоем
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Книги магов
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13103-5

Згур был сыном героя, погибшего за свободу родного Края. А сыну героя не положено сомневаться, когда родина отдает приказ. И если должна погибнуть некрасивая носатая девушка, то что за беда? Ведь она – дочь предателя!

Историко-мифологическая фантазия Андрея Валентинова является косвенным продолжением первых двух частей цикла «Ория». Иные герои, иные времена, но люди остаются людьми, любовь – любовью, предательство – предательством. Хорошо ли, когда на сердце – печать, когда тебя не трогает чужое горе, когда родная земля уже не манит, а чужая вполне может сойти за свою? Можно ли выполнить приказ, пожертвовав не жизнью – совестью? И когда рука тянется к короне, не поздно ли еще проснуться? Ведь на сердце твоем – печать!

---

Згуру не спалось. Страшное напряжение постепенно спадало, осталась лишь обычная усталость. Не хотелось думать ни о том, где они, ни сколько еще до Тириса, ни что им делать дальше. В безлунном черном небе горели звезды, негромко шумел ночной лес, и Згур представил, что он снова дома, в Буселе, они с товарищами ушли в ночное, зажгли костер. Как давно это было! Наверно, все эти ребята уже женаты, и скоро их дети пойдут пасти гривастых коней…

– Что это за песня, Згур?

Вначале он не понял, о чем спрашивает девушка. Ах да, он, кажется, начал напевать. Отвечать не хотелось, но длинноносая назвала его Згуром. Такое дорогого стоит!

– Наша песня. Еще с войны.

Улада обернулась:

– Спой!

Сказано было так, будто Згур был заезжим скоморохом, заглянувшим на широкий двор Великого Палатина. Но он не обиделся, а почему-то смутился.

– Это… Она нескладная, простая. Тебе будет неинтересно!..

– Но вы же ее поете?

Да, эту песню пели. О Великой Войне сложено много песен, иные поют на праздниках, иные – на военных смотрах. Но друзья отца пели почему-то именно эту. Каждую осень, когда приходила пора собирать урожай, они приезжали в Бусел, чтобы помочь матери. Впрочем, помогали всем – косили, жали и обмолачивали рожь, а потом садились за длинный стол, выпивали хлебной браги и пели. Как им тогда завидовали они, мальчишки, не успевшие на войну!

– Это песня о битве под Коростенем, сиятельная. Она называется «Ополченец»…

Внезапно подумалось, что он опять делает ошибку. Улада и так уже начала что-то понимать. Впрочем, песня – и есть песня. Згур прикрыл глаза, усмехнулся и негромко запел:

Ударило в сердце чужое копье,
И жадно упало с небес воронье.
Как больно – ведь я еще жив!

Могильщики трупы уносят с полей,
Стоит караул у могилы моей.
Как больно – ведь я еще жив!

Другим возле чаши сидеть круговой,
А мне – дотлевать под высокой травой.
Как больно – ведь я еще жив!

Им пить за победу, добычу делить,
А мне лишь с червями могильными быть.
Как больно – ведь я еще жив!

Кто выжил, забудут – им жить, а мне – нет.
А снег заметет неглубокий мой след.
Как больно – ведь я еще жив!

За вольную волю все вместе мы шли.
И вот мы свободны – и я, и они.
Я с вами – ведь я еще жив!

Улада долго молчала, затем тряхнула головой:

– Плохая песня, наемник! Очень плохая!

Згур пожал плечами. Спорить не тянуло.

– И не потому плохая, что сложена плохо. Вы, волотичи, никак не можете забыть войну. И ты, Згур, ее не можешь забыть. Прошло двадцать лет! Сколько же еще вы будете воевать!

Она говорила серьезно, и Згуру внезапно показалось, что он слышит совсем другой голос – голос человека, которого он никогда не встречал, но уже успел возненавидеть. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский, тоже любит говорить о мире, о дружбе между улебами и волотичами. И тут в памяти зазвучал иной голос – негромкий, спокойный голос дяди Барсака. «Война не кончена, Згур! Запомни – война еще не кончена! Мы еще отомстим – за всех! И за твоего отца – тоже!» Улада не убивала его отца, но она ответит тоже. Всех, кто выше тележной чеки!

– Не могу понять, почему ты меня ненавидишь, сотник Згур?

Он вздрогнул. На миг почудилось, что дочь Ивора-предателя читает его мысли.

– Я думала, ты просто холоп, который не может простить господам, что он вышел из грязи. Но ты дедич, ты альбир Кеевой Гривны. Бедняга Черемош ночами не спит – тебе завидует…

Згур поглядел на чернявого и невольно улыбнулся. Хвала Матери Болот, спит! Славный парень, угораздило же его связаться с этой!..

– Если ты повздорил с кем-то в Коростене, то ни я, ни мой отец не виноваты. В чем дело, Згур? Если я тебя обидела, то… прости!

Так Улада с ним еще не разговаривала. И Згур понял, что сейчас не выдержит, расскажет этой девушке все. Вновь, уже в который раз, вспомнился сон, странный сон, в котором отец запрещал ему мстить. Ведь длинноносая не виновата в том, что сделал Палатин! Нет, нет, нельзя!

– О чем ты, сиятельная! Я просто наемник. Наемники не обижаются…

Он улыбнулся, но на душе было мерзко.

Разбудил его голос Черемоша. Згур с трудом открыл глаза. В лицо ударило утреннее солнце.

– Згур! Я грибов набрал, поджарим! Где огниво?

Огниво? Несколько мгновений он не мог понять, чего от него хотят. Ах, да!

– Ты же вчера брал. В сумке!

– Да вот оно, – послышался недовольный голос Улады. – Ты чего, ослеп?

Черемош принялся оправдываться, и Згур поневоле усмехнулся. Все вернулось, будто и не было черного подземелья, не свистел в ушах бешеный ветер. Длинноносая командует, Черемош суетится…

– Откуда это у тебя, наемник?

Згур привстал и долго протирал глаза. Улада склонилась возле его сумки. Разгильдяй Черемош высыпал вчера вещи прямо на траву, а собрать не догадался.

– Что ты там нашла, сиятельная? – вздохнул он.

– Красивая вещь! – в руках у девушки что-то блеснуло. – Купил? Или снял с кого-то?

И тут Згур почувствовал, как холодеют руки. Браслет! Ну конечно! Он лежал в сумке! Чернявый вытряс вещи, тряпка развернулась…

– Хорошая работа! – Улада покрутила браслет в руках, затем поднесла к самому носу. – Старинная… В Рум-городе думал продать?

– Положи! – голос не слушался, и Згур с трудом повторил:

– Положи! Пожалуйста…

– Не волнуйся, не украду!

В ее голосе звучала насмешка. Девушка взвесила браслет на ладони и, чуть подумав, поднесла к левой руке.

Згур хотел крикнуть: «Нет!», но понял – не успеет. Улада повернулась, на левом запястье горела тонкая серебряная полоска.

– Красивый! Так где ты его взял, наемник?

Глава пятая. Ичендяк.

– Ровно сиди! Я сказала – ровно!

Черемош послушно выпрямился. Улада, наморщив нос, поправила расстеленный на траве плащ и присела, облокотившись о спину чернявого. Згур отвернулся – сдержать усмешку было трудно, почти невозможно. Любимых, как он слышал, следует носить на руках, но должно ли использовать их, как спинку кресла? Хотя, отчего бы и нет, ежели дозволяют?

– Что ты будешь делать в Рум-городе, Згур?

Вопрос заставил вздрогнуть – и от неожиданности (прежде о таком его не спрашивали), и от «Згура». Последние два дня, после страшного полета на черной «осе», «наемник» исчез без следа. Улада называла его по имени, а если сердилась – то «сотником». Безответный же Черемош окончательно стал для длинноносой «эй, ты!». Парень явно страдал, но спорить не смел и все больше молчал, даже не пытаясь завязать разговор.

– Чего молчишь, сотник? Я, кажется, спросила?

Привычное фырканье неожиданно порадовало. Серебряный браслет лежал на дне сумки, и Згур все больше убеждался: дядя Барсак прав, и все чаклунские уловки – просто обман. А что наемником не зовут, так, видать, просто надоело.

– В стражники наймусь. Куда-нибудь за море. Мир хочу повидать…

Вновь фырканье, в котором слышалось отчетливое «врешь!». Дочь Великого Палатина не верила сотнику Згуру. Впрочем, это уже не имело значения. До Тириса оставалось четыре дня пути, а до Нистра и того меньше – не больше двух. Места спокойные, дорога прямая, станичников – и тех нет. В маленьких лесных селах их встречали радушно, угощали от души, даже не требуя серебра. Не путешествие – прогулка.

– Мы сможем сегодня заночевать где-нибудь не под кустом?

– Не сможем, – не без удовольствия сообщил Згур. – Ближайшее село слишком далеко – за лесом.

– Можно прямиком через лес, – робко подал голос Черемош. – Помнишь, нам говорили, что там есть тропа? Если идти прямо на полдень…

Згур лишь вздохнул. И этот туда же! Мало им Злочева!

– Рисковать не стоит. Этой тропой давно не ходят…

– Вот именно! А мы пойдем! – девушка резко выпрямилась и встала. Бедный Черемош едва не свалился от толчка, но тоже поспешил вскочить.

– До ночи доберемся! – Улада бросила быстрый взгляд на солнце, уже клонившееся к закату. – Чего сидишь, сотник?

Ругаться не хотелось, впрочем, как и рисковать. Згур уже в который раз подумал, что не бывать ему отважным альбиром, что лишь о подвигах бредит да приключения ищет. Выползнева Лаза хватит ему до конца дней, и еще в Ирии будет, что вспомнить. Мать Болот! Скорей бы довести эту парочку до Тириса…

– Ладно, пошли.

Тропу нашли быстро. У небольшого перекрестка, где в густой траве притаился старый, потемневший от времени идол, сброшенный наземь в давние годы, дорога расходилась надвое. Влево вела узкая тропа, терявшаяся в прохладной лесной глуши. Згур взглянул на солнце, прикинув, что путь ведет действительно прямо на полдень, и махнул рукой. Через лес – так через лес!

Двигались быстро. Улада, оттолкнув плечом чернявого, пытавшегося вырваться вперед, шла первой. Згур пристроился замыкающим, решив, что и без него обойдутся. Удастся добраться засветло до села – хорошо, не получится – в лесу заночуют, не беда.