Ольга Таглина - Мария Башкирцева

• Название: Мария Башкирцева
• Автор: Ольга Таглина
• Жанр: Биографии и Мемуары

Известная художница Мария Башкирцева родилась в с. Гавронцы Полтавской губернии в достаточно знатной и богатой семье. Вся ее недолгая жизнь (она умерла от туберкулеза) была буквально окутана семейными тайнами. Даже точную дату рождения Башкирцевой удалось установить лишь в 80-е годы ХХ столетия – раньше считалось, что она родилась на два года позже. Практически постоянно Мария жила во Франции, но при этом много путешествовала по Европе. Всемирную славу Башкирцевой принесли не только картины, представленные сейчас в лучших музеях мира, но и ее «Дневник», который она вела с раннего детства и который свидетельствует о ее незаурядном писательском таланте.

---

У Муси было две гувернантки: русская и француженка. Ее учили французскому языку, игре на рояле, рисованию. Муся часто рисовала, и когда взрослые садились играть в карты, она присаживалась рисовать на зеленом сукне, покрывавшем стол.

Вот как описывает сама Мария Башкирцева свое раннее детство – то, что прошло еще в России: «С тех пор как я сознаю себя – с трехлетнего возраста (меня не отнимали от груди до трех с половиною лет), – все мои мысли и стремления были направлены к какому-то величию. Мои куклы были всегда королями и королевами, все, о чем я сама думала, и все, что говорилось вокруг моей матери, – все это, казалось, имело какое-то отношение к этому величию, которое должно было неизбежно прийти.

В пять лет я одевалась в кружева моей матери, украшала цветами голову и отправлялась танцевать в залу. Я изображала знаменитую танцовщицу Петипа, и весь дом собирался смотреть на меня».

В детстве Муся часто сталкивалась с непростыми отношениями взрослых. Ее русская гувернантка бежала из дома со своим возлюбленным. В дневнике эта история описана так: «Первая (русская гувернантка), о которой я сохранила воспоминание, была некто m-me Мельникова, светская женщина, образованная, романтичная, разъехавшаяся с мужем и сделавшаяся гувернанткой скорее всего по безрассудству, под влиянием чтения бесчисленных романов. Она была другом дома, и с ней обходились, как с равной. Все мужчины за ней ухаживали, и в одно прекрасное утро она бежала после какой-то удивительно романической истории.

У нас в России романтизм в моде. Она могла бы преспокойно проститься и уехать, но славянская натура, приправленная французской цивилизацией и чтением романов, – странная вещь! В качестве несчастной женщины эта дама должна была обожать малютку, порученную ее попечениям; я же – одной своей склонностью к рисовке уже отплачивала ей, в ее глазах, за это обожание… И семья моя, жадная до всяких приключений, вообразила, что ее отъезд должен был пагубно отозваться на моем здоровье: весь этот день на меня смотрели не иначе, как с состраданием, и я даже подозреваю, что бабушка заказала для меня, в качестве больной, особенный суп. Я чувствовала, что действительно бледнею от этого изливавшегося на меня потока чувствительности…»

Первая встреча с любовной романтикой прошла для Муси, в общем-то, спокойно. Что из того, если кто-то один тебя бросил, ведь вокруг еще много людей, которые тебя не просто любят, а обожают!

Маленькая Муся была худенькой и хиленькой, но родные видели в ней существо, которое, несомненно, неизбежно, обязательно должно было сделаться со временем самым прекрасным созданием!

Однажды мама Марии отправилась к гадальщику-еврею, который сказал ей: «У тебя двое детей, сын будет как все люди, но дочь твоя будет звездою…» Эта звездность обязательно должна была состояться! Именно об этом и надо было мечтать – о славе!

«Но если я ничто, если мне суждено быть ничем, почему эти мечты о славе с тех пор, как я сознаю себя? – пишет Башкирцева в своем дневнике за несколько месяцев до смерти. – И что означают эти вдохновенные порывы к великому, к величию, представлявшемуся мне когда-то в форме богатств и титулов? Почему с тех пор, как я способна связать две мысли, с четырех лет, живет во мне эта потребность в чем-то великом, славном… смутном, но огромном?..

Чем я только не перебывала в моем детском воображении!.. Сначала я была танцовщицей – знаменитой танцовщицей Петипа, обожаемой Петербургом. Каждый вечер я надевала открытое платье, убирала цветами голову и с серьезнейшим видом танцевала в зале при стечении всей нашей семьи. Потом я была первой певицей в мире. Я пела, аккомпанируя себе на арфе, и меня уносили с триумфом… не знаю кто и куда. Потом я электризовала массы силой моего слова… Император женился на мне, чтобы удержаться на троне, я жила в непосредственном общении с моим народом, я произносила перед ним речи, разъясняя свою политику, и народ был тронут мною до слез… Словом, во всем – во всех направлениях, во всех чувствах и человеческих удовлетворениях – я искала чего-то неправдоподобно великого…»

Но в обычной жизни, как правило, не встречается это «неправдоподобно великое».

Несмотря на то что родители Марии поженились по любви, их семейная жизнь была не очень счастливой, и через два года после свадьбы они разъехались. Дом Башкирцевых пережил много скандалов, и в конце концов мать Муси переехала в имение деда и запретила мужу видеться с дочерью и сыном. Однажды он выкрал их и увез обратно в Гавронцы. Тесть и теща бросились в погоню и вернули детей.

В 1870 году супруги заключили между собой соглашение: брата Муси оставили с отцом, а Муся в сопровождении матери и ее сестры Надин (которая стала Надин Романовой, выйдя замуж за богатого Фаддея Романова) покинула Россию. С отцом Мария встретилась снова только через десять лет.

В мае 1870 года Башкирцевы приехали в Вену и провели в этом городе около месяца, упиваясь новостями, прекрасными магазинами и театрами. В июне они направились в Баден-Баден, где был самый разгар сезона светской жизни. «В Бадене я впервые познала, что такое свет и манеры, и испытала все муки тщеславия, – признается Мария. – У казино собирались группы детей, державшиеся отдельно. Я тотчас же отличила группу шикарных, и моей единственной мечтой стало – примкнуть к ним. Эти ребятишки, обезьянничавшие со взрослых, обратили на нас внимание, и одна маленькая девочка, по имени Берта, подошла и заговорила со мной. Я пришла в такой восторг, что замолола чепуху, и вся группа подняла меня на смех обиднейшим образом…»

Что происходило с Марией в 1873 году, мы можем узнать по ее дневнику. Позже, в мае 1884 года, Башкирцева напишет в предисловии к нему: «К чему лгать и рисоваться! Да, несомненно, что мое желание, хотя и не надежда, – остаться на земле во что бы то ни стало. Если я не умру молодой, я надеюсь остаться в памяти людей как великая художница, но если я умру молодой, я хотела бы издать свой дневник, который не может не быть интересным.

Во-первых, я очень долго писала, совершенно об этом не думая; а потом – я писала и пишу безусловно искренно именно потому, что надеюсь быть изданной и прочитанной. Если бы эта книга не представляла точной, абсолютной, строгой правды, она не имела бы никакого смысла. И я не только все время говорю то, что думаю, но могу сказать, что никогда, ни на одну минуту не хотела смягчать того, что могло бы выставить меня в смешном или невыгодном свете. Да и, наконец, я для этого слишком высоко ставлю себя. Итак, вы можете быть вполне уверены, благосклонный читатель, что я вся в этих страницах. Быть может, я не представляю достаточного интереса для вас, но не думайте, что это я, думайте, что это просто человек, рассказывающий вам все свои впечатления с самого детства. Это очень интересный человеческий документ. Спросите у Золя, или Гонкура, или Мопассана. Мой дневник начинается с 12 лет, хотя представляет интерес только с 15–16 лет».

Что мы поверяем дневнику в юности, если у нас есть желание это делать? Конечно, свои чувства о любви!

Мария влюбилась, как и полагается в этом возрасте, в человека, которого она лишь несколько раз видела на улице, – в герцога Гамильтона. Он стал ее кумиром. Строки ее дневника твердят, как заклинание: «Господи! Дай мне герцога Г., я буду любить его и сделаю его счастливым, и сама я буду счастлива и буду помогать бедным! Грешно думать, что можно купить милость Бога добрыми делами, но я не знаю, как это выразить.

Я люблю герцога Г. Я не могу сказать ему, что я его люблю, да если бы я и сказала, он не обратил бы никакого внимания. Боже мой, я молю тебя… Когда он был здесь, у меня была цель, чтобы выходить, наряжаться, а теперь!.. Я выходила на террасу в надежде увидеть его издали хоть на одну секунду. Господи, помоги мне в моем горе, я не могу просить большего, услышь же мою молитву. Твоя благость так бесконечна. Твое милосердие так велико. Ты так много сделал для меня!.. Мне тяжело не видеть его на прогулках. Его лицо так выделялось среди вульгарных лиц Ниццы».

Кумир, как и положено кумиру, был прекрасен, благороден и недоступен. Как завоевать его? Конечно, своей красотой, талантом, неповторимостью. «Я создана для триумфов и сильных ощущений, – поэтому лучшее, что я смогу сделать, – это сделаться певицей, – решает Мария. – Если Бог поможет мне сохранить, увеличить и укрепить мой голос, – тогда я могу достигнуть триумфа, которого так жаждет душа моя.

Итак, я могу достигнуть счастья быть знаменитой, известной, обожаемой, и этим путем я могу приобрести того, кого люблю. Такою, какова я теперь, я имею мало надежды на его любовь, он даже не знает о моем существовании. Но когда он увидит меня, окруженную славою!.. Мужчины честолюбивы… И я могу быть принята в свет, потому что я не буду знаменитостью, вышедшей из табачной лавки или грязной улицы. Я благородного происхождения, я не имею необходимости что-нибудь делать, мои средства позволяют мне это, и следовательно мне будет еще легче возвыситься, и я достигну еще большей славы. Тогда жизнь моя будет совершенна. Слава, популярность, известность повсюду – вот мои грезы, мои мечты.