Анна Андриенко - Неизвестный Александр Беляев

• Название: Неизвестный Александр Беляев
• Автор: Анна Андриенко
• Жанр: Драматургия

В творчестве Александра Беляева слишком много неизвестного. С одной стороны, писатель известный всем любителям фантастики. Каждые пять лет издается «новое» собрание сочинений. Его творчество изучали лучшие исследователи фантастики: Бритиков, Ляпунов, Халымбаджа, Харитонов. С другой стороны, в собрания сочинений вмещается только некоторая часть творчества. Не переизданным остается слишком многое.

---

Не могу того же сказать про г-на Шатова: он не сумел создать образа Гельмера и лишь «читал роль», я бы сказал, «утрированно» правильным выговором, какого не услышите даже у тех московских просвирен, к которым отсылает Гоголь учиться русскому произношению, не говоря о художественном театре.

Пред началом спектакля г. Аркадьев прочел слово о Комиссаржевской. Слово мне понравилось уже тем, что в нем не было чайки, разбитых крыльев, оборванных струн и прочего сора, который человеческая пошлость любить сваливать на могилах талантливых и великих людей,

«Не надо слов, – сказал г-н Аркадьев – вспомните Комиссаржевскую и этого довольно. А если вы не видали ее, – никакие слова не воскресят ее чудный образ».

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 182. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Цезарь и Клеопатра»

Бернард Шоу, парадоксалист и «философ по призванию», – как он сам называет себя, – в своем последнем драматическом, произведении остается верным себе: переоценка ценностей, ocтpoyмиe и самобытность. Для него нет «тронов», есть лишь простая мебель, кресло, сделанное лучше других, нет цезарей и королев, есть люди: умные, или глупые, хорошие, или дурные. Вы помните Юлия Цезаря Шекспира? Таким мы знаем Цезаря по статуям, по классическим образцам искусства и литературы. У Шоу великий Цезарь – згениальный «старичок», который скорбит о своей лысине не меньше, чем о какой-нибудь политической неудаче мирового значения. Верно ли это исторически, соответствует ли действительности, судить трудно. Но таким приемом Шоу приближает и оживляет жизнь далекого прошлого.

Пьеса поставлена г. Басмановым очень тщательно. Прекрасные декорации, хороший ансамбль. Г. Аркадьев – прекрасно передал замысел автора: истинное величие Цезаря красиво и интересно переплетается с «человеческим»: Цезарь – гений, проникающий в глубь веков, и Цезарь – человек выступают в исполнении г. Аркадьева ярко и рельефно. Немного иначе я представлял себе Клеопатру. В тех местах, где Клеопатра – только наивная девочка, г-жа Мунт очень хороша. Но в этой «девочке», в период, очерченный автором, уже проявляется другая Клеопатра: страстная, властолюбивая, порывистая, предпочетшая умереть, чем сделаться украшением триумфа победителя Октавиана, которого не сумела пленить… В этих «порывах» будущей Клеопатры, г-жа Мунт не проявила достаточной силы темперамента. На своем месте был г-н Шатов в роли красавца, знатока искусств Аполлодора. Г-жа Барабаш показала, что она не только хорошая комическая старуха, но и недурная артистка на характерные роли: интриганка Фотататита была хорошо обрисована артисткой. С положительной стороны должен быть отмечен и г. Донской в роли Потина. Остальные были на местах.

Одно замечание, к «Цезарю и Клеопатре» отношения не имеющее: неужели нельзя поступиться одним рядом стульев и раздвинуть несколько ряды партера? В настоящее время добраться до своего места можно только одним путем: по ногам соседей.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 185. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт Ядвиги Залесской»

Очевидно, музыкальный сезон еще не начался. По крайней мере на концерте г. г-ж Залесской, Ивановской и Лежен было мало публики. А жаль. Концерт был интересный.

Ядвига Залесская уже давно составила себе имя, как пианистка с вполне законченной техникой и большим художественным вкусом. Ее жанр – меланхолический Чайковский, нежный и капризный Шуман, глубоко чувствующей и искренний Шопен. На последнем концерте фундаментальным номером был «Кар навал» Шумана. Вещь трудная не столько технически, сколько в смысле передачи всей пестроты сменяющихся нacстроений.

Прекрасно были переданы «Ргeambule», «Valse noble», «Рaрilloп», «Спорт». В «Chiarin» можно было несколько усилить forte. Зато, в «Aveu», у автора вторая часть (после реприза) – пианиссимо, артистка же выделяет эту часть в forte; но здесь такое «отступление» красиво и, кажется, канонизировано. Чуть-чуть была потеряна четкость октав в «Paganini», – но зато последний марш был сыгран блестяще. В общем, «Карнавал» произвел прекрасное впечатление. Вся гамма настроений, смена лиц, отделана тонко, изящно, со вкусом.

Достойной соперницей, Ядвиги Залесской была ее сестра, скрипачка София Ивановская. У нее солидная техника. Четкое стаккато, чистые флажолеты, двойные ноты, октавы, арпеджио, и над всем этим полный, сочный, красивый смычок.

Но по части художественного исполнения, есть промахи. Например, сыгранная сверх программы Serenade melancolique. Прежде всего это не andante, а, по меньшей мере allegro moderatо. Потом, зачем этой вещи придан характер какого-то passionatо? Пропала вся прелесть задумчиво меланхолической музыки Чайковского. Так играют в провинции Чехова. Также в выборе пьес: сыгран kuiawiak. прекрасно. Но эта пьеска слишком «для домашнего употребления».

Лучше всего мне понравилась «Крейцерова соната». Это был, действительно, дуэт. Ансамбль прекрасный. Напрашивалось выгодное для Ивановской сравнение с Эрденко, исполнявшем эту вещь на одном из своих концертов. Г-жа Ивановская, – безусловно и технически и художественно – выше. Правда, Бетховен, если сравнить его произведения с живописью, представляется картиной, написанной масляными красками, широкими, мощными мазками, – у Ивановской же получается скорее акварель. Не чувствуется той страсти, что напугала Толстого, витает скорее настроение Шумановской «Сhiаrin'ы», но в этом уж сказывается индивидуальность, которую не переделаешь. А общее впечатление oт «Крейцеровой сонаты» глубоко художественное. Успех сестер концертанток разделяла Н.Ф. Лежен, артистка Имп[ераторской] с[анкт]-пет[ербургской] оперы.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 213. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) Концерт Каринской

Анна Любошиц

12 октября в Дворянском собрании состоялся концерт М. А. Каринской, при участии Петра и Анны Любошиц и г. Ермакова.

Петр Любошиц, как пианист, еще весь «в периоде созидания». Не выяснилась достаточно художественная индивидуальность, еще есть шероховатости в технике и, в особенности, в нюансировке (полонез Шопена) Но среди всех этих шероховатостей проглядывает безусловная талантливость молодого концертанта, сулящая ему хорошую будущность.

Впечатление большей технической и художественной законченности производит игра виолончелистки Анны Любошиц. Чувствуется кое-где: «осторожность» (напр[имер], в двойных нотах), но уже есть смелый, красивый смычок, послушная виолончель дает красивый тон и уже ясно, как понимает и что хочет сказать артистка каждым исполняемым произведением. И в этом толковании иного вкуса, много вдумчивости. Еще года два и концерты «при участии Анны Любошиц», должны смениться концертами Анны Любошиц, – на что она и теперь имеет много данных, М.А. Карийская. Здесь не хочется говорить о том, какая у нее техника, и какой у нее голос, и в каких регистрах лучше, а в каких хуже. Все покрывает собой песня, задушевная и искренняя песня, то грустная и заунывная, как стон осеннего ветра, то бесшабашная и удалая, то поэтичная, как весенняя ночь. М.А. Каринская умеет «разогреть» публику, за что и должна платиться бесконечным биссированием.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 226. – С.2

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт Сливинского»

18 ноября, в зале Дворянского собрания состоялся концерт Иосифа Сливинского.

В этот вечер мы слышали Шопена, но только его произведения, но его подлинную душу: сложную, богатую переживаниями, глубокую, поэтическую и чуткую.

Иосиф Сливинский, – тот чародей, что воскресил душу Шопена и заставил ее говорить так красноречиво о самом интимном, о самом глубоком.

В последнее время пианисты, «модернизируют» Шопена: слишком подчеркивают нюансы, везде ставят точки на «и», задушевность подменяют сентиментальностью цыганского пошиба, – и в результате, принижают Шопена. Не говоря уже о его вальсах, но даже его сонаты, его полонезы, подвергаются этой «модернизации»…

Сливинский возрождает Шопена. Точно смывает с прекрасной старинной миниатюры, написанной гениальным мастером в нежных, дымчатых тонах, «румянец яркий ланит», грубо накрашенный позднейшими «реставраторами».

С первых звуков, чувствуется что-то «не так, как принято» (Fantasie).

Ждали большего forte, большего maestoso. Но начинаешь вслушиваться далее, и становится ясно, что иначе и не может быть, иначе не сыграл бы и Шопен, и все более вырисовывается облик композитора: его задушевность, его интимность, его боязнь внешних эффектов. Его forte никогда не крикливы и, если, после сильного fortissimo, он неожиданно переходит на pianissimo, то и это не внешний эффект, и только проявление внутренних чувств: точно невольный стон сдержал он усилием воли, – и опять заговорил тихо и сдержанно, будто бы даже немного стыдясь за свой порыв…