Захар Прилепин - Дорога в декабре (сборник)

• Название: Дорога в декабре (сборник)
• Автор: Захар Прилепин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40400-9

В книгу «Дорога в декабре» вошла вся проза Захара Прилепина, опубликованная на данный момент: первые романы «Патологии» и «Санькя» (премия «Ясная Поляна» и шорт-лист «Русского Букера»), одна жизнь в нескольких историях «Грех» (премии «Национальный бестселлер» и «Супернацбест») и сборник пацанских рассказов «Ботинки, полные горячей водкой», нашумевший роман «Черная обезьяна» и ранее не публиковавшаяся повесть «Лес».

---

Саня, тоже понимая, что в машину стреляют, дергается, не знает, куда деться.

– Давай сюда! – кричу.

Санька привстает на колено и, зажмурившись, в два прыжка летит ко мне.

– Водюк где? – спрашиваю.

– В канаве лежит с той стороны.

Кусты, в которые мы завалились, – негустые: ближний, тот, что справа, дом нам хорошо виден. Он безмолвен.

«А если б стреляли оттуда? – думаю я. – А если сейчас начнут стрелять?»

Смотрю на дом с таким напряжением, что, кажется, вот-вот там лопнет оконное стекло.

– Наблюдай за домом! – говорю Сане. Сам разворачиваюсь в сторону дороги, укладываюсь поудобнее, упираюсь рожком автомата в землю, охватываю цевье. Плечо чувствует приклад, все в порядке.

Поднимаю голову – что там у нас? Откуда стреляют?

Ничего не соображаю, глаза елозят поспешно…

И тут у меня едва затылок не лопается от страха: явственно вижу, что стрельба ведется с чердака дома, находящегося по диагонали, метров за пятьдесят от нас и метров за тридцать от первого «козелка».

Конечно же, я подумал, что стреляют прямо в меня, и ткнулся рожей в землю, блаженно ощутив щекой ее мякоть и сырость. Пролежав несколько секунд, догадываюсь, что нет, стреляли не в меня – палят прямо в «козелок», в котором ехал Язва. С крыши ту машину очень хорошо видно.

Прицеливаюсь. Получается плохо. Даю несколько длинных очередей по дому, по чердаку. Закрываю глаза, пытаюсь унять дикую дрожь в руках, понимаю, что это бесполезно, и снова стреляю.

Кто-то начинает стрелять сзади нас с Санькой. На малую долю секунды я подумал, что – в нас, что – с обеих сторон, что – всё на хер. Так и подумал: «Всё на хер», – и снова голову в землю вжал и укусил ее от страха.

– Наши подошли! – шепчет мне Скворец.

Оборачиваюсь и вижу Куцего, он запрашивает меня по рации, глядя на меня. Вытаскиваю рацию из-под груди.

– Целы?! – кричит Куцый.

– Мы целы! Я и Скворец! Оба! Водитель – не знаю!

Куцый запрашивает Язву:

– Целы?

Язва молчит.

Раздаются один за другим несколько взрывов около дома, из которого палят чичи.

«Пацаны гранаты кидают!» – догадываюсь я.

– Всё нормально, Семеныч! – откликается наконец Язва. – Лежим под забором, как алкаши…

К нам подползает Кеша Фистов, снайпер. Смотрит в прицел на чердак. Я оборачиваюсь на него и вижу его открытый, левый, свободный от прицела глаз, смотрящий куда-то вбок. Кеша косой. Меня очень смешит это зрелище – косой снайпер. Даже сейчас смешит. Стать снайпером ему предложил Язва на общем собрании, еще в Святом Спасе, когда мы выбирали себе медбрата, повара, помощника радиста. Речь зашла и о снайпере, которого в нашем взводе еще не было.

«А пускай Кеша будет снайпером! – задумчиво предложил Язва. – Он даже из-за угла сможет метиться!»

Кеша хоть и не умел целиться из-за угла, но винтовку освоил быстро.

– Ну как, Кеш? – спрашивает подбежавший Семеныч, и одновременно с его вопросом Кеша спускает курок.

– Куда палишь-то? – интересуется Семеныч, привстав на колено, не пригибаясь, и я слышу по его грубому голосу, что он спокоен и не волнуется.

– А в чердак, – отвечает Кеша.

Вместе с Семенычем подбежал Астахов, держит в руках «Муху».

– Дима! – говорит Семеныч Астахову. – Давай. Надо только, чтобы пацаны от дома отползли.

Семеныч вызывает Язву:

– Гриша, давай отходи к нам, мы прикроем!

Мы беспрерывно лупим по чердаку, по дому, по окнам и по соседним домам тоже.

Пацаны с другой стороны дороги стреляют по диагонали, в дом, где засели чичи. Жестко, серьезно бьет ПКМ Андрюхи Коня. Прицельно стреляет улегшийся рядом со мной Женя Кизяков. Я замечаю, что у него совершенно не дрожат руки.

– Пацаны у нас! – передает Шея с той стороны дороги.

– Всё? – спрашивает Семеныч.

– Всё! И Язва со своими, и водюк из второго «козелка» тоже!

– Давай, Дим! – Семеныч пропускает вперед себя Астахова, сам отодвигается вбок, чтобы «трубой» не опалило.

Астахов встает рядом со мной на колено, кладет трубу на плечо, прилаживается.

– Ну-ка уйди, – пинаю я Скворца, лежащего позади Астахова, – а то морда сгорит!

Раздается выстрел, заряд бьет в край чердака, все покрывается дымом.

Когда дым рассеивается, мы видим напрочь снесенный угол чердака, его темное пустое нутро.

– Как ломом по челюсти, – говорит Астахов.

С другой стороны дороги наш гранатометчик бьет во второй дом. Первый раз мимо, куда-то по садам, второй – попадает. Мы лежим еще пару минут в тишине. Никто не стреляет.

– Выдвигаемся к домам! – командует Семеныч.

Бежим вдоль домов двумя группами по разные стороны дороги. Нас прикрывают Андрюха-Конь и еще кто-то, запуская короткие очереди в чердаки.

Перескакиваем через забор, рассыпаемся вокруг дома, встаем у окон.

Стрельба прекращается, и я слышу дыхание стоящих рядом со мной.

Семеныч бьет ногой в дверь и тут же встает справа от косяка, прижавшись спиной к стене. Раздается характерный щелчок, в доме громыхает взрыв. Лопается несколько стекол.

Саня, стоящий возле окна (плечо в стеклянной пудре), вопросительно смотрит на меня.

– Растяжку поставили, а сами через чердак сбежали! – говорю.

Семеныч и еще пара человек вбегают в дом. Я иду четвертым.

Дом однокомнатный, стол, стулья валяются, на полу битая посуда. В правом углу – лестница на чердак. Лаз наверх открыт.

– Посмотри, – кивает мне Семеныч.

Делаю два пружинящих прыжка по лестнице, поднимаюсь нарочито быстро, зная, что, если я остановлюсь, мне станет невыносимо страшно. Выдергиваю чеку, кидаю в лаз, в бок чердака, гранату, эргээнку. Спрыгиваю вниз, инстинктивно дергаюсь от грохота, вижу, как сверху сыплется мусор, будто наверху кто-то подметал пол, а потом резко ссыпал сметенное в лаз.

Снова поднимаюсь по лестнице, высовываю мгновенно покрывшуюся холодным потом голову на чердак, предельно уверенный, что сейчас мне ее отстрелят. Кручу головой – пустота.

Поднимаюсь. Подхожу к проему, развороченному выстрелом Астахова, – здесь было окошко, из которого палили чичи. Вижу, как из дома напротив мне машет Язва. Они тоже влезли наверх.

В противоположной стороне чердака выломано несколько досок.

– Вот здесь он выпрыгнул! – говорит Астахов.

В прогал видны хилые сады, постройки. Дима дает туда длинную очередь.

– Вдогон тебе, блядина!

Пацаны в доме напротив дергаются, Язва приседает. Я машу им рукой – спокойно, мол.

– Дима! Хорош на хрен палить! – орет Семеныч, в лазе чердака появляется его круглая голова. – Пошли!

– А у нас тут мертвяк! – встречает нас Язва во дворе дома напротив.

– Боевик? – спрашивает Астахов.

Гриша ухмыляется, ничего не отвечает.

– Мы его вниз с чердака сбросили, – говорит он Семенычу.

Мы подходим, от вида трупа я невольно дергаюсь.

Чувствую, что мне в глотку провалился хвост тухлой рыбы и мне его необходимо изрыгнуть. Отворачиваюсь и закуриваю.

В глазах стоит дошлое, будто прокопченное тельце со скрюченными пальцами рук, с отсутствующей, вспузырившейся половиной лица, где в красном месиве белеют дробленые кости.

Астахов подходит в упор к трупу, присаживается возле того, что было головой, разглядывает. Я вижу это боковым зрением.

– Дим, ты поройся, может, у него зубы золотые были, – предлагает Астахову Язва, улыбаясь.

– Мужики, это ж пацан! – восклицает Астахов. – Ему лет четырнадцать!

– Все собрались? – оглядывает парней Семеныч. – Шея! Костя! Не расслабляйтесь, выставьте наблюдателей… Ну что, все целы? Никого не задели?

Мы возвращаемся к машинам.

В первом «козелке» с вдрызг разбитой лобовухой сидят два чеченца – те самые, которых мы везли на базу. Оба мертвые. Вся кабина в крови, задние сиденья сплошь залиты.

У второго «козелка» все на том же месте валяется старичок, живот щедро замазан красным; остывает уже.

– Четыре – ноль, – смеется Язва.

– Вот бы так всегда воевать, чтоб чичи сами друг друга расхерачивали! – говорит Астахов.

– Сплюньте! – отвечает им Семеныч.

VI

Чищу автомат, нравится чистить автомат. Нет занятия более умиротворяющего.

Отсоединяю рожок, передергиваю затвор – нет ли патрона в патроннике. Знаю, что нет, но, однажды забыв проверить, можно угробить товарища. В каждой армейской части наверняка хоть раз случалось подобное. «Халатное обращение с оружием» – заключит комиссия по поводу того, что твой однополчанин дембельнулся чуть раньше положенного и уже отбыл в гробу на свою Тамбовщину или Смоленщину с дыркой во лбу.

Любовно раскладываю принадлежности пенала: протирку, ершик, отвертку и выколотку. Что-то есть неизъяснимо нежное в этих словах – уменьшительные суффиксы, видимо, влияют. Вытаскиваю шомпол. Рву ветошь.

Снимаю крышку ствольной коробки, аккуратно кладу на стол. Нажимаю на возвратную пружину, извлекаю ее из пазов. Затворная рама с газовым поршнем расстается с затвором. Следом ложатся на стол газовая трубка и цевье. Скручиваю пламегаситель. Автомат становится гол, легок и беззащитен.