Эстер Сегаль - Ландшафты Алигьери

• Название: Ландшафты Алигьери
• Автор: Эстер Сегаль
• Жанр: Русское современное

По аду и раю путешествовал не только герой Данте, но и герои многих других авторов. И там они не только изучали открывшуюся им местность, но и заполняли ее своими, порой очень странными, впечатлениями. А что происходит, когда в загробный мир попадает современный человек и вдруг обнаруживает, что все описанное его предшественниками совсем не совпадает с действительностью и что ад и рай – это вообще одно и то же?

---

5

Там вздохи, плач и исступленный крик
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.

Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики

Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным вихрем возмущенный прах.

И я, с главою, ужасом стесненной:
«Чей это крик? – едва спросить посмел. —
Какой толпы, страданьем побежденной?»

И вождь в ответ: «То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел…»

Данте Алигьери, «Божественная комедия»

Так как Сартр сказал, что время пришло, то я незамедлительно вперился взглядом в тяжелый засов и ожидал, что вот-вот дверь сдвинется со своего места, и в раскрывшемся зеве дверного проема обнажится таинственная будочная утроба.

Но ничего не происходило. Разве что в сознании у меня что-то потихоньку прояснялось, пока не прояснилось окончательно и не вылилось в вопрос:

– Позвольте, а как же он нам откроет, если дверь заперта снаружи?

– Очень просто, – ответил как всегда невозмутимый Жан Поль. – Он подаст нам знак, и мы отопрем его снаружи. Ведь мы для этого и пришли.

– Ах, вот оно что! – поддакнул я. – А если бы он захотел выйти на свободу еще до того?

– Тогда бы мы пришли раньше.

– А если бы он еще не был готов…

– Тогда позже.

– То есть Вы хотите сказать, что совпадение его желания и нашего присутствия в любом случае было бы стопроцентным?

– Именно так.

– И как это регулируется? У вас тут, что ли, беспроволочный телеграф?

– Нет никакого телеграфа. Но специфика этого места такова, что все происходит в точно назначенное время. Включая взаимодействие всех местных обитателей, имеющих потребность друг в друге. Опоздать никуда невозможно. Как, впрочем, и придти заблаговременно.

Я попытался осознать услышанное. Но осознавалось плохо. Тем более, что всецело сконцентрироваться на словах проводника не удавалось: отвлекали унылое поле и мрачная будка.

– А он там не задохнулся без окон? – посочувствовал я узнику зеркальной комнаты.

– Нет, – уверенно заявил Сартр.

– И от голода не умер?

– Вопрос неуместен: напомню Вам, что смерть у него уже давно позади.

– Давно, Вы сказали?

– Да, давно.

– Сколько же времени он тут провел?

– Смотря как считать: по земным критериям – несколько минут, по местным – несколько месяцев. Но парадокс заключается в том, что этот приблизительно указанный мною срок справедлив лишь для внутреннего пространства данной будки. В других уголках нашего мира могут быть обратные эффекты: местные минуты, равные земным годам, десятилетиям и даже столетиям.

– Предельно ясно! – съязвил я.

– Ничего не поделаешь! – Сартр развел руками. – Так уж оно сложилось!

– И при этом, если некто, находящийся в зеркальной комнате, где земная минута равна местному месяцу, почувствует потребность в ком-то, кто находится в некой избушке – на– курьих ножках или в горячем джакузи в жерле вулкана, где местная минута равна земным сорока восьми годам и шестнадцати с половиной часам, их времена каким-то образом наложатся одно на другое и совпадут в этом чистом поле около запертой двери.

– Точно! И именно таким способом, кстати, я попал на тот берег, в тот самый момент, когда Вы его тоже как раз обнаружили и оказались готовы к переправе.

– И лисенок поэтому ушел?

– Поэтому.

– Но как же это возможно? И кто же за всем этим следит?

– На первый вопрос отвечу просто: возможно, ибо работает и ежемгновенно подтверждается новыми фактами.

– Ежемгновенно, простите, это по какому времени? – встрял я.

– По всем! – отрезал Сартр, ничуть не смутившись. – Что же касается второго вопроса, то тут Вы опять забежали вперед, так что разрешите на это пока никак не реагировать. Просто положитесь на меня и поверьте, что я прав.

Я постарался положиться и поверить, но тут же нашел в словах Жан Поля некое логическое несоответствие.

– Можно внести поправку? – спросил я, как прилежный школяр.

– Валяйте! – милостиво разрешил Сартр.

– Вот мы тут с Вами болтаем уже четверть часа, а внутри, между прочим, тихо. Значит, мы все же пришли раньше назначенного времени?

– Отнюдь, – покачал головой мой проводник. – Этот зазор в несколько минут просто был запрограммирован, чтобы Вы смогли получить необходимые разъяснения, пока тот, кто внутри, ни подаст нам знака.

– Запрограммирован? С точностью до минуты?

– До секунды!

– Неужели? – усомнился я, но не успел даже расцветить свое восклицание достаточным колером цинизма, как из будки раздался тихий стук. (Тут я взял на заметку, что в этом царстве безмолвия живые души (или мертвые – как лучше сказать-то?) все же способны нарушать тишину.)

– Пора, – улыбнулся Сартр и протянул руки к дверному засову.

Это была крепкая доска, которую просто требовалось приподнять и извлечь из дверных пазов. Как только это было сделано, дверь тут же начала медленно раскрываться.

Я с любопытством потянулся к открывающейся щели в надежде рассмотреть внутреннее убранство будки. Но мне это не удалось, ибо в дверном проеме тут же возникла человеческая фигура, заслонившая собою все и вся.

И не то чтобы это был какой-то великан – наоборот, параметры его тела приближались к отметке «ниже среднего», но так как комната внутри оказалась неосвещенной, то за его спиной не просматривалось совершенно ничего.

Он слегка сощурился от дневного света (отнюдь неяркого) и без всякого удивления обнаружил нас.

Я ждал, что придется провести церемонию взаимного представления, но мы как-то обошлись без этого. И все-таки молчание было недолгим.

– Увы! – сказал недавний узник зеркальной комнаты. И еще раз: Увы!

– Поделиться не желаете? – с готовностью откликнулся Жан Поль, явно не равнодушный к психоанализу.

– А толку?! – спросил незнакомец и махнул рукой.

– Душу облегчить.

С учетом того, что у обитателей ада, по всей видимости, ничего кроме души и не оставалось, это было весьма весомое предложение. Но, видимо, смятенная душа в свое облегчение не очень верила, ибо не поторопилась открыться нараспашку (в соответствии с известным выражением), а наоборот, еще больше замкнулась в себе и некоторое время молча заламывала руки.

– Мне стыдно! – наконец, произнесла она. Или все-таки он (глядя на этого мужчину, я решил называть его соответственно видимым телесным признакам).

– Стандартная реакция! – прокомментировал Сартр, очевидно, для меня.

– И что с ним теперь будет? – посочувствовал я бедолаге.

– Обычно после этого они бредут куда глаза глядят.

– И куда приходят?

– К следующей станции.

– К одной и той же?

– Как правило.

– Даже если их глаза глядят в разные стороны?

– Куда бы ни глядели.

– Так получается, что у вас тут с пространством то же самое, что и со временем: у каждого свое, но у всех в результате совпадает?

– Такое уж это место! – согласился проводник.

– А давайте, пока он не побрел куда глаза глядят, расспросим его, что именно ему там привиделось, – с определенной долей наглости предложил я.

– Пожалуйста. Кто же Вам мешает?

– Может, для этого удобнее внутрь войти? А то здесь как-то… сыро.

– Никак нельзя. Туда вход разрешен только по одному. А то видения наложатся, и такое начнется!

– А мне дадите попробовать?

– А Вы вот сначала с коллегой пообщайтесь, а потом будете решать, стоит ли проситься.

Я перевел глаза на коллегу. Он был мрачен, но пока еще не порывался брести куда глаза глядят.

– Расскажите, пожалуйста, что Вас так расстроило, – обратился я к нему как можно вежливее.

– То, что исправить ничего нельзя! – с надрывом в голосе отозвался он.

– Стандартная реакция! – повторился Сартр.

А бывший обитатель будки уселся прямо в траву, прислонившись к своему недавнему убежищу спиной, и начал первый свой рассказ.

Первая история из зеркальной комнаты

Я был самым стандартным ребенком, и в школе учился через пень-колоду. Пока однажды на уроке природоведения не случилось удивительное: я заинтересовался пленочкой от репчатого лука.

Мы тогда всем классом проводили эксперимент. На каждой парте стоял маленький микроскоп, а в руках у нас кипела работа. Надо было очистить луковицу от шелухи, затем разделить целую головку на отдельные пластинки и оторвать от каждой тончайшую кожицу. А потом эта прозрачная нежная материя погружалась в йодовый раствор и становилась фиолетовой, чтобы в микроскоп можно было разглядеть отдельные ее клеточки.

Я как сейчас помню свой восторг от той картины, которая открылась моему глазу, прилипшему к окуляру: это был целый городок из маленьких продолговатых вакуолей, разделенных мембранами. И слова эти, только что изученные на уроке: «вакуоль», «мембрана» – я еще долго перекатывал во рту.