Павел Амнуэль - Монастырь (сборник)

• Название: Монастырь (сборник)
• Автор: Павел Амнуэль
• Жанр: Научная Фантастика

Как устроен мир, и кто мы в этом мире? Сколько жизней проживает человек? Живем мы в единственной Вселенной или в множестве миров?

На эти и многие другие вопросы, связанные с нашим бытием, пытаются ответить персонажи произведений Павла Амнуэля. Аббад в «Монастыре» жертвует любовью и жизнью, чтобы понять себя и мир, созданный его подсознанием. Хьюго («Библиотекарь») получает Книгу, в которой даны ответы на все загадки мироздания, но как прочитать эти таинственные знаки? Герой «Исповеди» проходит тринадцать кругов жизни, пытаясь понять смысл своего существования, а Леонид с Лаймой в «Клонах» спасают не только затерявшийся в космосе звездолет, но и – прежде всего – свою любовь, вспыхнувшую во множестве миров…

Что объединяет эти такие разные повести? Способность персонажей задавать себе самые сложные вопросы и желание ответить, решить, понять. Себя и мир, в котором мы живем.

---

– Продолжай, – сказал Крамус. – Не нужно эмоций. Название не имеет значения.

Аббад думал иначе, но не стал спорить.

– Тали в то время только поступила на курс химии пространств, еще не прошла даже первого посвящения, она…

Слов для описания у Аббада не было. То есть, были, конечно, но он считал их такими банальными…

– В любви нет ничего банального, Аббад. – сказала Асиана. – Точнее, все настолько банально, что никакое слово не может оказаться ненужным, неверным или неточным. Говори.

– Тали была, как птица, пролетевшая над нашими головами, когда мы спускались с холма…

– Птица? – удивился Сатмар. – На Селирене нет птиц, эволюция там подземная…

– Птица, – повторил Аббад. – Нас это тоже удивило. Она была похожа на толстопуза, длинные широкие крылья в два ряда, голова большая на короткой шее, птица была прекрасна, она сделала над нами круг и что-то крикнула… Я даже подумал в тот момент, что это разумное существо, такой же турист, но… эмоции у птицы были инстинктивны, мыслей никаких, подсознательное отсутствовало… Это действительно была птица, неизвестно как оказавшаяся на Селирене – будто специально для нас с Тали. Я воспринял ее полет, как знак, да и могло ли быть иначе? Тали тоже… Только это оказались разные знаки – для нее и для меня.

– А птица… – обеспокоено произнесла Асиана. – В непривычной для нее экологической среде…

– Она сделала над нами круг, крикнула и взмыла ввысь – очень красиво, будто человек, летящий к звездам, крылья сверкнули радужным блеском и…

Аббад замолчал, сдерживая эмоции.

– Птица исчезла так же внезапно, как появилась, – проворчал Крамус, стоявший в проеме окна и освещенный желтоватым сиянием только что взошедшего Гримта. – Обычная склейка. Я знаю эту породу: такие птицы водились много циклов назад на одной из планет в системе Вистера. В нашей ветви вымерли, потому что звезда была нестабильна, очень быстро прошла ядерную стадию эволюции, а дальше понятно…

Дальше, конечно, было понятно – стремительное расширение, планета погружается в горячую звездную атмосферу, все живое, не обладающее разумом и не способное перенести температуру плавления, обращается в протовещество или вовсе переходит в нематериальное состояние – в зависимости от соотношения физических постоянных…

– Птица стала для тебя знаком… – произнесла Асиана и подошла к Аббаду так близко, что он решил, будто она хочет коснуться его кончиками пальцев. Это могло нарушить его планы, прямого прикосновения он не вынес бы, броня, которую он на себя надел, растаяла бы сразу, как цветы паронника в свете красных звезд. Испуг его был быстрым, и так же быстро Аббад с ним справился, уложившись в те микросекунды, которыми отмеряются неконтролируемые и, по большей части, невоспринимаемые эмоции. Если Асиана заметила…

– …И нетрудно понять, каким это был знак, – продолжала Асиана, не заметив, похоже, мгновенного испуга Аббада. Или не обратив внимания. Или не показав, что заметила и оценила. – А Тали? Если склейка стала для тебя знаком любви, то для нее…

Вопрос, к которому Аббад долго готовился. Сначала ему требовались секунды, чтобы дать ответ, не окруженный множеством вопросительных знаков, свидетельствующих о лжи. Наконец он достиг автоматизма, каким владеют звездные путешественники, способные принимать решения в квантовые доли мгновения, когда от решения зависит, попадешь ли ты в атмосферу выбранной планеты или в корону звезды, или даже в ее недра. Неприятных ощущений не оберешься… Аббад стал звездным путешественником – и сумел добиться автоматизма, отвечая самому себе на заданный Асианой вопрос.

– Для Тали это был знак приятного знакомства, – услышал Аббад свой голос даже прежде, чем вопрос отпечатался в сознании. – Это был знак долгой дружбы. Она…

– Ты должен был понять это сразу, верно? – мягко сказала Асиана.

– Да, но…

Аббад позволил себе передышку. Сейчас монахи размышляют над его ответом. Он не сможет больше отвечать, будто конечный автомат, над которым ставят эксперимент по контролю разумности. Он не выдержит, броня уже истончилась настолько, что может прорваться…

Аббад отступил на шаг и закрыл глаза. Он видел теперь инфракрасную картину, потерявшую четкость: Сатмар неподвижно сидел в кресле, предавшись размышлениям, Крамус бродил по комнате, меняя маршрут случайным образом, Асиана по-прежнему стояла перед Аббадом, внимательно его рассматривая, волны ее взгляда ощущались, как теплые потоки.

– Да, но я в тот момент не думал о ее чувствах, – пробормотал Аббад.

И это была правда. Птица исчезла, будто сожженная светом Чианутры, Аббад смотрел на Тали и видел не девушку, но ее духовную суть, ее нематериальное «я», внутренние сплетения смыслов, ее ум… видел все, что хотел видеть, и только то, что хотел. Он был слеп, да. Но разве каждый влюбленный не слепец в своем роде? Чтобы правильно понять человека, нужно быть беспристрастным. Отрешиться от эмоций. Не ощущать – только думать. Неужели Асиана полагает, что в тот момент Аббад мог думать?

Вместо Асианы ответил Крамус, переставший кружить по комнате.

– Я тоже был таким, – сказал монах задумчиво. – Да, представь себе. Резонанс не может не ощущаться на любом уровне – сознательном, подсознательном, духовном, нематериальном… Это как вспышка сверхновой. Это… Это любовь, вот и все. Ты хочешь сказать, что ощутил резонансное состояние, которого не было на самом деле?

– Я принял за резонанс всплеск собственных эмоций, – покаянно произнес Аббад.

Крамус кивнул. Асиана покачала головой. Сатмар сидел неподвижно, скрестив руки на груди и глядя в окно.

– Сколько времени это продолжалось? – мягко спросила Асиана.

– Семь циклов.

– Ну-ну, – пробормотал Сатмар.

– Бедняга, – сказала Асиана.

Крамус бросил на Аббада проницательный взгляд, но рта не раскрыл.

– Когда ты понял, что… – начал Сатмар, и Аббад поторопился с ответом, он боялся, что, промедлив, выдаст себя – психологическая броня стала уже такой тонкой, что единственный рискованный вопрос мог бы…

– Когда настало детское время, – перебил он Сатмара, возможно, слишком невежливо, но монахи должны простить его волнение, – Тали не захотела ребенка. Все стало ясно.

– Все стало ясно, – повторил Сатмар.

Что ему стало ясно? Что? Мгновенный испуг сделал защиту совсем тонкой. Больше Аббад не мог сопротивляться. Открыть себя. Невозможно. Он проиграл. Он…

Нет. Спокойно.

– Все стало ясно, – сказал Аббад. – То есть, стало ясно мне. Тали понимала суть наших отношений с самого начала, это очевидно.

– Семь циклов. Не слишком ли много? Нам не доводилось прежде встречаться с таким взаимным непониманием. Твой случай уникален.

Аббад молчал. Любое сказанное им слово могло сейчас быть истолковано только против него.

– Если знание о природе резонанса сугубо теоретическое, – подал голос Крамус, – то, полагаю, это возможно.

– Теоретическое знание о природе резонанса? – поднял брови Сатмар. – Это оксюморон, друг мой.

– Итак, – произнесла Асиана, чей взгляд был чист, прозрачен и понятен, насколько вообще могут быть понятны мысли монахов, – прожив столько времени с любимой женщиной, ты понял, наконец, что это была не любовь, но всего лишь материальная близость… так?

– Да, – кивнул Аббад.

– Невозможно не понять… – начал было Сатмар, но Асиана прервала его движением руки.

– Сложно, действительно, – сказала она. – Но в нашем сложном мире я встречалась и с более странными случаями. Ты – нет?

– Да, – признал Сатмар. – Ты говоришь о Ститусе Анконском? Нарушение принципа относительности.

– Один из множества, верно? – улыбнулась Асиана.

– Так возникают новые направления в искусстве, – согласился Сатмар, и Аббаду захотелось понять, о чем они говорят. Он интересовался искусством, любил музыку, они с Тали посещали концерты на Бишоре, где музыканты-авангардисты создавали новую музыку, отделяя материальные звуки от нематериальных идей и духовных носителей мелодического начала – получалось очень интересно, звуковые волны, исторгнутые инструментами, начинали жить собственной жизнью, уже по пути к слушателям пытались найти для себя новых нематериальных двойников, и то, что приходилось слышать Аббаду, было порой не просто бессмысленно красиво (он вспомнил «Чайную кантату» Пертолено), но наполнено таким совершенно непредсказуемым смыслом, что закладывало не уши, как это бывало на концертах Аргеллида, нет, закладывало душу, запечатывало ее, заставляло погружаться на дно всех существующих смыслов…

Аббад отогнал воспоминание, услышав Сатмара:

– Иными словами, малая вероятность произошедшего не позволяет сделать вывод о том, что Аббад мог неверно понять послание Тали.

– Как можно понять неверно то, что сцеплено смыслом? – удивился Крамус. – Я впервые встречаюсь с человеком, принявшим сложение ментальных волн за физический резонанс. Дружба и любовь – что может быть более различно в отношениях мужчины и женщины?